Призраки прошлого - Евгений Аллард

— Я тебе нужна, потому что не твоя, а когда стану твоей, ты потеряешь ко мне интерес. Я знаю, — печально возразила она. — Давай не будем об этом. Нам ведь просто хорошо вместе. Зачем что-то менять?

Я присел на кровати, отвернувшись, и с горечью проговорил:

— Понимаю, съёмки закончатся, выбросишь меня из головы. Другого найдёшь.

— Ты что обиделся? — спросила она удивлённо, обвила за талию, прижалась, нежно погладила. — Олег, пойми, эти вопросы так не решаются. Ты мне очень дорог. Я впервые ощутила, как мне может быть дорог мужчина. Но я не могу так — взять и уйти. Олежек, ну, пожалуйста, не обижайся. Расскажи лучше, как идёт твоё расследование.

Я тяжело вздохнул, понимая, что разговор начал совершенно зря. Улёгся на спину, заложив руки за голову, и ответил:

— У меня трое подозреваемых. У всех есть мотив, доказательств у меня немного, но кое-что есть.

— И кто?

— Ну, во-первых, твой муж. На месте преступления я нашёл запонку Верхоланцева. Такую же обнаружил в его гардеробной, случайно там оказался. Во-вторых, Розенштейн. Северцев попал в финансовую кабалу к нему, работал на него. Что делал — пока не знаю, но это было явно противозаконно и очень неприятно для него. Возможно, Северцев пригрозил продюсеру, что пойдёт в полицию и все расскажет.

— Господи, Олег, они не могли этого сделать. Чепуха! — перебила она меня раздражённо. — Если ты случайно попал в комнату Дмитрия, то и любой мог попасть. Взять запонку, подложить на место убийства. Он мог эту запонку потерять. Дальше. Розенштейн был в бешенстве, когда Гриша пропал — мы и так выбивались из графика, а замена актёра — страшные расходы. Давид — жуткий скупердяй, за копейку удавится. Если может на чем-то сэкономить — всегда сделает. Нет, ты, конечно, прав, у Гриши действительно были серьёзные денежные проблемы. Но какой смысл Розенштейну его убивать? Он потерял возможность получить назад свои деньги.

— Возьмёт с жены, — предположил я.

— Вряд ли. Ну а третий кто?

— Как ни странно — Мельгунов.

— Господи, Олежек, ты ходишь по кругу, — снисходительно проговорила она. — Одни и те же люди и все абсолютно не причастны к смерти Гриши. Уверяю тебя. Ну, были у Гриши и Мельгунова плохие отношения, но ты же видел это чмо. С кем у него могут быть хорошие отношения?

— Милана, ты не знаешь, почему Мельгунов носит на обеих руках часы?

— У него контракт с фирмой. За рекламу получает ощутимый гонорар, вот и старается. Если бы мог, он бы их и на нос себе надел, и на член, — засмеялась она. — Какое отношение это имеет к твоему расследованию?

Я только раскрыл рот, чтобы рассказать историю о призраке, как вздрогнул, услышав стук в дверь.

— Милана Алексеевна, вы здесь? — прозвучал робкий голос Лили. — Бенедикт Романович приехал. Вас приглашают.

Я выругался про себя. Наверняка, Лиля слышала, как мы тут мило беседовали в кровати. Пойдёт и доложит теперь Верхоланцеву.

— Хорошо, через полчаса я приду, — спокойно ответила Милана. — Олег, подожди меня, я принесу тебе костюм.

— Не надо, — буркнул я, вылезая из кровати. — На палубе посижу, воздухом подышу.

— Олег, ну хватит дуться. Что ты, как маленький ребёнок.

Она быстро оделась и осторожно выскользнула в коридор, через десять минут вернулась, и подала мне аккуратную стопку одежды.

— Примерь, мне тоже надо переодеться. Приходи в салон, — сказала она и, поцеловав в щёку, выпорхнула из каюты.

Я нацепил чёрную рубашку, пиджак кофейного цвета в яркую золотистую полоску, и такие же брюки. Ко всему попугайскому гардеробу прилагался длинный, узкий галстук темно-бордового цвета с чёрной окантовкой.

Я поднялся на среднюю палубу, в салоне за столиками уже расселись гости, часть мест оставались пустыми — некоторые так и не смогли привести себя в более-менее трезвый вид. Хотя я увидел почти ровно сидящего рядом с Миланой Верхоланцева. На сцене в круге света явился Сильвестр и торжественно объявил, показывая в улыбке сверкающие фарфоровые зубы:

— Наш самый дорогой и почётный гость — Бенедикт Романович! Встречайте!

Все захлопали, в салон важно прошествовал немолодой человек в дорогом, старомодном костюме, сильно облысевший, в очках с толстыми дужками, с солидным брюшком. Он взошёл на сцену и театрально произнёс, будто выступал на сцене перед многотысячным залом:

— Извините, друзья мои, что только сейчас смог присоединиться к вашему празднику. Дела. Дела. Пару часов назад я гулял по Парижу, смотрел на звезды. У меня было романтическое настроение, я мечтал. О чем? Конечно, о самой красивой женщине, талантливой актрисе и певице. Я мучился мыслью, что можно подарить звезде? Снять звезду с неба? Нет-нет. Этого мало. Судьба занесла меня совершенно случайно в антикварный магазинчик. И именно там я увидел вещь, которую не стыдно подарить императрице моей души!

Он сделал знак — в салон прошествовал молодой человек, держа в руках огромный футляр из бордового бархата, открыл и в ярком свете прожекторов засияли, переливаясь всеми цветами радуги драгоценные камни помпезного гарнитура — колье, диадема и серьги.

Милана в воздушном платье небесно-голубого цвета, украшенном яркими цветными разводами, словно экзотическая бабочка впорхнула на сцену. Бенедикт Романович по-хозяйски её осмотрел, расцеловал в щёчки, и глубоким басом пророкотал:

— Чаровница, кудесница, милая, прекрасная, неотразимая, сногсшибательная, обворожительная, прелестная Милана. Поздравляю от всей души!

Он надел ей колье, застегнул сзади замочек, водрузил на голову диадему. Милана обняла олигарха за шею, чмокнула в щёку. Все громко захлопали. То, что эти украшения новый русский нувориш купил вовсе не в антикварном магазинчике, а где-нибудь на аукционе Сотби, я понял сразу. Мне стало безумно стыдно. Что я могу предложить «императрице»? Двухкомнатную квартирку в Красногорске, которая осталась мне от бабушки? Форд «Мустанг» 1993-го года? Зарплату нищего журналиста? У меня застрял комок в горле, я сильно пожалел, что меня спасли. Если бы я утонул, не ощущал бы сейчас таким униженным и несчастным.

— И как дополнение маленький сувенир, — произнёс Бенедикт Романович, хлопнув в ладоши.

В салон вкатили на тележке два здоровенных круглых ящика, завязанные, словно торты и украшенные золотистой бумагой. Зазвучала барабанная дробь, вверх ящиков вскрылся, и оттуда синхронно выпрыгнуло двое мускулистых парней, одетых лишь в узкие плавки. Они встали на колени перед Миланой и протянули ей огромные букеты роз.

— Эти молодые люди поступают в твоё распоряжение, дорогая Милана, — сказал Бенедикт Романович. — Они будут рады выполнить любое пожелание! Леонид и Тимур.

Все опять яростно зааплодировали. Мне захотелось вылететь на сцену и вмазать по довольно лоснящейся физиономии этого шута горохового. Тем временем Бенедикт Романович спустился со сцены и с комфортом устроился за столиком в мягком кресле. Милана осталась на сцене, подошла к микрофону и громко объявила:

— Для нашего дорогого гостя!

Милана бросила взгляд на музыкантов, которые расселись за инструментами за её спиной, и запела «Очи чёрные» Михаила Круга:

Над обрывом гнётся иваСердце рвётся в облакаЧто ты, Русь, глядишь тоскливоОт чего печаль-тоскаГде твоя былая удальЗолотые временаЭх, сударыня, эх сударьНе осталось ни хрена

Бенедикт Романович остались довольны, и выразили свою радость аплодисментами. Милана исполнила несколько русско-народных песен: «Ехали на тройке с бубенцами», «Окрасился месяц багрянцем», «Тонкая рябина». А когда Милана запела «Когда я вернусь в Россию», олигарх даже прослезился.

Но я вернусь в Россию на рассветеА я вернусь в свой город над рекойА я вернусь пусть даже после смертиС разбитым сердцем, с раненой душойА я вернусь домой святой и грешнойСогреет водка голос мой больнойМоя душа заплачет безутешноКогда вернусь, когда вернусьЯ в дом родной

В конце концов, последнюю песню «Приходите в мой дом», Бенедикт Романович исполнял вместе с Миланой, обняв за талию.

Я закрою глаза, и обиды забуду,Я прощу всё, что можно, и всё, что нельзя.Но другим никогда, Видит Бог, я не буду,Если что-то не так, Вы простите меня.

Конец песни утонул в бурных аплодисментах. Любовь к шансону — неотъемлемая черта нашей «аристократии бабла». Вместе с олигархом Милана спустилась с эстрады и села за его столик. Двое «подаренных» парней застыли около неё, словно часовые. Как из рога изобилия посыпались выступления певцов, пародистов, жонглёров. По залу, как призраки скользили официанты, обнося присутствующих десертом, коктейлями. Мне принесли кофе капучино, надо сказать, великолепный, горячий, с огромной шапкой молока, посыпанной корицей. Вообще, почти все на празднике было сделано по высшему разряду. Я задавался вопросом, кто оплачивал весь этот банкет. Я понял, что сама яхта принадлежала Бенедикту Романовичу. Неужели он и праздник проплатил тоже? От большой любви к Милане?