КГБ в 1991 году - Сойма Василий

«Поэтому Михаил Сергеевич просил на 21 августа собрать Совет Федерации, — сказал Лукьянов. — В ответ мы получили издевательский ответ Ельцина, что после подписания Союзного договора никаких Советов Федераций и никаких союзных органов не существует».

15 августа

Жижин, Егоров и Грачев вернулись на объект в Московской области. К вечеру проекты первых документов «Обращение к советскому народу» и «Заявление советского руководства» были готовы. Было решено доложить их Горбачеву для реализации.

Крючков и его единомышленники полагали, что Михаил Сергеевич вот-вот прервет отпуск, прилетит в Москву и вернется к рассмотрению Союзного договора. Но тот, по словам Крючкова, стал жаловаться на состояние здоровья, на радикулит, который якобы не позволял ему передвигаться и активно работать, говорил, что интенсивно лечится.

Ну а в тот день он позвонил из Фороса и устроил гневный разнос за публикацию в «Московских новостях» проекта Союза Суверенных Государств. По словам Крючкова, у Горбачева и тех, кто готовил проект, публикация вызвала своего рода шок.

Михаил Сергеевич возмущался утечкой, требовал установить виновников. «Его расчет был на то, — утверждал Крючков, — чтобы подписанием договора 20 августа поставить советских людей перед свершившимся фактом».

Публикацию поместили под заголовком «Мы еще не знаем, что надежда уже есть». В редакционном врезе было сказано, что публикуемый документ хранился в секрете, но поскольку подписание произойдет 20-го, до которого оставалось несколько дней, общественное обсуждение определяющего судьбу миллионов людей документа должно начаться как можно раньше.

Крючков называл «Московские новости» прогорбачевской газетой, во всяком случае не враждебной ему, и причина решимости редакции пойти на публикацию так и осталась для него неясной. Кто-то ведь допустил утечку. Кто? Где могла получить редакция секретный документ?

Крючков нашел там и ссылку на себя. К сфере, относившейся к ведению Союза, было причислено и обеспечение его государственной безопасности. Слово «руководство» было выделено жирным шрифтом и помечено звездочкой, отсылавшей к примечанию. Вот оно: «Предложение т. Крючкова В.А. согласовано с руководством республик».

— Уже после согласования проекта Союзного договора его текст попал ко мне, — вспоминал Крючков. — Я обратил внимание на то, что положение об обеспечении государственной безопасности Союза сформулировано таким образом, что нарушалась сама система, сам механизм безопасности страны со всеми вытекающими отсюда крайне нежелательными последствиями. Роль союзного ведомства по государственной безопасности сводилась лишь к координации деятельности органов безопасности республик.

Речь, по сути, шла о диспетчерских функциях, не обремененных строго определенными правами и обязанностями. Кто хочет, тот координирует, кто не хочет — не координирует.

По словам Крючкова, он собрал коллегию Комитета госбезопасности, на которой обсудили проблему и пришли к заключению, что координации недостаточно, это будет нарушение целостности механизма. Горбачев воспринял это мнение с явным недовольством: мол, союзные республики не согласятся. Их и так приходится уговаривать по каждому пункту.

Крючков проявил настойчивость и заручился согласием Горбачева на проработку этого вопроса с первыми лицами республик. Те были вроде бы не против, но почти все интересовались: а как Ельцин? Крючков дважды вел с ним переговоры, но в итоге убедил. Слово «координация» было заменено другим — «руководство». Но со сноской, что предложение исходит от Крючкова, и что к рассмотрению этой формулировки можно еще раз вернуться.

— Мы впервые узнали о формулировках проекта Союзного договора из «Московских новостей», — рассказывал О.Д. Бакланов. — В Новоогаревском процессе никто из нас не участвовал.

Это было как снег на голову в летний день. Выяснилось, что заключение Кабинета министров по проекту было отрицательное, а мнение Верховного Совета вообще не запрашивалось. А по закону оно должно было быть.

В тот же день еще одно событие: Бюро президиума Центральной Контрольной Комиссии КПСС рекомендовало исключить из партии А.Н. Яковлева. Узнав об этом, он на следующий день сам подал заявление о выходе из КПСС.

16 августа

Опубликованный в «Московских новостях» проект Договора появился в «Правде» и в других центральных газетах. Многие знакомились с ним впервые, и его текст вызывал подозрительное недовольство. Перепечатка произошла в пятницу, перед выходными, когда люди собирались на дачи.

Не у всех хватало терпения пробраться через сложный текст статей, параграфов и пунктов до конца документа, где говорилось, что он вступал в силу с момента подписания и с той же даты считался утратившим силу Договор об образовании Союза ССР 1922 года.

Следовательно, 20 августа, в случае подписания нового Договора представителями пусть даже части союзных республик, стало бы последним денем в жизни СССР. И это при том, что действовала никем не отмененная Конституция СССР, никем не опровергнутые итоги Всенародного референдума 17 марта 1991 года!

Между тем к проработке варианта ввода чрезвычайного положения подключились первый заместитель председателя КГБ В. Грушко и заместитель министра обороны генерал-полковник В. Ачалов.

Как свидетельствовал Язов, о создании ГКЧП тогда и речи не было. Этот вопрос был поднят только вечером 18 августа в кабинете Павлова, когда из Фороса вернулась группа, вылетавшая туда для выяснения позиции Горбачева.

В тот же день Ельцин отбыл в столицу Казахстана Алма-Ату. Как сообщалось в прессе, для заключения соглашения об экономическом сотрудничестве между Россией и Казахстаном. Также предполагался обмен ратификационными грамотами договора, подписанного осенью 1990 года. Возвращение Ельцина из Алма-Аты в Москву намечалось на 18 августа.

Отъезд Ельцина к Назарбаеву встревожил Горбачева. Он сразу же позвонил Болдину и на повышенных тонах, раздраженно стал расспрашивать, что это за совещание такое в Алма-Ате, почему туда зачастили и другие руководители республик?

«Ты понимаешь, как это называется?.. — цитирует Болдин слова Горбачева. — Сепаратно, проигнорировав мнение президента СССР, местечковые лидеры решают государственные вопросы. Это заговор. Так не оставлю дело. Надо немедля принимать меры».

Подозрительность генсека-президента возрастала.

Согласно версии следствия, 17 августа Крючков поставил задачу начальнику одного из управлений КГБ совместно с Минобороны спланировать операцию по задержанию и доставке на объект «Завидово» Ельцина, который должен был вернуться вечером 18-го, если он откажется поддержать меры чрезвычайного характера.

17 августа, суббота.

Звонок Горбачева из Фороса «заговорщикам»

Объект АБЦ в конце Ленинского проспекта. Приехали Павлов, Бакланов, Шенин, Язов, Болдин и Крючков. Во встрече принимали участие также заместители министра обороны СССР В.А. Ачалов и В.И. Варенников, заместитель председателя КГБ В.Ф. Грушко.

Из показаний свидетеля А.Г. Егорова на допросе (Обвинительное заключение по делу ГКЧП, т. 47, л. д. 89–90): «Все приехавшие собрались в отдельно стоящей беседке, где был накрыт стол с легкой закуской, водкой и виски… Крючков высказал предложение следовать к президенту СССР и убедить его временно передать свои полномочия Комитету по чрезвычайному положению, а самому отдохнуть в отпуске. Болдин одобрил это предложение, заявив, что Горбачев находится на пределе моральных и физических сил».

Далее Егоров сказал, что, выйдя из беседки за водкой, он вернулся примерно минут через двадцать, и в это время собравшиеся обсуждали кандидатуры на поездку к Горбачеву в Крым. По ходу разговора он понял, что Шенин и Бакланов уже дали свое согласие.

«Павлов сказал, что лететь надо людям, представляющим реальную власть — армию, КГБ, и предложил войти в состав группы Крючкову или Грушко, на что Крючков возразил, сославшись на необходимость находиться в Москве и контролировать обстановку, а Грушко не был знаком с Горбачевым. Решили послать Плеханова, как начальника Службы охраны и лицо, хорошо знакомое с Горбачевым. Язов также сослался на невозможность его личного участия в вылете и предложил Варенникова, с чем все согласились…