Казак из будущего. Нужен нам берег турецкий! - Анатолий Спесивцев

Одной из главных целей в Стамбуле стал для казаков бедестан, крытый рынок, огромное, по меркам семнадцатого века, здание, служившее, в числе прочего, для торговли золотыми и серебряными изделиями, драгоценными камнями, дорогими тканями. И главным рынком торговли невольниками. В этот день, правда, работорговая часть была наполовину пустой, приток пленников с севера иссяк, некем османам было забивать казармы для рабов. Добычу оттуда пришлось тащить на корабли нескольким сотням захваченных в соседних кварталах турок. Милосердие в этот день то ли взяло отгул, то ли крепко заснуло, но дотащивших свой нелегкий груз людей, в большинстве своем ни в чем не виновных ремесленников, беспощадно вырезали и сбросили в воды Золотого Рога. Впрочем, такому эфемерному чувству трудно выжить в невольничьих казармах.

Вот что писал об этом месте Симеон Лехаци: «Старики и старухи сидят; девочек и мальчиков, юношей и красивых женщин глашатаи, взяв за руки, показывали и продавали как лошадей либо мулов, а других собирали в каком-нибудь месте или на площади подобно отаре овец. Покупатели открывали лица и грудь молодых девушек и ощупывали с ног до головы все их тело, чтобы у них не оказалось чесотки, язвы либо других ран. А они стояли тихо и безмолвно; которые приглянутся, их и покупали и, отняв у отца с матерью и разлучив с сестрами и братьями, увозили к себе домой. При виде всей этой причиняющей боль скорби, какой я никогда не видал, у меня разболелась голова, затрепетало мое сердце, возмутилась душа моя, и все существо мое содрогнулось».

Недолго музыка играла

Истамбул, 17–18 Зуль-Ка’да 1047 года хиджры (2–3 апреля 1638 года от Р. Х.)

Вскоре после полудня, ограбив и второй бедестан, старый, казаки были вынуждены покинуть основную часть Стамбула. Успев, впрочем, вывести из строя всю тяжелую артиллерию на стенах, смотрящих на Золотой Рог и Босфор. Малокалиберные пушки, мортиры и кулеврины были сброшены вниз со стен и башен, частично даже перетащены на корабли, заменив там балласт. Муса-паша смог прорваться с несколькими тысячами воинов к Сералю, кварталы у стен выгорели, и местность между Едикуле и Сералем стала вполне преодолима. Но врагов мужественный каймакам там не застал. Взорвав арсенал в бывшей церкви Св. Ирины, они отступили на корабли.

Галатская часть города пока в немалой степени принадлежала налетчикам. Они поспешно дооснащали построенные недавно каторги и баштарды, готовя их к переходу через море. Мастеров, обнаруженных на верфи, посадили за весла, посчитав, что они будут им куда полезнее, чем намеченные для этого османами стамбульские воришки и жулики. Криминальный элемент и прочих правонарушителей выпустили на волю, что никак не способствовало установлению в городе порядка. Топ-хана продолжал гореть. Взрывы к полудню там прекратились, но пожары даже разрослись, весьма меткие выстрелы топчи со стен этого квартала прекратились совсем. Вероятно, в этот момент его штурм был бы легким и не очень кровавым, но лезть в пекло, от которого словно раскалились стены домов, никто не захотел. Брать там уже было нечего, а найти мучительную смерть – весьма вероятно.

Работники с верфей, даже христиане, на галеры совсем не рвались, им и здесь неплохо жилось. Но никто их согласия не спрашивал. Показательная казнь пытавшихся сопротивляться стимулировала остальных к повиновению. Горящая во многих местах, без опаски разграбляемая столица мира производила в тот момент на ее жителей ошеломляющее впечатление. Мир вокруг, пусть не такой уж радужно-прекрасный и не очень справедливый, но казавшийся невероятно устойчивым и надежным, рушился на глазах. Горел ярким пламенем. На людей это производило сильнейшее впечатление, волю к сопротивлению сохраняли немногие. Не мысливших себя вне этого мира янычар, охранявших центр судостроения султаната, выбили в первый же час, а мастерам, плотникам, кузнецам, корабелам в голову не приходило лезть в драку со страшными разбойниками.

После резни, устроенной стамбульцами франкам, тех в городе не осталось совсем. Суда, принадлежавшие им, уже сменили владельцев, причем в итоге достались они большей частью давшим властям большой бакшиш грекам и армянам. Налетчики реквизировали корабли в бухте, невзирая на религиозную принадлежность хозяев, – для вывоза награбленного они нуждались в большом количестве трюмного пространства.

Однако одно судно с западноевропейским экипажем захватить удалось. Оно пришло в бухту – капитан и команда ничего о случившемся здесь за последнее время не знали – прямо перед казачьим налетом. Уйти назад французскому флейту, очень похожему на построенный голландцем для казаков, было не суждено. Когда же в середине следующего дня его обследовали, несмотря на протесты капитана, то проверяющие впали в состояние прострации. Трюмы судна казались почти пустыми, хотя корабль сидел в воде по ватерлинию. Выяснилось, что грузом его было серебро[4], около тонны, а балластом служили два десятка новеньких бронзовых стволов кулеврин. Шестифунтовых и восьмифунтовых. На сладкое в одной из кают обнаружили около сотни штуцеров с нарезными стволами. Естественно, все попытки капитана и присутствовавшего на корабле одного из хозяев груза избежать конфискации к успеху не привели. Имевшие богатую одежду переселились на одну из каторг, прикованные там к веслу, свободу теперь им предстояло выкупать. А матросы – за право быть отпущенными бесплатно – охотно согласились помочь довести корабль туда, куда казакам было нужно.

Весь день и последовавшую за ним ночь казакам пришлось трудиться или присматривать за трудом подневольных. Мало награбить невиданно богатую добычу, нужно было еще утащить ее домой, сохранив голову на плечах. Поход яицких казаков в Среднюю Азию, закончившийся почти полным их уничтожением, давал прекрасный пример, как не надо грабить.

Между тем к вечеру немалая часть бухты стала простреливаться из ружей, «янычарок» и османского варианта затинных пищалей. Можно было не сомневаться, что на следующий день к обстрелу присоединятся перетащенные из других мест пушки. Муса-паша делал все от него зависящее, чтобы побыстрее изгнать врагов из доверенного ему города. Огромные потери его не смущали. Погибнуть в битве с неверными – счастье для воина ислама.

Зажигательные ракеты, привезенные в этот раз, возможно, и были бы малоэффективны против небольших целей, но для преимущественно деревянных кварталов бедноты они проявили себя как страшное оружие. Летя со страшным воем и визгом, пугая жителей огненными хвостами, бросающимися в глаза в сумерки и ночью, загорающиеся неугасимым пламенем, они не могли не вызвать паники среди мирного населения. И вызвали. Люди, все, кто мог, в основной части города, побежали от этого ужаса. Часто куда глаза глядят, то есть в районы сплошного задымления от пожаров, зажженных ранее. Где и гибли не столько от огня, сколько от дыма. Нередко толпы сталкивались между собой, тогда смерть собирала особенно богатый урожай. Задние продолжали напирать, передним некуда было бежать, они задыхались, но не падали. Некуда было падать. Жуткие вещи творились у ворот, в которые пыталось протиснуться больше стамбульцев, чем они могли пропустить. Малочисленные стражники – большая их часть ушла воевать с налетчиками – навести порядок не могли, а случалось, и гибли, задавленные толпами перепуганных горожан.

Одна из обстреливавших город каторг вдруг загорелась сама, огонь перекинулся на несколько еще не выпущенных ракет. Погасить ее ракетчики не успели: громко и красочно она взорвалась, оставив на воде горящие обломки. Большая часть бывшей в тот момент на ней команды погибла. К счастью, половина прибывших на ней уже осваивала новое судно, поэтому число сгинувших при этом лишь немного превысило сотню. Нельзя сказать, что такого случая не опасались, ракетные каторги стояли в отдалении друг от друга и в стороне от других кораблей.

В этот же день несколько полупустых галер пристало к поселкам лоцманов, водивших суда по Босфору. Их жителей насильно загнали на суда. Женщин, детей, стариков – всех. Позже их рассадили по другим судам, а мужчинам, ради которых это и сделали, предложили вывести казацкую флотилию в Черное море, если они хотят, чтобы их семьи не погибли. Что думали лоцманы, нетрудно было догадаться, но практика аманатов (заложников) в данном случае была единственной надеждой на благополучный уход из капкана, в который вот-вот мог превратиться разграбленный и полусожженный Стамбул. К городу стягивались не только ополчения тимариотов из окрестностей, почему-то не пошедшие в поход с Мурадом. На помощь спешили две армии: из Анатолии оджак, из Румелии – армия румелийского бейлербея.

Всю ночь шла догрузка кораблей, перетасовка команд и пассажиров. При проходе в пролив пришлось держаться подальше от городских стен. К великой казацкой удаче, из не взятой ими Топ-ханы стрелять по уходящим кораблям не стали. А янычары на стенах основной части города не имели для стрельбы ничего эффективнее гаковниц.