Угодья Мальдорора - Евгения Доброва

Конечно, ты хочешь знать, за что я сюда попал. Мы шли с дискотеки. Пять человек. Один из наших остановил на улице парня, снял с него часы. Вот, собственно, и все. В тот же вечер взяли за грабеж. Если бы я тогда вступился, меня избили бы свои, у нас это жестко. И каждый из наших думал так же. Теперь все по разным зонам, т. к. соучастников разделяют. Я не очень далеко от родного города, 700 км, повезло, мать на каждое свидание приезжает.

Если бы у меня на улице сняли часы, я не побежал бы в ментовку, как этот дятел, а разбирался бы сам.

Если не знаешь, о чем писать, расскажи мне просто про свою семью. Кто твои родители, братья, сестры… если есть?..»

«Мои родители — старшие научные сотрудники. По специальности гидрогеологи. Вчера вот выволочку устроили за тройку в четверти по географии. Как же так, говорят, единственная слабая оценка — и по такому предмету. Что ты нас позоришь и т. д.

А географ наш Баран Леонидович (ну, так он Иван, конечно), он немножко сдвинутый. Вместо параграфов рассказывает на уроках про снежного человека. Заходит в класс и говорит: тема такая-то — но это вы дома сами разберете. А мы поговорим о загадках природы. Сейчас я приведу вам случай… И погнали! «Я, — говорит, — своими глазами его след видел, на побережье моря Лаптевых. В устье Яны есть брошенный поселок Юэдей, туда были сосланы прибалты, а в 53-м их отпустили, один дед остался, но и его не было в то время. Мы жили в его избе. Был конец июня 1972 года, только-только начал сходить снег. Мы взяли ружье и пошли погонять уток. Отошли от брошенной деревни на километр, а там понижение, снег растаял, и обнажился ил. На нем следы, совсем свежие, — видно утиные лапы, кулики, чайки, лемминги тоже прошли. И через одну из таких обсохших луж — во-от такая человеческая ступня. Это я видел не один, нас трое было. Даже сфотографировали. Якуты пошутить не могли — у них ножка маленькая. И потом, мы только-только приехали, кто там нас будет разыгрывать?»

Как тебе эта история? Хоть книгу про нашего чудика пиши… Вот скажи, почему географы такие странные? Уже третий учитель меняется, и все с приветом…»

«Твоя тройка по географии — это мелочи жизни. Девочка не обязана быть Миклухо-Маклаем. А вообще я думаю, что снежные люди — это остатки неандертальцев. Ну, помнишь: мы от кроманьонцев произошли, а кроманьонцы в свое время сожрали всех неандертальцев как более развитая раса. Неандертальцы были более крупные, но все равно их выбили, съели как дичь. А в труднодоступных местах они сохранились. Скажи это в следующий раз своему Барану, блесни, пусть пятерку поставит.

Пришли мне, пожалуйста, свою фотографию. Я тебе выслать свою не могу, это запрещено».

Сочиняя письма Роману, я вспоминала свою первую учительницу музыки Венеру Альбертовну. Ее возлюбленным был бывший заключенный. Все это знали — и считали чем-то позорным, стыдным: когда парочку встречали на улице, отводили глаза.

А она, наша Снежная Королева, — такая строгая, царственная, надменная — все равно с ним жила…

Вскоре после того как она выпала из окна, парня отправили в мир иной: огнестрельные ранения, не совместимые с жизнью. Когда в бессознательном состоянии его привезли в реанимацию гороховской больницы, главврача посетило несколько визитеров.

— Выживет — умрешь, — говорили одни.

— Умрет — за ним отправишься, — обещали другие.

В больничном сквере даже перестрелка случилась в тот день…

«Знаешь, иногда я мечтаю перед сном. Питер. Белые ночи. Все ходят смотреть, как разводят мосты… гуляют по набережным, любуются на корабли… Вот было бы здорово пройтись по Дворцовой… а потом, мимо Марсова поля, — на канал Грибоедова. Постоять на Театральном мостике перед Спасом-на-Крови… Или в сияющий полдень приехать в Петергофский парк. Там фонтаны: «Шахматная гора», «Большой каскад»… Самый знаменитый — «Самсон, раздирающий пасть льва», в честь победы над шведами. Полтавская битва была в день святого Сампсония, а лев — это часть их герба. А в Царском Селе, где Пушкин в лицее учился, — Камеронова галерея, аллеи с ручными белками, грот Растрелли, готические руины… Пока я знаю это только по альбомам… Тебе интересно?

На Петроградской стороне есть Ботанический сад — старейший в России и один из старейших в мире. Его основал Петр Первый и устроил сначала огород с лекарственными травами, для аптек. А теперь там оранжереи, экзотика. Есть редкое растение «королева ночи», которое цветет всего одну ночь в году. По телевизору показывали — такой крупный кактус, цветки больше человеческой головы.

В моей жизни почти ничего не происходит. Настроение ниже плинтуса. Единственное, что спасает, — музыка. Надеваю наушники и слушаю питерский рок. У меня много пластинок, целая полка. Однажды была на концерте — в Москву приезжали Кинчев с Гребенщиковым. Мы поехали с подругой, без спроса, а потом меня нечаянно по телику показали, потому что была в первом ряду. Любимые прародители такое устроили — лучше бы дома осталась.

А ты, наверное, хорошо знаешь уральский рок. Напиши, какие группы любишь. Не удивлюсь, если «Наутилус Помпилиус» или «Чайф».

P.S. Да, а я совсем не такая!»

«Музыки здесь не положено, только радио в столовой, а раньше я слушал «Кино» и «Алису». Видишь, опять говорим про Питер. Я теперь, как ты, перед сном воображаю, как мы гуляем по Ленинграду.

Представляешь: проходим весь Невский, видим Адмиралтейство, Эрмитаж, ростральные колонны… Приходим в пустынный Ботсад, он уже не работает, но его забыли закрыть. Мы беремся за руки и бежим… бежим… бежим…

Так получается, что я тебя — и себя — придумываю для тех условий, в которые попадаю. А потом спрашиваю себя: «А каков я? и где во всем этом я?»

И в тысячемиллионный раз отвечаю сам себе: «Не знаю…» Для каждого, видимо, свой. Как раз сегодня думал об этом: для кого-то ты хорош (мама), для кого-то плох (дятел с часами), что говорит о том, что тебя объективного не существует.

Вот и тебя для меня нет, а есть то, что я о тебе думаю и соотношу с собой. Так же и ты — во мне ты увидишь только то, что есть в тебе. А иного просто не увидишь… или ошибешься…»

Я ловила себя на том, что жду его писем, как любимую передачу, как выходной, они завораживали, и я никак не могла понять чем. Последнее время я читала их под одеялом — настолько личным, интимным стало наше пространство.

«У меня есть история из жизни. Подруга переписывалась с парнем, которого никогда не видела. Решили встретиться. Он в Москву специально приехал… Встретились и видят — никакой лямур-тужур не получится. Почему не получится? Да просто само собой это как-то видно, и все. И тогда… выросла из этой встречи большая и светлая дружба.

Кстати, давно известно, что переписка развивает невроз и психологическую зависимость: приходит письмо — радуешься, нет письма — огорчаешься…»

«Согласен, что кроме описательной части портрета существует чувственная, и в ней не в последнюю очередь присутствуют ощущения и энергия человека. Сталкивался неоднократно и понял: нет слов, нет мыслей, есть тождественность энергии человеков. И тут сколько угодно можно переписываться, но если энергетический ощущенческий код не совпадет — ничего не будет меж людьми!

P.S. Нарисовал твой портрет. Надеюсь, понравится».

Я развернула листок — и поразилась тому, как точно он срисовал меня с фотографии.

«Сейчас опять развлеку. Сегодня наш географ снова был в ударе. Рассказывал про Тургенева, как тот на Бежином лугу лешачиху встретил, а потом его три дня от страха трясло — в штаны чуть не наложил и никому об этом не сказал. Я говорю: «А вы-то откуда узнали?» — «А эту лешачиху знали крепостные, она жила неподалеку в лесу. Слуга обмолвился — и все… Когда это просочилось в литературу, Тургенев в ярости был. Он же охотник, ничего не боится, — а как вышла эта баба, вся обросшая шерстью!» — «Как же это попало в мемуары?» — «Через Мопассана, — говорит, — они дружили».

Еще была история про грузинского князя. Баран даже газету показывал — «Социалистический Кавказ». С фотографией. Тот князь еще до революции поймал снежную бабу в горах, посадил ее в клетку, и она жила у него. Правда, клетка не запиралась. Он пытался ее приучить к закрытым помещениям, она никак, одежду с себя срывала.

И, значит, родила она от него. Но сразу схватила ребенка и в горный ручей стала макать. Он захлебнулся и умер. Второго — так же. А третьего уже пасли и сразу отобрали. Он вырос. Человек вообще-то получился. Страшный, огромный, невероятной физической силы и очень злой. В одной из драк саблей ему отрубили руку. Но он все равно держал в страхе окрестности. С одной рукой запросто залезал на телеграфный столб, такой был силач. Его следы теряются в начале тридцатых годов. Написано, уехал на великие стройки социализма…