Воровская правда - Евгений Сухов

— Будь смотрящим, Мулла! Ты достойный вор! — поддержали Заки Зайдуллу воры.

— Мулла правильный бродяга!

— Пусть Мулла будет!

Вечером того дня, когда Муллу избрали смотрящим лагеря, Беспалый опять велел привести к нему Заки Зайдуллу. Лагерный «телеграф» сработал мгновенно, весть о новом смотрящем достигла ушей кума. Молоденький лейтенант, сопровождаемый четырьмя автоматчиками, ткнул в новоиспеченного смотрящего пальцем и распорядился:

— Эй ты, узкоглазый, быстро к полковнику!

Его раздражала медлительность, с которой Мулла приподнялся с нар. Было видно, что уголовник делает одолжение, и если бы не безделье и скука в бараке, то он мог бы и вовсе не сдвинуться с места. Лейтенант хотел было ткнуть Зайдуллу «стволом» в бок, чтобы тот поторапливался, но, вспомнив приказ полковника Беспалого быть со смотрящим посдержаннее, решил воздержаться. Хрен поймешь этого полковника, к чему такие китайские церемонии?

На этот раз лейтенант привел Муллу в комнату отдыха всевластного хозяина зоны.

Полковник Беспалый встретил Муллу, как и в их первую встречу, ласково:

— Если бы ты знал, Заки, как я тебе рад!

Его слова звучали по-настоящему искренне, и Зайдулла на миг усомнился, а тот ли это человек, с которым он расстался не далее как вчерашним вечером? Казалось, будто они не виделись несколько десятилетий и Тимофей обращался не к своему «подопечному», а к другу-подельнику.

Поборов сомнения, Мулла лишь только усмехнулся на чудачества Беспалого.

— Садись вот на этот стул. Здесь у меня поприличнее, чем у вас в бараке. Знаешь, я тут пробыл в бараке всего лишь несколько минут, но дощатые нары навели на меня такую тоску, что хоть волком вой. Поэтому я уже давно предпочитаю металлические кровати. Потрогай, — махнул рукой полковник в угол, где стояла металлическая кровать с высоким изголовьем. — Ты даже представить себе не можешь, какая она мягкая!

Заки, усмехнувшись, подумал, что так же искренне восторгается пятилетний малыш, когда получает новую игрушку.

— Знаешь, — продолжал Беспалый, — я тебе сочувствую. Ведь было время, когда и я мучился на дощатых нарах! Признаюсь, Мулла, я ведь и сам не сразу привык к такой роскоши, поначалу-то на свою кровать я все доски стелил. Вот что значит сила привычки! А потом ничего, понял, что на перине не хуже будет. Да ты садись, что-то ты совсем оробел! Я тебя не помню таким стеснительным.

Мулла сел на стул, по-хозяйски закинул ногу на ногу.

— Зачем звал, Тимоха? Или, может быть, по прошлому затосковал?

— Это ты в точку, Мулла! Затосковал! Эх, вернуть бы наши беззаботные денечки, когда мы с тобой беспризорничали на Москве-матушке! Да, было время… Знаешь, Заки, я ведь немного романтик, может быть, поэтому я разыскал на Колыме и Шельму. Думал, посидим вместе, повспоминаем былое, а ты вот на меня дуешься почему-то. Да и Шельма, видно, зло на меня за что-то держит, а ведь я никого не предавал. Что же ты молчишь, Заки?

С Тимохой всегда было трудно разговаривать, даже самый серьезный разговор он сдабривал едкой иронией. Сейчас же вообще получалось некое крутое варево, состоящее из едкой шутки и яростной злобы.

— А чего ты от меня ожидаешь, Тимоха? По-твоему, я должен похвалить тебя за твои воспоминания? Ты бы уж лучше свой треп для баб поберег.

— Несговорчивый ты, Мулла, а жаль, я ведь с тобой по душам хотел потолковать, как бывало раньше. Ведь ты, кажется, сейчас сделался новым смотрящим? — жестко спросил Беспалый.

Заки окончательно убедился, что лагерный «телеграф» работает исправно. Беспалый хотел показать ему свое могущество, доказать, что даже в среде паханов для него не существует тайн. Но он не застал Муллу врасплох.

Мулла впервые улыбнулся. Похоже, он недооценивал полковника Беспалого, а может быть, никогда по-настоящему и не знал Тимоху.

— Надеюсь, ты не станешь убеждать меня, что для этого я должен был попросить твоего разрешения?

— Я вижу, Мулла, ты не разучился кусаться. Впрочем, без этого ты не стал бы тем, кто ты есть сейчас. Очень жаль, что паханом стал именно ты. Но, видно, так распорядилась судьба, а если так вышло, то, значит, ты стал частью моей игры. Сам знаешь, по нашим воровским понятиям если карты разложены, то партия всегда доигрывается до конца. Если помнишь, я всегда был очень азартен в игре и не любил проигрывать. И, конечно же, я не захочу проиграть и в этот раз, тем более что имею на руках все козыри. Я придумал эту партию и хочу, чтобы она продолжалась по правилам, которые диктую я.

— Что же ты намерен делать, Тимоха? Уж не решил ли ты поставить всех нас к стенке?

— Мулла, я могу сделать все! — веско заявил Беспалый. — Если завтра зона сгорит синим пламенем, то мне никто за это даже выговора не даст.

— Тимоха, да есть ли у тебя бог? — сухо поинтересовался Мулла.

— Разумеется, Заки, мы теперь с тобой не те маленькие безбожники, какими были в дни нашей юности. А этот иконостас тебе ни о чем не говорит? — Беспалый взглядом показал на стену, с которой на них смотрела Богородица с сыном на руках. — Как видишь, я не забываю наших христианских традиций. Ты совершаешь свой намаз, но и я молюсь, когда грешу. А теперь иди, а то я очень не люблю, когда мне сбивают масть!

Через два часа взвод автоматчиков оцепил барак, в котором находился со своей кодлой Мулла. Капитан Морозов по прозвищу Пингвин в сопровождении трех солдат перешагнул порог. Несмотря на молодость, он уже успел послужить на зонах Заполярья и повидал немало. Капитан прекрасно знал, с кем он имеет дело, а потому не сомневался, что может получить удар заточкой не только в грудь, но и в спину. Беспалый разрешил ему при первой же угрозе проучить строптивцев горячим свинцом, и капитан Морозов готов был в любую минуту воспользоваться этим своим правом.

— Мулла! — строго окликнул капитан. — На выход! Вместе со своей кодлой! И поторопись, если не хочешь, чтобы мои ребята вытолкали тебя из норы прикладами.

— Я не боюсь тебя, Тимоха, — прошептал Мулла, поднимаясь с нар. — Мне очень интересно посмотреть, какой ад для меня ты приготовил на этот раз.

Заки Зайдулла остановился прямо напротив капитана Морозова. Пингвин демонстративно не носил оружия, но рядом с ним стояли насторожившиеся автоматчики, которые ловили каждое движение офицера.

— Руки за голову и к выходу! — строго скомандовал Морозов. — Одно неверное движение, и мы будем стрелять.

— Мулла, что нам делать? — спросил молоденький вор по кличке Сарай.

Теперь Мулла был законно избранным смотрящим, и если бы он велел умереть, то воры без раздумий исполнили бы его волю.

— Мы еще поживем. А для начала выполним то, чего они от нас хотят, — спокойно ответил Заки. — К тому же надо посмотреть, какой такой сюрприз приготовил для меня мой бывший кореш.

— Выходить по одному! — распорядился Пингвин. — Руки на затылок! Предупреждаю: если заподозрю неладное, будем стрелять!

Зайдулла вышел первым, следом за ним, один за другим, последовала вся кодла.

— Мулла, куда нас ведут? — поинтересовался все тот же молоденький вор.

Мулла подумал, что парню отчаянно не хочется умирать. Наверняка на какой-нибудь развеселой малине он оставил красивую воровку, которая истосковалась без молодого дружка. Да и сам Зайдулла, по правде говоря, еще не успел налюбиться вволю, чтобы так запросто умереть среди ржавых болот в гиблой, проклятой богом заполярной сторонушке.

— Стоять! — жестко приказал Пингвин. — Полковник Беспалый сказал, что Хрыч немножко заскучал в своем бараке. Так вот, вы составите ему компанию. А теперь вперед к тому бараку.

— Да, выходит, и вправду еще поживем, — мрачно заметил Мулла, мгновенно вспомнив об осколке опасной бритвы, спрятанном у него в правом рукаве. — К Хрычу ведут… На свидание! Тишка нас стравить хочет. Не устраивает его мир в лагере… Ладно, есть у меня чем побрить Хрыча. Хорош сюрприз, ничего не скажешь. В духе Тимохи!.. Пусть все готовятся к крепкой драке, — шепнул Мулла стоявшему рядом Сараю. — Чутье мне подсказывает, что Хрыч встретит нас не пирогами.

Беда заключалась в том, что Мулла по-прежнему, несмотря ни на что, был верен Беспалому, по-своему любил его, хотя не признался бы в этом даже самому себе. Мулла для Тимохи всегда был чем-то вроде ангела-хранителя, спасавшего его в самых безнадежных ситуациях. В последний раз это произошло незадолго до того, как судьба навсегда развела их по разные стороны забора из колючей проволоки.

Дело было в конце тридцатых годов. Тимоха тогда пришел на хазу к Мулле поздно вечером, молча достал из кармана бутылку водки, шматок щедро посоленного сала и стал нарезать его на аккуратные ломтики. Заки молча наблюдал за тем, как отточенное лезвие легко врезается в плотную жирную массу. То, что ему, татарину, придется есть свинину, его не смущало — он верил в Аллаха, но не верил в то, что Аллах мелочно интересуется рационом вора Заки Зайдуллы. Мулла с усмешкой взглянул на гостя: Тимоха был пижон и любил пофрантить, глядя на его наряд, нельзя было не признать в нем законного урку. Он всегда носил кепку, надвинув ее на самый лоб, куртка у него была кожаная, лоскутная, а штиблеты блестели так, что в них отражалась улица.