Маникюр для покойника - Дарья Донцова

– Неужели считаешь меня такой дурой? – прошептала Наташа. – Я давно все поняла. Сергей скончался в сентябре, Славик появился на свет на следующий год в августе. Посчитай сама, выходит, ты в ноябре забеременела, через два месяца после кончины супруга.

– Я просто переходила срок, – отбивалась Анна.

– На два месяца? И потом, странно как, вы с Яной и Костей в тот год отправились на дачу в начале мая, ты все говорила, что сердце болит, и даже с работы ушла. Виданное ли дело, директору школы не дождаться окончания учебного года, а в августе ты уже меня к младенцу позвала и забрать предложила. Ты ведь ни декрет не брала, ни отпуск не оформляла, небось сразу подумала мне мальчонку отдать, знала ведь, что я всю жизнь о ребенке мечтала. И молчать ты придумала, а я согласилась. Небось только Яна и знает. Молодец девчонка, не выдала тайны.

Анна Федоровна чувствовала себя на грани обморока. Сестра мужа откинулась на подушку и сказала:

– Знаю, ты коммунистка и ни в бога ни в черта не веришь, но поклянись на моем нательном кресте, что не бросишь ребенка, он оступился, но он твой сын.

Директриса взяла ледяными пальцами теплый кусочек серебра и прошептала:

– Клянусь.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно вздохнула Наталья, – на такую клятву даже ты не наплюешь!

Анна Федоровна просидела в больнице до утра, а Наталья Федоровна словно посчитала свою миссию на земле законченной и скончалась, едва стрелки часов подобрались к семи.

Директриса приехала домой и рассказала сыну правду, но не всю. Домыслы золовки об отце Славы она повторять не стала.

Котик перепугался безумно. Это сейчас близкий родственник, находящийся в не столь отдаленных местах, воспринимается людьми как некий знак отличия. Иметь в анамнезе пару лет отсидки или по крайней мере племянника-братка стало чуть ли не престижным для любого человека, стремящегося сделать карьеру. Но в 1980 году ситуация была полярной. Брат-уголовник! Просто катастрофа!

– Мамуля, – задрожал Костик, – как же так, у меня по всем анкетам проходит лишь Марьяна, а если в КПСС вступать? Не могу же я в партийных документах врать? Ну и учудила ты, раз уж отдала сыночка, так и оформили бы все по-человечески. А то вон сколько новостей, и тетка у меня, оказывается, была, и брат есть! А Яна-то – ни гугу, ай да сестренка!

– Наталья не могла усыновить Славу, – шепнула мать.

– Почему? – удивился Котя.

– Она никогда не была замужем, а одиноким женщинам детей не дают, – пояснила директриса.

– Вот новость так новость, – не успокаивался Котик. – Господи, ну как теперь в КПСС вступать.

Но имевшая в письменном столе красную книжечку с профилем В. И. Ленина мать неожиданно высказала диссидентские настроения:

– Значит, не вступай!

– Да, – заныл Котя, – в институте все говорят, на гастроли за границу только партийных берут. Значит, уголовнику помочь хочешь, а меня, родного сына, побоку.

– Но Слава тоже мой сын, – возразила Анна Федоровна.

– Что-то ты об этом поздно вспомнила, – парировал всегда вежливый Котик.

В первый раз они поругались по-настоящему. Вечером Анна Федоровна нарушила тягостное молчание и сказала сыну:

– Вот что, Котя, не волнуйся. Никто ничего не узнает. Славик не указан и в моих анкетах. Вернется, скажем соседям – двоюродный брат.

– Он что, здесь жить станет, с тобой? – испугался Костя.

– Нет, конечно, – ответила Анна Федоровна, – вернется по месту прописки, в квартиру Натальи.

В 1983 году Слава вышел. Никакой радости встреча братьям не доставила. Так, посидели рядом, дивясь на свое редкое сходство, поболтали. Честно признаться, разговаривать им было особенно не о чем. Котик трещал о новых фильмах Феллини и Антониони, восторгался постановками Юрия Любимова, Славик молча кивал головой, старательно пряча левую руку, где на среднем пальце красовался вытатуированный перстень.

На свободе младший Катуков пробыл недолго. Примерно через полгода вновь загремел в Бутырку, уже за кражу. Теперь с передачами в угрюмый двор на Новослободской улице бегала Анна Федоровна. В декабре, после того как Славика осудили, директриса заболела и попросила:

– Котя, свези вещи с едой на Красную Пресню, в пересыльную тюрьму.

И, видя, как изменилось лицо сына, быстро добавила:

– Мороз, он в летнем, замерзнет.

Костя послушно отволок тюк с ватником, ушанкой и валенками, а также передал мешок с сухарями, чаем, сахаром и неожиданно попал на свидание.

В длинной комнате, разделенной грязным стеклом, множество людей орали в телефоны. Котя тоже взял трубку, глянул перед собой и ахнул. Он словно смотрелся в зеркало, только отражение было коротко стриженным, бледным и одето в жуткую мятую черную куртку.

В Мордовию, куда заслали Славу, Костя не ездил, впрочем, Анна Федоровна тоже, передачи таскала Яна, явно жалевшая мать. Она же оставалась там на короткие, двухчасовые и длительные, суточные свидания.

В 1986 году Славик освободился подчистую и вернулся в Москву. Начинался период дикого разгула демократии, а в лагере Слава свел знакомство с Анзором Калашвили, богатейшим, как их тогда называли, цеховиком. Анзор ухитрился открыть подпольный цех по пошиву домашних костюмов и в мгновение ока сколотил состояние. Слава же, владевший карате, не раз защищал Анзора от урок, желавших опустить смазливого грузина.

Калашвили вышел чуть раньше и встречал Славу на перроне Курского вокзала. Когда Славик выбрался из вагона, в ватнике, черной кепочке и солдатских сапогах, он даже не понял, кто этот роскошно одетый гражданин, кинувшийся к нему с радостным криком. Анзор успел зарегистрировать швейный кооператив и наводнил столицу сотнями блузок, которые неизбалованные москвички хватали, словно горячие пирожки. Стоили изделия в пять раз дешевле турецких, а качество было лучше. Калашвили работал на совесть и никогда не пользовался гнилыми нитками.

В отбывании срока что в СИЗО, что на зоне нет ничего хорошего, но многие из тех, чьи лучшие годы прошли за колючей проволокой, назовут вам все же один весьма положительный момент. Именно в заключении завязываются тесные дружеские связи, более крепкие, чем родственные. Анзор не мог забыть, как Слава защищал его от урок. В мгновение ока Славик стал совладельцем преуспевающего швейного предприятия. Удивительное дело, но бывший хулиган и вор уже через полгода великолепно разбирался в вытачках, проймах и выкройках. Слава перестал вздрагивать при словах «косой крой» и начал употреблять глагол «пришить» в его истинном значении. К тому же у него открылся настоящий талант управленца. Скоро фирма разрослась, арендовала секции в ГУМе и ЦУМе. Бывшие уголовнички обзавелись квартирами, джипами, золотыми цепями и малиновыми пиджаками.

Вот тут-то Котя и начал захаживать к брату в гости. Он, в отличие от Славы, не слишком преуспевал. Особых ролей не было, а до агентства экстремальных услуг парень еще не додумался. Славик оказался родственным и помогал Коте: купил «Жигули», пару раз отправил отдыхать за границу и частенько совал старшенькому в карман доллары. Потом Котя принялся оказывать людям услуги, и его материальное положение слегка выправилось, но до Славика ему все равно было ой как далеко, потому что Анзор эмигрировал во Францию, и друзья принялись в придачу к швейному делу заниматься еще и торговлей секонд-хэндом. Калашвили скупал в крупнейших универмагах «Самаритэн» и «Лафайетт» нераспроданные свитера, юбки, костюмы… Французская сторона отдавала одежду буквально даром. Парижане привередливы и ни за что не станут носить прошлогодние модели, а хранить мертвый груз на складе крайне накладно. В Москве же из тюков извлекались вещи, гладились и уходили на «ура». Слава сообразил привлечь к делу домохозяек и молодых матерей. Женщины за небольшую плату приводили наряды в порядок – отпаривали, пришивали пуговицы… Словом, работа кипела. Единственное, в чем Славику не везло, так это в личной жизни. Времени на поиски жены у него просто не было, поэтому его «дамами сердца» становились проститутки, подобранные на Тверской. Славе даже казалось, что так проще: заплатил деньги – и привет, никаких обязательств. Ухищрения, к которым прибегал Котя, обхаживая баб, только смешили младшего брата. Все эти букеты, конфеты, духи и рестораны…

– У тебя поэтому и денег никогда нет, – укорял младший. – Ну на фига корзины с розами дарить, трех цветочков хватит.

Старший только улыбался:

– Нравится мне быть щедрым.

– Умрешь в нищете, – вздыхал Слава, – ты же ничего не откладываешь, виданное ли дело тратить все на баб.

– Зато мои дамы готовы ради меня в огонь прыгнуть, – парировал Котя.

И это была правда, женщины обожали актера и, даже разойдясь с ним, оставались в дружеских, весьма теплых отношениях…

Миша вздохнул и поглядел на меня:

– Вот такая история. Вы можете проверить ее истинность, загляните на работе в компьютер, небось храните все сведения об освобожденных.