'Расследования Екатерины Петровской и Ко'. Компиляция. Книги 1-30 - Татьяна Юрьевна Степанова

— Да нет, уже нет. Спасибо.

— А скажите, это правда, что Балашову убили нашим экспериментальным образцом? — спросил вдруг Званцев. — Мне Пухов и насчет бабы Симы что-то говорил, только я не понял.

— Калязину убили мустьерским рубилом, изготовленным в лаборатории вашего института. И других тоже.

— Других?! Кого?

— Совершено четыре зверских убийства, Олег.

— Так что же вы мне сразу не сказали?

— А что бы это изменило? Вам есть что сообщить по этому поводу?

— Нет.

— На нет и суда нет. Вас когда в прокуратуру вызывают?

— Понятия не имею. Следователь сказал, если потребуемся, он свяжется с Шуркой, с Ольгиным то есть.

— Следователю виднее. Не буду вас больше отвлекать от вашей интересной и сложной работы, Олег. Всего хорошего.

Колосов возвращался к воротам. И снова со стороны клеток донесся визг. Уже научившись различать голоса обезьян, Никита узнал голос Чарли — так истошно и жалобно мог голосить только этот малыш. И вдруг Колосов застыл на месте. Вспомнилось полузабытое уже замечание заведующего серпентарием Родзевича об этом самом Чарли, некогда нашкодившем в серпентарии: «Странно, что шимпанзе приблизился к змеям. Это аномально».

Никита медленно двинулся дальше. Ну хорошо, если резкие аномальные изменения в поведении одной обезьяны вызваны раздражением введенных в ее мозг электродов, то что вызывает аномалии в поведении другого животного, чей мозг свободен от этих вот «жучков»? Или я что-то тут не совсем понимаю, или… мне показали не все. А может, только сделали вид, что показывают? Вешали лапшу? Я же здесь как в темном лесу. Даже спросить не знаю о чем. Вот об меня и вытерли ноги.

Он отпер ворота и аккуратно и плотно прикрыл их за собой. Сел в машину. Не хотелось смотреть на свое лицо, мелькающее справа в боковом зеркале. Ладно, господа естествоиспытатели. ЛАДНО. НЕ ХОТИТЕ ПО ПРАВДЕ, БУДЕМ С ВАМИ ПО КРИВДЕ.

Он взглянул на небо. Тучи над головой напоминали грязные половые тряпки с неотжатой водой. Пожалуй, и тут сейчас ливанет.

Нет, в дождь такое не получится. Надо дождаться ясной погоды. Когда все будет далеко и отчетливо видно. Лишь бы спецтехника не подвела.

Глава 41

ОХОТА НА ПЕЩЕРНОГО МЕДВЕДЯ

В Новоспасское он вернулся во вторник. Сутки пришлось пропустить потому, что погода стояла ненастная, на вторник прогноз вроде бы обнадежил, хотя составить себе полное представление о грядущем дне было по-прежнему трудно.

Колосов заставил себя подняться в три часа утра: ем) не терпелось приехать на базу как можно раньше. Было холодно. Из безмолвных переулков тянуло каменной плесенью, город еще видел седьмые сны. Но небо на востоке уже начинало бледнеть. Затем тьма в считанные мгновения словно растворилась, ушла куда-то, оттеснённая полосами прозрачно-зеленого и фиолетового цветов Диск луны на ущербе вылинял, истончился, и еще ярче засияла утренняя звезда — пастушеская Венера. Всю дорогу до Новоспасского Никита видел ее перед собой, точно настырного светляка, зависшего над пустынным шоссе. Звезду не заслоняли тучи, и это уже вселяло надежду на удачу.

К базе он подъехал со стороны Спасска. Свернул с дороги, загнал машину в ельник. Бережно вытащил из салона увесистую спортивную сумку и зашагал вдоль бетонного забора к пролому.

В сонном лесу царила торжественная чуткая тишина. Из сырых ложбин и оврагов ветерок доносил запах мокрой травы, гниющей листвы, земли и хвои. И еще в лесу чуть кисловато, но вкусно пахло грибами. Никите попался под ноги роскошный пунцовый мухомор, потом еще один, еще. Он хотел было сшибить их ногой, но потом пожалел.

У пролома он остановился. Прислушался. Нет, лес абсолютно безмолвен и здесь, с внешней стороны забора, и там, на территории базы. Ели, березы, дубы, рябины и сосны — точно частокол на фоне светлеющего неба. Он, пригнувшись, нырнул в дыру. Шел, озираясь, выбирая место для своей грядущей…

— На охоту никак собрались, товарищ майор? Никак важный зверюга наклевывается? — так сказал дежурный по оперативно-техническому отделу, накануне вечером выдававший Колосову спецтехнику — мощную оптику и набор хитрых «ушей» — приспособлений для прослушивания на дальнем расстоянии. — Будьте покойны, для любой охоты эти игрушки сгодятся. Даже на сверхкрупную дичь. Пользоваться знаете как?

Колосов кивнул: со спецтехникой он дружил давно и серьезно.

Главным объектом наблюдения он выбрал сектор первый — обезьянник. Если на базе и происходит нечто странное и зловещее, истоки, судя по всему, надо искать у предков. Приближаться к клеткам не стал из осторожности: еще почуют макаки, гвалт поднимут. Подслушивающий «жучок»-микрофон закрепил на березе метрах в двухстах от клеток. Тщательно настроил приемйое устройство: загорелся красный индикатор — вроде работает. Теперь настала очередь позаботиться о том, чтобы выбрать наиболее удобное место для визуального наблюдения.

Самый оптимальный вариант, конечно, был «верхний». Колосов придирчиво осмотрел несколько деревьев: то слишком сухое, это тонкое, то — гладкое без сучков. Подходящей оказалась дикая груша, корявая, старая и какая-то уютная: на развилке ее толстых ветвей так и тянуло свить теплое гнездышко. Никита с огромной осторожностью пристроил оптику, затем вскарабкался сам: «Эх, кто тут Тарзан, еще поглядеть надо. Только наши б не узнали, а то засмеют». Кое-как закрепившись страховкой, он начал настраивать гляделки — так непочтительно именовали эти великолепные цейсовские изобретения бывалые асы из оперативно-технического. В дополнение к ним у него имелся и мощный полевой бинокль, его, к счастью, и настраивать было нечего.

А потом потянулось долгое томительное ожидание. Первые лучи солнца уже сушили росу на траве и листьях. Птицы проснулись и завели свой вечный мелодичный треп в густых кронах. Заметно потеплело. И Никита тихонько начал дремать.

Из предосторожности он все же надел наушники — не пропустить бы чего в этой нирване, еще раз проверил страховку. Глаза его слипались, веки тяжелые, он чувствовал — еще мгновение, и он… Резкий злобный визг едва не сбросил его с дерева. Он поправил наушники, умерил громкость на приемнике и прильнул к окуляру: обезьяны проснулись. Все было отчетливо видно, слышно довольно сносно, но с какими-то трескучими помехами, однако он пока не чувствовал в себе жилки натуралиста-любителя, а потому оперся спиной о ствол груши, вытянул поудобнее ноги и подставил лицо солнечным лучам, пробивающимся сквозь листву: бог с ними, с макаками, успеем еще налюбоваться.

Так прошел час, миновал второй. Около половины седьмого у клеток наконец-то появился заспанный лаборант. «Ага, маменькину сынуле теперь тут ночевать разрешают. Калязиной-то нет. Вот он и радуется на природе. Ну и куда же ты у нас, сынуля, чешешь?»

Лаборант «почесал» в неизвестном направлении