Жить и сгореть в Калифорнии - Дон Уинслоу

Все компоненты, входящие в состав той или иной химической смеси, образуют неповторимую и предсказуемую газовую хроматограмму этой смеси, ее характерный автограф.

Динеш следит, как на мониторе возникают автографы образцов.

Минут через пять возникает как бы рябь на гладкой поверхности, через десять минут — средних размеров вздутие. Пик линии падает вниз, а через двенадцать минут образует холмик. Проходит пятнадцать минут — и это уже горный пик наподобие гималайских. Устремляется вверх как ракета, а еще через десять секунд падает вниз. Семнадцать минут — вверх, восемнадцать — вершина горы, затем снижение, в двадцать минут — умеренные вздутия и снижения. Примерно в двадцать восемь минут все успокаивается — ровно.

Динеш разглядывает график.

Образец расписался.

Подпись — керосин.

Следующим фокусом будет анализ исследуемого образца на газовом хроматографе, снабженном специальным приспособлением — масспектрометром, который крепится к задней стенке хроматографа.

Газы, вылетающие из колонки хроматографа, попадают в вакуумное пространство и всасываются спектрометром. Последний представляет собой стальной цилиндр четырех дюймов в диаметре и в два фута длиной. Он имеет стеклянное оконце, через которое можно разглядеть внутренность цилиндра, состоящую из вакуумных устройств, стальных пластин, цилиндриков поменьше, проволочек, керамических трубочек и турбонасосов, делающих около ста тысяч оборотов в минуту.

В центре всего этого сооружения находится раскаленная нить, бомбардирующая газы потоком электронов и расщепляющая их на заряженные электричеством ионы. В мельчайшие доли секунды эти ионы взвешиваются и считаются. Размер и число ионов определяют характерный структурный автограф вещества.

Динеш так объясняет это присяжным: «Предположим, вы роняете на тротуар цветочные горшки. Каждый горшок разобьется на куски, число и размер которых будут произвольными. Но молекулы в этом смысле — совсем иная разновидность горшков или, если угодно, это горшки с уже заранее намеченными трещинками. Когда и как вы бы ни разбили такой горшок, он разобьется на определенное число кусков определенной формы. Каждая химическая субстанция имеет индивидуальный и предсказуемый структурный автограф».

Компьютер сравнивает полученные данные с данными, что значатся в базах спектральной библиотеки НИСТ (Национальный институт стандартов) и определяет соответствие.

Керосин.

Почти каждый ученый-экспериментатор США признал бы такое соответствие исчерпывающим доказательством и тем завершил бы эксперимент.

Только не Динеш. Помнящий об обилии пластиковых материалов, путающих картину.

Поэтому он берет исследуемые образцы и прогоняет их еще через «ГХ в квадрате». Полная двухмерная газовая хроматография — таково точное техническое наименование этого процесса. Для Динеша это как разглядывать соединения через космический телескоп Хаббла.

Поначалу все просто. Динеш прогоняет образец сквозь газовый хроматограф. Все как описано выше: жидкость, испаряясь, переходит в газообразное состояние, а затем, соединяясь в капиллярной трубке с метиловым силиконом, распадается примерно на две сотни химических компонентов.

Но вместо того чтобы на этом закончить анализ или же подкрепить его анализом на масспектрометре, Динеш через контактное устройство шлет химические компоненты во вторую колонку хроматографа.

Выбросы сигнала следуют друг за другом примерно через каждые десять секунд. Каждые три секунды автоматически поворачивается нагревательный элемент внутри устройства, вращающегося вокруг колонки вместе с оконцем, из которого вылетают химические компоненты, попеременно попадающие то в «зону нагрева», то в «зону холода», чтобы вновь всосаться метиловым силиконом. Что формирует отчетливую химическую пульсацию. Пульсация передается короткой — около пятидесяти миллиметров — трубке, по которой нагретые частицы вещества устремляются во вторую колонку ГХ.

То есть все компоненты в конце концов оказываются разделенными: в трубке и во второй колонке.

Весь фокус — в метиловом силиконе второй колонки.

Он допирован.

Насыщен реактивами, приводящими в действие совершенно иной механизм распада, чем тот, который включался метиловым силиконом в первой колонке.

(«Существуют три механизма химического распада, — объясняет Динеш вконец ошалевшим присяжным, — опирающиеся на три присущие веществу характеристики: летучесть, полярность и структурную определенность. Летучесть — это испаряемость вещества при той или иной температуре, говоря проще — его точка кипения. Полярность соотносится с электрическим зарядом его молекул. Структурная же определенность — это просто форма молекул, представляет ли молекула из себя, скажем, цепочку или замкнутую петлю».

В первой колонке вещество распадается на компоненты исключительно благодаря и по принципу летучести. Потому две молекулы, обладающие равной летучестью, покинут первую колонку одновременно и нераздельно, хотя и имеют разную полярность и/или различную форму. Но, попав в слой допированного метилового силикона второй колонки, они приходят в соприкосновение с химическим механизмом совершенно нового для них рода и разъединяются.

Действие одного ГХ умножает действие другого. Не дополняет, а именно умножает. Таким образом, если первый прибор способен расщепить вещество в сотне пиков-выбросов, а второй — в тридцати, значит, вместе они способны расщепить вещество не в ста тридцати выбросах, а в трех тысячах).

Конечный результат — это хроматограммы, похожие скорее на выросшие на дне пещеры сталагмиты, чем на острые акульи плавники, производимые первым прибором.

Разница примерно та же, что у схемы и калейдоскопа, книжек-раскрасок и картины Матисса. То же самое, как сравнивать польку, исполняемую на пивной бочке, и соло Чарли Паркера.

«ГХ в квадрате» выдает прекрасный многоцветный узор-изображение, всегда в точности повторяющийся для данной смеси.

Настраивая калейдоскоп на отметку «керосин», вы получаете все тот же прекрасный сложный узор.

Как увеличенный автограф.

Как цветной отпечаток пальца.

Даже четче.

И именно это видит Динеш, прогнав первый из образцов через прибор «ГХ в квадрате». Пазл-головоломка, составленный из двух тысяч кусочков, складывается в единую картину, изображающую одно и только одно.

Керосин.

Шесть часов спустя он и его команда заканчивают работу, прогнав через прибор все образчики.

Узор на калейдоскопе остается неизменным.

Керосин.

И он звонит Джеку, сообщая результат.

50

Наверно, самый живописный вид Южного побережья — это если смотреть с открытой веранды бара «Лас Бризас» на лагуну и городок Лагуна, раскинувшийся внизу — такой старозаветно-средиземноморский, с белыми домиками под терракотовой черепицей крыш. Особенно хорош этот вид на закате, когда небо из голубого становится лавандово-лиловым, а алое летнее солнце начинает клониться вниз, к горизонту, чтобы поцеловать гладь океана.

— Спасибо, что пришли, — говорит Ники и слегка наклоняет свою водочную стопку в обращенном к Джеку приветственном жесте.

— Спасибо за угощение, — говорит Джек, приподнимая свою бутылочку пива.

— Я просто хотел поблагодарить вас за то, что помогли разрядить ситуацию во время той недавней безобразной сцены в церкви, — говорит Ники.

— Нет, — говорит Джек. — Вам просто хотелось узнать, что рассказала мне Летиция дель Рио.

Ники улыбается:

— Ну, и это тоже.

— Она рассказала мне нехорошие вещи.

— Не сомневаюсь, — говорит Ники. — Уверен, что она наговорила вам бог знает что, состряпала компот из невесть каких бредней. Я даже думаю, что иногда она и сама верит в свои измышления. Летти — больная женщина.

— Да?

— Ну ведь обе они из одной и той же неблагополучной семьи, не правда ли?

— Летти говорит, что Пам лечилась.

— Да, — смеется Ники. — Видели бы вы эти счета!

— А результат?

— Не пила после этого, по-моему, недели две. Игра не стоила свеч.

Они сидят за столиком, пьют и наблюдают, как разгорается закат, как этот прекрасный южнокалифорнийский фейерверк меняет цвет с лавандового на фиолетовый с багрово-красным оттенком.

— Райский вид, — вздыхает Ники. Потом говорит: — Подумайте сами, Джек. Ведь после меня преимущество в получении денег по страховке за жизнь — у Летти. И опекунство над детьми, конечно. Так разве не в ее интересах придумывать про меня всякие страшилки?

Джек глядит, как красное солнце плавится в океане.

— Знаете, что я думаю? — спрашивает Джек. И делает большой глоток пива.

— Не берусь даже гадать, Джек.

— А думаю я, — говорит Джек, — что вы убили жену, а затем подожгли дом. Вот так.