Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

Секреты эти приносили большую пользу, которая отразилась в многочисленных рассказах, сохранившихся и поныне в устах очевидцев. Вот один из них.

Однажды десять отличных молодцов линейцев с двумя офицерами отправились в секрет, к известной казакам горе, у которой сходятся несколько дорог, служивших горцам обычными путями в русские границы. Казаки залегли под обрывистыми скалами, в камышах, совершенно скрывавших их. Рано утром из ущелья показался всадник на красивом белом коне, за ним другой, третий, – и казаки насчитали их до двадцати шести. Всадник на белом коне ехал впереди всех, прочие толпились в нескольких шагах от него, и партия направлялась прямо на казаков. В саженях двухстах от секрета белый конь вдруг остановился, как бы испуганный, и бросился назад. Всадник ударил его нагайкой, и рьяный конь сделал скачок, пронесся на большое пространство и, остановленный твердой рукой всадника, уставил уши, раздул ноздри, фыркнул – и опять со всех ног бросился назад. С удивлением и любопытством смотрели казаки на легкие, воздушные движения коня и на красивую фигуру всадника. Одежда, панцирь, шишак, богатая шашка, кинжал и лук с колчаном, все, облитое серебряным вызолоченным набором под чернью, обрисовывало, при восходящих ярких лучах солнца, высокий стройный стан, мужественные и вместе с тем необыкновенно красивые черты лица всадника, имевшего вид красавца рыцаря Средних веков.

Казаки знали, что этот красивый всадник был из числа самых ожесточенных врагов России, закубанский владелец; окружен он был отважнейшими своими узденями.

Удержав и повернув опять белого коня своего, бросившегося от испуга назад, всадник пригнулся к седлу и через несколько мгновений осадил коня уже шагах в тридцати от секрета. Уздени были также на лихих конях и от него не отстали. Но верный белый конь с тончайшим инстинктом зверя опять почуял засаду. Он снова фыркнул, поднял гриву и весь дрожал, как бы предупреждая всадника о грозившей ему опасности. Но вот раздался условный для секрета сигнал – легкий, едва слышный свист, – и грянул залп. Несколько пуль поразили закубанского владельца и бывшего вблизи узденя, оба они свалились с лошадей, еще один уздень схватился руками за грудь и упал на луку своего седла, прочие бросились к убитым, с необыкновенным проворством подхватили их и во весь опор понеслись назад в горы.

С сожалением смотрели казаки на оставшегося без всадника, также раненого белого коня. Неся окровавленную ногу, истекая кровью, он долго не отставал от своих, но силы постепенно оставляли его, и он пал у подошвы горы, за которой скрылись черкесы.

Секрету оставаться на своем месте было уже бесполезно, да и опасно. Следовало ожидать, что сильная партия закубанцев будет отправлена для осмотра местности, – и казаки поспешили воротиться в лагерь.

Подобным образом секреты не раз отпугивали закубанцев от линии, но частные прорывы, конечно, все-таки по-прежнему случались, нередко принимая в воображении населения размеры гораздо больше действительных. Так, 2 ноября 1823 года по линии распространился слух, что будто бы закубанцы опять напали около Ставрополя на деревни Каменноброды и Сингелеевку, разорили несколько домов и взяли в плен около ста пятидесяти душ, а на возвратном пути сожгли Прочно-Окопские хутора и намерены разорить самую станицу. Нарочный, прискакавший с этим извещением от князя Бековича, говорил даже, что, если бы не удержали хищников небольшие команды солдат с пушками, они истребили бы селения дочиста. Слух этот, как и следовало ожидать, оказался неверным, и дело разъяснилось следующим образом. 2 ноября человек тридцать кабардинцев, пробравшись на Куму, к Маджарам, где вовсе не было войска, напали около села Владимировка на табун, принадлежавший помещику, угнали шестьдесят лошадей и взяли в плен пастуха. За ними погнались вооруженные помещичьи крестьяне, напали ночью на сонных грабителей, троих убили, и пастуха из плена выручили, но лошади были все-таки угнаны черкесами, пригрозившими явиться еще раз и добраться до самого помещика.

И вот этот-то ничтожный и столь обыкновенный на Кубани случай, под влиянием все еще господствовавшей круглолесской паники, вырос в глазах испуганного населения до колоссальных размеров истребления целых сел и отрядов.

Впрочем, крестьяне по деревням, наученные горьким опытом, стали теперь заботиться и сами о своей защите. Одно официальное донесение отмечает, что они закупали беспрестанно, где могли, ружья с целью, конечно, быть готовыми встретить врага не с голыми руками.

С другой стороны, войска не оставались также равнодушными перед фактами грабежей, и время от времени предпринимались ответные набеги. Так, 1 ноября полковник Победнов с пятьюстами казаков, при трех орудиях, сделал движение к стороне Эльбруса, и высланная им вперед команда из двадцати трех человек, напав на Карачаевский кош, угнала, при слабой перестрелке, до тысячи баранов.

Словом, тревожная жизнь Кубанской линии вступила в обычную свою колею, в которой спокойствия не было, но и не было, по крайней мере, слишком крупных тревог и нашествий.

Вельяминов вскоре уехал на Минеральные Воды, поручив войска на Кубани своему достойному помощнику Кацыреву.

XXVIII. КАЦЫРЕВ НА ПРАВОМ ФЛАНГЕ

(1824 год)

Немногие из кавказских деятелей пользовались такой громкой и заслуженной известностью, как Юрий Павлович Кацырев, давший своими действиями на правом фланге в 1824 году пример самостоятельной и весьма практичной системы отношений к черкесским племенам Закубанья.

Кацырев был личностью незаурядной. Настоящая фамилия его была Казара. По словам Родожицкого, он происходил из греков, поселившихся в Полтавской губернии, куда он часто и ездил с Кавказа в отпуск к матери и сестрам. Но сам он выдавал себя всегда за родственника известного генерала Мелиссино. Воспитание он получил в кадетском корпусе, откуда вышел в 1804 году подпоручиком в седьмой артиллерийский полк, расположенный в то время на Кубани. Хорошо образованный, прекрасно владевший иностранными языками, он обратил на себя внимание генерала Глазенапа, командовавшего тогда Кавказской линией, и сделал с ним Кабардинский поход, бывший началом его необыкновенно деятельной боевой жизни. Вся служба Кацырева есть непрерывная цепь походов в Грузии, на линии, в Чечне и в Дагестане. Ермолов имел случай оценить его военные дарования и постарался выдвинуть его из ряда сверстников. Награжденный за Мехтулинский поход и бой под Лавашами Владимирским крестом и чином подполковника, он получил в командование двадцать вторую артиллерийскую бригаду. Энергичные действия его в Кабарде и поход с Ермоловым в Баксанское ущелье доставили ему чин полковника, орден Святой Анны 2-й степени, украшенный бриллиантами, и назначение командовать войсками, расположенными в центре Кавказской линии. С приездом на правый фланг Вельяминова Кацырев был вызван в действующий отряд в качестве начальника всей артиллерии, и в обоих походах за Кубань является одним из важнейших его помощников.