Дикая полынь - Цезарь Солодарь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Играя при них жалкую роль сводника и осведомителя, Ициксон услужливо знакомил их с олим из прибалтийских советских республик. Правда, подобное рвение тогда еще мало отразилось на материальною благополучии пронырливого музыканта. Как выражается мать Дины Бреслав, Ноля всегда производил впечатление "обшарпанного и полинявшего".
Он, собственно, и познакомил Дину с местными сионистскими активистами. А затем смиренно отошел в тень.
И вдруг в один из сентябрьских дней небывало погожей венской осени Ноля Ициксон появился в жалком жилище Бреславов.
То ли гонца специально принарядили для вояжа в Вену, то ли он получил наконец долгожданные тридцать сребреников за ревностное служение сионистским хозяевам, но Бреславы не сразу узнали в приехавшем к ним франте "обшарпанного и полинявшего" Нолю.
— Я специально приехал за Диной, — огорошил он родителей девушки.
— Разве вы ее жених?
Ициксон не счел нужным отвечать на столь банальный вопрос. Он стал пространно доказывать родителям Дины, что она обязана вернуться на "землю предков". И многозначительно намекнул:
— Если даже вам разрешат вернуться в Советский Союз, то Дину там ждут особенные неприятности.
Этот провокационный довод не подействовал, однако, на Бреславов. И тогда Ицнксон стал разглагольствовать о своей страстной любви к Дине.
— Но в Израиле вы в последние дни даже не стремились увидеть ее.
— Я проверял свое чувство, — с дешевой патетикой ответил сионистский курьер.
Мать спросила Дину:
— Ты его любишь?
Дочь, уйдя от прямого ответа и опустив глаза, грустно твердила одно:
— Он прав, я вынуждена вернуться в Израиль. Вынуждена! Я не могу вернуться в Латвию.
И зарыдала.
Через полтора часа после того, как Ициксон с улыбкой победителя увез Дину в аэропорт, ее отец сказал мне:
— Мы с женой по собственной вине потеряли Родину. Но у нас есть надежда вновь увидеть ее. Только что мы потеряли дочь. Как, по-вашему, есть у нас надежда когда-нибудь увидеть ее?
Что мог ответить я отцу, чью дочь уволок сионистский агент, вторично увез в стан фанатиков и злобных врагов той земли, где она появилась на свет и впервые увидела мирное небо над своей головой.
"ТЫ ОБЯЗАН НЕНАВИДЕТЬ АРАБОВ!"
— Многое, очень многое не могут простить проживавшим ранее в СССР евреям сионисты да и вообще израильские старожилы — ватики и сабры.
Так сказал мне известный австрийский публицист Ганс Волькер, о беседах с которым я уже упоминал.
— Старожилы, скажем, откровенно возмущены налоговыми льготами, которые израильская администрация первое время предоставляет новоприбывшим, — продолжал Ганс Волькер. — Эти льготы весьма мизерны, но нельзя забывать, что по высокому размеру налогов Израиль прочно удерживает первое место в мире. Поэтому жители дорожат самыми крохотными льготами. Раздражает коренных израильтян и то, что бывшие советские граждане никак не могут привыкнуть к платной медицинской помощи. Ну и, естественно, не могут привыкнуть к тому, что надо платить врачу из собственного кармана.
Или вот такая еще, чрезвычайно характерная особенность. Бывшим гражданам Советского Союза в диковинку, что работу им предоставляет не государство, а частные предприниматели, что частника приходится покорно просить, а иногда даже унижаться перед ним. Новоприбывшие всем своим существом протестуют против таких порядков, кажущихся им просто дикими. А старожилов возмущают такие, как им кажется, причудливые капризы людей, привыкших к советскому образу жизни.
Крайне злит ватиков и сабров, — рассказал далее Волькер, — и чрезмерная, на их взгляд, "культурная жажда" приезжих из Советского Союза. Насмешливо выслушивая сетования на то, что мало библиотек, что билет в кинотеатр стоит неслыханно дорого, что негде послушать интересную лекцию, старожилы говорят об олим: они с жиру бесятся, эти избалованные Советской властью "аристократы"!
Но знаете, что больше всего и прежде всего не могут простить бывшим советским гражданам сионисты? Попытаюсь сформулировать это кратко и точно, — говорит австрийский публицист. — Отсутствие у олим из Советского Союза ненависти к арабам. Поверьте, я пришел к этому выводу после долгих и внимательных наблюдений. Сионисты внушают новоприбывшему: "Ты обязан ненавидеть арабов!" А он искренно удивлен: "За что? Почему?.."
"За что? Почему? Мне не за что их ненавидеть. И не мог я внушать такой ненависти и своим детям. Не мог!"
Не раз довелось и мне слышать это от многих беженцев. И горе тем, кто в Израиле не сумел скрыть подобные настроения от сионистов.
В переполненный автобус вошли несколько арабов. И двадцативосьмилетний Абрам Питилашвили поспешил уступить место сгорбленной, с трудом передвигавшейся "иноверке".
Тут же на него накинулась группа молодых людей.
— Вы недостойны называться израильтянином! — запальчиво крикнула ему девушка с портфелем, судя по всему, студентка. — Эти скоты нагло пользуются тем, что мы пока не всегда еще в состоянии перевозить их в отдельных автобусах!
— Представляю, как вы воспитываете своих детей, — язвительно сказал Абраму Питилашвили спутник студентки.
Такие же нападки и тоже в автобусе обрушились на бывшего одессита Семена Хуновича Полонского. В чем же выразилась его вина перед израильским обществом? Он велел своему десятилетнему сынишке уступить место беременной арабской женщине.
Больше всего поразила Полонского злоба, прозвучавшая в замечании пожилого израильтянина:
— Чтоб эту ведьму задавил автобус прежде, чем она успеет родить еще одного разбойника!
"Ведьма", впрочем, не решилась сесть на предложенное ей место. И неудивительно: израильтяне приучили арабов видеть в неожиданных проявлениях вежливости только подвох, насмешку, издевательство.
Всех новоприбывших в Израиле буквально с первых же часов убеждали (а по выражению Иды Левит, "инструктировали"): каждому встречному арабу надо показать свое презрение.
Бывший артист Мособлконцерта Леонид Толчинский, устроившийся на временную работу в дешевом ночном кабаре, позволил себе в какой-то репризе сказать "евреи и арабы". Крамольника немедленно вышвырнули из кабаре.
Даже семидесятилетний Арон Абрамович Куролапник был нещадно обруган владельцем бензоколонки за симпатии к арабам. А "симпатии" бывшего киевлянина выразились вот в чем: очищая от грязи заправлявшуюся горючим машину, он чересчур вежливо, как счел хозяин, объяснил проходившему мимо арабскому юноше, как выйти на шоссейную дорогу.
Для воспитания ненависти к арабам используются и ульпаны. Как? Ведь там изучают только иврит. Но…
— Учебные тексты так ловко подобраны, — поясняет инженер Злоцкий, — что, по существу, обучающиеся проходят в ульпане еще один предмет — антиарабизм. Даже самые малоуспевающие учащиеся выходят из ульпана с обширным запасом и безукоризненным произношением антиарабских ругательств на безукоризненном иврите.
С особенным размахом ненависть к арабам прививают школьникам.
Приведу только два коротких, но весьма красноречивых отрывка из учебника для старшеклассников, точнее, из главы, где дается исторический обзор израильско-арабских войн:
"Народ Израиля — избранный среди народов по расе, воспитанию и климату, в котором он развивается".
"Раса народа Израиля — самая чистая из рас, ибо создана путем отбора всего лучшего во всех поколениях".
И затем следует вывод: арабов надо уничтожать!
А в детских садах ребятишки под руководством воспитательниц хором поют такую песенку-считалочку:
А ту-ту, ту-ту, ту-ту,
Хааравим ямуту!
Вот точный перевод второй строчки: "Пусть арабы умрут!"
Согласитесь, читатель, не так уж сильно отличается эта песенка от тех, какие при нацистском режиме заставляли распевать германских школьников про евреев.
Таня, дочка Клары Розенталь, как-то, возвратясь из школы, тут же начала зубрить стихотворение. Мать удивилась. К тому времени она уже знала, что израильские педагоги не очень-то жалуют поэзию. Какое же стихотворение учительница приказала Тане выучить назубок к следующему дню? Заглянув в учебник, мать ужаснулась:
— Это был набор зарифмованных лозунгов, призывавших истреблять арабов. А вывод категорический и ясный: пока рядом с тобой живут арабы, ты не будешь знать спокойной жизни.
В письмах из Израиля родным, живущим в Советском Союзе и других социалистических странах, самая запретная тема — это здешняя ненависть к арабам. Александру Шапошнику, ранее работавшему в Одессе рубщиком мяса, сохнутовец пригрозил:
— Я знаю, ты много себе позволяешь в письмах. Запомни и скажи другим: за одну строчку о притеснениях арабов вы тут же узнаете, какая это прелесть — наручники! Будет лучше, если ты напишешь, как спокойно живется у нас арабам.