С петлей на шее - Ник Трой

Мама дорогая! Гранатомет!!!

— Берегись! Гранаты! — завопил я.

Наушники приглушили невнятные проклятия Дэйсона, но Ми-24 резко пошел вверх, выгребая из жерла ангара. Пули с бешеной частотой забили в брюхо, пытаясь разорвать сталь. Рядом с иллюминаторами вдруг вспыхнуло, по обшивке заколотили осколки бетона. Вертолет резко бросило в бок, и нас с Джексоном швырнуло на пол. Но пламя мгновенно сменилось белесой пеленой «метели», и спустя пару секунд вертушка выровнялась. Надрывный гул двигателя, работающего в форсажном режиме, быстро приходил в норму.

Джексон победно заулюлюкал, еще не веря в то, что наша затея удалась. Заорал поздравления, захлопал в ладоши. Я тяжело поднялся с пола, с облегчением откинулся на спинку лавки. И все-таки мы ушли! Удалось, просто невероятно! Угнать вертолет из-под носа Хранителей и тварей! Теперь с уверенностью можно утверждать, что удача на нашей стороне. Будем только надеяться, что удача там же, где и правда…

Винты Ми-24 мерно рубили воздух, вертушку встряхивало бурей, но мы летели. Правда, летели не совсем подходящее слово. Скорее — плыли в океане снега, что бесконечным водопадом сыпался с неба. Различить в иллюминаторах ничего не возможно, нельзя даже рассмотреть недалекую землю. Остается только надеяться, что Джеймс сможет разобраться в этой кутерьме и правильно рассчитать путь. А там… Нас ждет новый Гарнизон! Со всеми его возможностями и благами! Душа, несмотря на усталость, наполнилась оптимизмом, вера в свою правоту вернула силы.

Но самое главное даже не это! Среди пытавшихся задержать нас Хранительниц была Вичка. С ней ничего не случилось во время нападения тварей, она невредима! Пусть она и стреляла в нас, наравне с амазонками. Пусть пыталась меня убить. Самое главное, что Вичка жива! И одно это уже оправдывает наш побег. Дарит надежду на то, что удастся ее исцелить!

Новая мысль пришла неожиданно и немного подпортила победное настроение.

А ведь Борзов, вот тварь, о гранатах-то молчал! Ребят подставлял, прятал все. А Хранительницам и отдал, сволочь!

Плавный, уже почти спокойный ток мыслей перебил взволнованный голос Дэйсона:

— Господа, у меня есть новость…

— Стюардесса разносит напитки? — с надеждой спросил Скэндел.

Секунду Джеймс обдумывал вопрос, потом заорал:

— Держитесь! Мы падаем!!

12

Собрание в офицерской комнате было как никогда многочисленным. Раненые получали медицинскую помощь тут же. Замотанная медсестра обслуживала пациентов с расторопностью и непринужденностью автомата. Ей помогали добровольцы и супруги раненых, даже Хранительницы в кожаных костюмах носились с бинтами и склянками. Но рук все равно не хватало. Жалобные стоны раздавались со всех сторон, слышалась тихая ругань, когда приходилось на живую вскрывать раны, оперировать.

Столы очищены от карт и бумаг, на них лежат замотанные в бинты люди. К табачному дыму и аромату кофе примешиваются едкие запахи лекарств. Но нести людей в медблок нельзя. Последняя схватка с «обезьянами» состоялась именно там. Да такая, что стерильное помещение оказалось почти полностью разгромлено. Счастье еще, что склянки с препаратами не все расколотили…

Свободных стульев нет. На всех сидят раненые. Хантерам и Хранительницам пришлось сбиться в плотную кучу, чтобы не мешать выполнять свои обязанности медработникам. Впрочем, разговор шел так, чтобы каждый из присутствующих в офицерской мог высказать свое мнение. Чего и добивался генерал Борзов. Тема поднята нешуточная.

Осунувшийся за прошедшие сутки, с тяжелыми мешками под глазами, Борзов заговорил. Слова генерала падали тяжело, будто снаряды гаубицы:

— Мы все шокированы поступком хантера Керенского и американских коммандос. Шокированы их вероломным предательством. Это удар для всего Гарнизона. Похищено ценнейшее оборудование! Оружие! Запасы продовольствия и последний вертолет! Мы все подвержены опасности, когда на счету каждый человек, каждый патрон! Само наше выживание поставлено под вопрос… Что скажет Старшая Хранительница? Ведь это ее люди охраняли опасного преступника! И дали ему уйти! Объясните нам происшедшее!

Веселкова сжала зубы, генерал вдруг с дрожью услышал их злобный скрежет. Но Хранительница не взорвалась в ответ на столь плохо закамуфлированное обвинение. Вышла вперед, обвела собравшихся тяжелым взглядом и твердо сказала:

— Я понимаю, что это слабая отговорка. Но тем не менее, чтобы оправдать людей, которые до конца исполняли свой гражданский долг, я вынуждена сказать — не наша вина в побеге преступника! Охрана карцера, как и было оговорено с военным правлением Гарнизона, то есть с генералом Борзовым, осуществляли только две девушки. Они были вооружены станнерами, парализаторами. Что Хранительницы могли противопоставить двум хорошо обученным убийцам в умной броне и с боевым оружием? Мне горько об этом говорить, но они ничего не могли сделать. Счастье еще, что американцы и Керенский оставили девушек в живых! Это непременно им зачтется на суде, когда они будут пойманы и…

— О чем вы, Хранительница? — повысил голос генерал, чувствуя, что Веселкова из «полностью неправой» стороны медленно, но верно перемещается в «мученическую». А этого допустить нельзя!

Арина Веселкова приподняла тонкую бровь, с легким оттенком непонимания и горечи спросила:

— Как о чем, генерал? Неужели вы хотите сказать, что позволите преступникам безнаказанно уйти?! Разве не справедливого наказания они заслуживают? Разве не этого достойны все жители Гарнизона?.. Вы меня удивляете своим безразличием! Наши люди, я имею в виду тех, кто живет в Гарнизоне, достойны того, чтобы их права были защищены!

Ответом Хранительнице послужил разноголосый, но однозначно одобрительный гул. Арина не повернула головы к людям, что вразнобой выкрикивали подбадривания, но на ее скулах отчетливо проступил румянец.

«Черт! Чего они-то лезут! — с неприязнью подумал Борзов о выкрикивающих слова одобрения людях. — Что для них плохого Костян сделал? Чуть ли не виновником нападения тварей из него сделали. Разве что вертолет угнал, зараза! Это да, самое отвратительное из всего, что могло произойти! Но недооценил же я тебя, хантер!»

Генерал решил, что действовать сейчас нужно исключительно по-волевому. Вспомнить армейские будни. Давить неприятеля авторитетом.

Борзов нахмурился, разрубил воздух ладонью:

— Старшая Хранительница, вы с нами почти все время со дня основания Гарнизона. Почти три года. Ответьте мне, я хотя бы раз заставил людей пожалеть о том, что меня выбрали на роль… руководителя?!

Веселкова хмуро отвела взгляд, с неохотой ответила:

— Нет, генерал…

— Ни разу? — с напором спросил генерал.

— Вы ни разу… — сквозь зубы отчеканила Старшая Хранительница. — Вы ни разу не подали повода вас в чем-то заподозрить или не одобрить ваши поступки.

— Тогда почему вы сейчас упорно перегибаете палку?! — жестко спросил генерал.

— Перегибаю палку?! — впервые на лице Хранительницы явно проступила неприязнь и враждебность. — Вы называете жажду справедливости и желание вернуть украденное оборудование «перегибом палки»?! Генерал, я даже не знаю, что вам сказать на это! Не заставляйте нас думать, что…

Вперед вдруг вышел прапорщик Васильевич. Перекошенное лицо красноречиво говорило всем об эмоциональном возбуждении толстого вояки. Он затряс головой, отчего со своими тремя подбородками стал похож на воинствующего индюка, неразборчиво и пылко бросил:

— Хранительница, прошу вас более внимательно относиться к своим словам!

Веселкова смерила взглядом круглую, неряшливую фигуру прапорщика, едва не фыркнула. Но тем не менее ответила, с презрительной вежливостью процедив:

— Я думаю, что в теперешней ситуации некоторый накал позволителен. Однако я приму ваши слова к сведению.

Прапорщик дернулся, будто от удара, выпучил маслянистые глаза. Пухлые жирные губы поджались в щелочку. Арина тем временем продолжила:

— Я считаю, что мы должны организовать погоню…

— Погоню в «метели»? — смеясь, захрюкал Васильевич, вновь перебивая Хранительницу. — Да Керенский и сам там не выживет.

— Вы что не понимаете? — в упор спросила Веселкова. — Мне не столько важны беглецы, сколько украденные вещи! Они сейчас ценнее всего! А что касается Керенского — он специалист по выживанию в «метели»! Разве не так?!

Васильевич открыл рот, заметил холодный блеск глаз Хранительницы, с лязгом захлопнул. Видимо, устыдившись столь однозначной реакции, забормотал. Слова застряли где-то внутри, только по тряске нескольких подбородков можно было разобрать, что прапорщик что-то говорит. Но вопреки всему Веселкова услышала:

— А что нам понимать? В Уставе о понимании ничего не сказано… не положено…