Призрак с Вороньего холма. Дружба бандита - Андрей Анисимов

С другой стороны, жесткие процессы, начатые Гдляном и Ивановым в Средней Азии, доведшие руководителя Узбекистана Рашидова до самоубийства, Марджакову не очень импонировали. Нельзя публично рушить идеологические столпы многонациональной страны так откровенно. Есть масса способов наказать виновных, не бросая тень на святыни режима. Первый Секретарь ЦК Республики вором быть не может. Во всяком случае, об этом нельзя говорить публично. Чтобы сместить человека такого ранга, есть масса других способов. Среди них и уход на заслуженный отдых по возрасту, и по состоянию здоровья, или перевод на другую руководящую работу, например, послом в Африку… Да мало ли пристойных путей, давно отлаженных и проверенных временем.

На юге страны также происходило много странного. Смещались руководители ростовской прокуратуры. Кое-кто из них уже был арестован. Шли перестановки и в структурах МВД. Марджаков читал все местные и основные центральные газеты, выписывал в блокнот фамилии чиновников, подвергнутых репрессиям, и пытался анализировать полученную информацию. В саду его дома пряталась тенистая беседка. Ее окружали мандариновые деревья и густо обвивал куст винограда. С лозы свешивались крупные гроздья. Ягоды уже наливались соком, хотя до синеватой черноты спелой «Изабеллы» требовалось не меньше месяца.

В этой беседке Илья Семенович читал прессу и размышлял о большой политике. Но сегодня на круглом столике вместо газет стояла бутылка сухого вина, сыр и фрукты. Чекист ждал кооператора Коленева. О том, что бывший афганец ищет встречи, ему сообщил отставной майор Скворцов, также прошедший афганскую войну с ротой саперов. В операциях так называемого Ограниченного контингента Илья Семенович не встречал Скворцова. Они познакомились позже уже в Лазоревске, в клубе ветеранов. Но общие знакомые среди афганцев у них нашлись. А тут майор явился и сообщил, что знаменитый кооператор, покончивший с бандитом Турком, хочет его видеть.

Олег прибыл точно, как они договорились, в одиннадцать ноль-ноль. Илья Семенович встретил гостя у калитки, пожал ему руку и повел в беседку:

— Я понял, что вы не хотите афишировать нашу встречу, а здесь нас никто не увидит и не услышит.

Голенев присел на скамейку и огляделся. Сад чекиста имел немного запущенный, но вполне живописный вид, а Олегу слишком подстриженная природа никогда не нравилась:

— У вас тут здорово. — Похвалил он хозяина.

— Спасибо. Мне тоже нравится. — Улыбнулся полковник: — Итак, я вас внимательно слушаю.

Они проговорили больше часа, хотя тема визита была давно исчерпана. Но два бывших афганца всегда найдут, что вспомнить. Марджаков поинтересовался, где ранило Олега. Услышав, что тот попал под обстрел РС на подступах к Кандагару и получил тяжелые осколочные ранения, полковник признался, что и сам воевал в тех местах. Только на полгода раньше Голенева.

Бывшая столица Афганистана Кандагар из всех крупных городов ДРА находилась ближе всего к пакистанской границе. Илья Семенович разрабатывал операции по перехвату караванов с оружием. Те шли из Пакистана, а перевалочные базы «духов» располагались как раз в кандагарских окрестностях. Для наших вертолетчиков особенно опасными оказались прибывающие из Пакистана американские Стингеры. За ними и вел охоту чекист.

Распрощавшись с полковником, Олег сел в машину, распахнул окна и поехал в офис. Но по дороге понял, что работать сегодня не сможет. Перед глазами стоял образ Тони, целующей морскую пену. Нетерпеливый супруг резко развернулся и поехал домой. Жену он застал в комнатах их нового гнезда. Тоня доставала вещи из дорожной сумки и аккуратно их раскладывала. Он обнял ее сзади и потащил на диван.

— Неудобно… Давай подождем до вечера. — Шептала Тоня, но он не слушал. Она опять, как тогда в домике, сначала лишь отдавалась его напору, но постепенно разгоралась сама. Но Олег теперь был с ней другой, он брал ее нежно и бережно. Эта была его женщина, его близкое и родное существо. Знакомиться им было уже не нужно. Он помнил ее тело, как ученик помнит наизусть стишок букваря.

Они не заметили, как пришел вечер. Из домика можно было выходить на пляж прямо в купальниках. Олег натянул плавки, подождал, пока наденет купальник Тоня, и потянул ее на берег. Народ загорал и купался метров за триста от них, где начинался песчаный пляж. Здесь же берег покрывала галька, и море оставалось пустынным. Они плавали, резвились в волнах и радовались морю и друг другу. Тоня брызгала на него соленой водой, он обнимал ее и целовал солоноватые губы.

Когда они в обнимку выбрались из воды, Тоня тихо и радостно сказала мужу:

— Если бы ты знал, как я тебя люблю и какая я счастливая!

— Это я счастливый. — Возразил Олег и, усадив ее на огромный прогретый солнцем камень, пристроился рядом. Они сидели в обнимку, наблюдая, как оранжевый диск солнца упрямо поглощает морская пучина. Вот остался только горящий огненный краешек, а через мгновенье и он погас. Небо на горизонте слилось с морем, образовав мерцающую синь, по ней медленно парило маленькое розовое облачко. Его алые края отражали невидимое влюбленным светило, которое погрузилось в волны и через это облачко передавало им свой прощальный привет.

Самуил Прудкин окончил институт журналистики семь лет назад. Он прекрасно сдавал партийные дисциплины, знал наизусть постановления всех съездов, начиная от двадцать второго Хрущевского и кончая двадцать седьмым Горбачевским. И научился ловко подгонять штампованные, ничего не значащие фразы, откликаясь на различные «злобы дня». Его дипломные статьи, написанные на совершенно разные темы, по сути, ничем не отличались. Но педагоги его любили. Прудкин был предсказуем как чайник — поставишь на плиту, закипит, а это многим нравится.

К сожалению, учиться в институте вечно мало кому удалось. Когда пришло время устраиваться на работу, Самуил рассчитывал на протеже проректора Загурского, но тот в своей рекомендации прилежному студенту отказал. Именитый мэтр прекрасно видел, что собой представляет его предсказуемый студент.

И тут пришел запрос из провинции. Поначалу ехать из Москвы в Глухов молодой журналист не хотел. Но в Москве ему ничего не светило, а здесь сразу доверили пост главного редактора. Он решил годика два потерпеть, показать себя, после чего, его, конечно же, вернут в столицу. И не просто вернут, а предложат достойное его таланта место. Но время шло, особого таланта Прудкин так и не проявил и понемногу стал врастать корнями в тихий русский городок. Последние его поползновения выбраться из глуши закончились с женитьбой. Самуил сыграл свадьбу с дочкой секретаря райкома партии Марией Телкиной. Получив всесильного в районном масштабе тестя, он и думать забыл о столицах. Да и Мария, далеко не красавица, предпочла быть первой девкой на деревне, нежели женой второсортного папарацци в Москве. Она умела вкусно готовить, не стесняла себя диетой и мужа в еде не ограничивала. Прудкин быстро пустил сок и, отрастив брюхо и двойной подбородок, зажил в свое полное удовольствие. До знаменитой «перестройки и гласности» он чувствовал себя в кресле главного редактора вполне комфортно. Перепечатывая газету «Правда», едва изменяя текст для адаптации к местному колориту, он бы продержался до пенсии. Но Горбачев жизнь Самуилу подпортил. С запретом цензуры редактор и вовсе перестал спать спокойно. Его журналисты каждый день приносили сенсацию. Прудкин быстро смекнул — начни он публиковать остренькие материалы, ему в Глухове не жить. Особенно он хорошо это понял, когда после публикации на криминальную тему к нему заявился Кащеев. Бандит прикатил на роскошном лимузине с тремя телохранителями. Один из его бугаев отстранил секретаршу Зосю и распахнул хозяину дверь в редакторский кабинет. Кащеев нагло развалился в кресле и предупредил редактора тоном владельца газеты, что если он, Прудкин, еще хоть раз напечатает фамилию бандита на своих страницах, предварительно не оповестив об этом, Кащеев оторвет ему яйца.

Ночь после встречи с посетителем Самуил не спал вовсе. Через месяц ему снова принесли материал, где Кащеев опять упоминался, но уже не в связи с криминалом, а как кооператор. Прудкин все же ему позвонил. Кащеев против публикации не возражал, а на другой день его бугай вручил редактору тысячу рублей в конверте. С тех пор он стал часто печатать объявления бандита и регулярно от него подкармливался. Поэтому очередной звонок уголовника его только порадовал. Кащеев высказал намерение поговорить с глазу на глаз. Самуил приехал к нему в магазин стройматериалов. Кащеев выгнал из кабинета заведующего и протянул Прудкину несколько исписанных листов ученической тетради:

— Исправь ошибки, немного почисть и завтра в номер.

Прудкин было хотел спрятать листки в кейс, чтобы прочитать корявый почерк Гены у себя в кабинете, но бандит приказал читать сразу. Самуил уселся в кресло и надел очки. По мере прочтения его круглый, начинающий лысеть лоб покрыли капельки пота.