Пандем - Марина Дяченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Пандем?»
«Да?»
«Что он имеет в виду?»
«Не беги впереди лошади. Тебе человек рассказывает – выслушай».
– Посоветовался? – усмехнулся Алекс.
Он выглядел изможденным, но оттого ничуть не менее упрямым. Ким вспомнил, как на Алекса, тогда молоденького, тогда курсанта-первокурсника, бросались девушки. И как Александра, всегда обретавшаяся где-нибудь поблизости, сшибала и срезала их, как умелый ковбой, художник кнута, срезает муху в полете: вжик… вжик… вжик…
Итак, кнут.
– И что же тебя напугало до такой степени, что ты подумал о свободных и творческих бабочках?
– Сны, – сказал Алекс. – Он хозяйничает в моих снах, я чуть было не рехнулся, потому что он виртуоз. Он знает, чем меня взять.
«Пандем?»
«Задавай ему любые вопросы».
– То есть, – медленно начал Ким, – он наказывает тебя за твои программы? Что, есть прямая связь между программой – и кошмаром?
– Нет, – сказал Алекс, помолчав. – Он делает вид, что мои программы не волнуют его нисколько. Так это или не так… хрен теперь узнаешь. Наверное, он все-таки врет: пусть булавочным уколом, но я его достал.
– А почему…
– Он, с понтом дела, пытался переубедить меня. Хуже всего. Переубедить. Если бы просто дать по голове… Нет. Был сюжет про бандитов… Ты, наверное, помнишь, это было громкое дело, взяли банду, убивавшую таксистов, было много шума, но дали пожизненное, в том числе главарю… потому что уже тогда были козлы навроде Пандема, только из людей. Вот этот зверь отсидел годика два, пришел Пандем и его выпустил на фиг, живи, ешь яблочки, все такое. Понимаешь?
– Да, – сказал Ким.
– Врешь, ни хрена не понимаешь. Кажется, я достал Пандема этим сюжетом. Он сказал: «Хочешь эксперимент?» В ту же ночь… Если бы я хоть понимал, что сплю! Я во сне был этим самым убийцей… Ч-черт. Это ад кромешный, я с тех пор трясусь при одном виде постели… А я все-таки не совсем трус, если ты заметил. Вот так… И тогда я сразу понял, куда делись все эти агрессивные, жадные, злые дяди и тети и каким образом твой друг Пан научил человечество жить в мире и не лезть в чужой карман. Если ты напрямую спросишь его – он, конечно, не признается. Расскажет о том, что он собеседник, милый друг и прочая.
– Не понял, – сказал Ким после паузы. – Что именно тебе снилось? Детали?
Алекса передернуло:
– Мне снилось, что я – тот самый отморозок. Теперь. Что я живу. Иду по улице. Вокруг меня люди…
– И что?
– Ничего. Я – то есть он – живу, когда надо бы сдохнуть. Просто выключить свет. Люди смотрят на меня. Обходят стороной. Люди все знают, но на это плевать, потому что я сам про себя все знаю. Понимаешь? Ад внутри. А снаружи – яблочки, хрум-хрум…
– То есть внятно объяснить ты не можешь, – сказал Ким.
Алекс махнул рукой:
– Не прикидывайся, тебе все понятно… С одной стороны, милосерднее было бы того убийцу прикончить. С другой стороны… Пандему так легко управлять нами! Кем угодно! Даже мной. Потому что я не могу не спать, а он хозяин в моих снах. Одного сознания, что это может повториться… Что все мы ходим под этим молотом… Суперкошмар, индивидуально заточенный под мою – или твою – психику. Суперкошмар-сводящий-с-ума. И ты, и наши дети, и внуки… И Виталька, и Ромка, и будущие дети Шурки с Викой… А?
– Это все, что ты хотел мне сказать?
– Да в общем-то все, – Алекс махнул рукой. – Раньше мне казалось, что ты тоже мужик. Тоже взрослый, упертый, мужик, одним словом. Когда ты лег под Пандема – я огорчился, честное слово…
Ким, почти не размахиваясь, ткнул его костяшками пальцев в челюсть. Алекс поперхнулся и сел, спиной ударившись о ствол; Ким шагнул к нему, чтобы бить дальше – и понял, что мышцы не слушаются. Онемели.
«Тебе самому будет стыдно вспомнить. Ты человек с волей, Кимка, стоп…»
Алекс потрогал лицо руками. Облизнул губы. Ему уже не больно, подумал Ким с сожалением.
«Какого черта, Пан?!»
– Скандалишь, – Алекс, все еще сидя, усмехнулся. – Давай-давай. Спроси кой о чем своего друга и покровителя.
– Заткнись, – сказал Ким.
– Ты еще вспомнишь мои слова, – Алекс поднялся. – Ты уже сейчас понимаешь, до чего я прав, понимаешь, но боишься признаться себе. А ты не бойся. Только если нас будет много, мы сможем с ним что-нибудь сделать.
* * *Светлая щель между неплотно закрытыми шторами – контур раннего утра. Виталька Каманин проснулся в полшестого; кровать была двухэтажная, этажом ниже спал Ромка. Виталька свесил голову – брат действительно спал, беззвучно и как-то очень серьезно. Ромка все делал серьезно. Виталька привык.
Он посмотрел на часы и улегся снова. Ничего не вспоминалось: он не понимал, что его разбудило. Вчера была свадьба… Было весело… Все бесились… А в половине одиннадцатого мама отвезла их домой. И они легли спать. А сегодня воскресенье. Вот и все.
Нет, что-то еще было…
Он глубоко вздохнул – и вспомнил. Была лошадь. Он ездил на ней верхом, как в старом-старом фильме. Это было во сто крат лучше, чем на машине или на велосипеде. Солнце пробивалось сквозь ветки деревьев такими… полосами. И все вокруг смазывалось на скорости, во всяком случае ему казалось, что он не просто быстро едет – мчится, летит. Он наклонялся, чтобы ветки деревьев не хлестали по лицу… Ему казалось, что за ним гонятся, что он откуда-то вырвался, убежал и теперь за ним никто не может угнаться…
«Пандем?»
«Да?»
Виталька попытался сформулировать вопрос. Пандем учил его этому – внятно формулировать. Наверное, будь Виталька лет на десять старше, у него все равно бы ничего не получилось, поэтому он просто спросил:
– Почему я проснулся?
Он едва шевелил губами. Ромка спал этажом ниже.
«Может быть, ты перегулял вчера на свадьбе? Перебесился?»
Виталька подумал. Нет, он чувствовал, что дело не в этом. Вернее, не только в этом. Недаром Пандем ответил вопросом на вопрос. Пандем не врет.
– Нет. Мне показалось…
Виталька снова задумался.
Когда ему было пять лет, он вдруг открыл для себя, что старые люди умирают. Да, они уже очень старые, но они все равно хотят жить! И он, Виталька, когда-нибудь станет старым… А родители? Ведь мама с папой постареют гораздо раньше! Ему сделалось страшно – вот так же, на рассвете, – он заплакал в подушку и плакал, не переставая, пока Пандем ему объяснял, что он не умрет почти точно, и даже его родители, может быть, тоже не умрут. Потому что человечество расселится в космосе, перейдет на новый энергетический уровень, и тогда старение и смерть станут ненужным, отжившим законом природы. И Виталька заснул счастливый оттого, что смерти нет.
Почему он вспомнил то утро?
Ромки тогда не было. Кровать у Витальки была другая. Почему он вспомнил то утро?
Вчера, несясь на лошади, он ни о чем таком не думал. А во сне… Или в ту секунду, когда он просыпался… Ему подумалось: а все те люди, что скакали на лошадях до него? За ними гнались, чтобы убить… Или они сами гнались за кем-то… А ведь были еще те, что шли в бой… Они не боялись?
– Пандем… Они не боялись?
«Боялись».
– Тогда почему?
«Потому что преодолевали страх смерти».
Виталька прикрыл глаза. Ему увиделось: вот человек летит, склонившись к белой гриве, а за ним по пятам – всадники, желающие ему смерти. И еще он увидел: человек выходит навстречу врагу, а лицо у него сосредоточенное, как у Ромки. Он поднимает меч…
Виталька лежал, обхватив себя за плечи, и дышал часто-часто. Что-то внутри у него было… как будто прищепкой защемили где-то внутри, в сердце. Хотелось плакать. Но не грустно.
– Пандем!
«Да?»
– А я бы так мог?
«Думаю, мог бы. Ты ведь храбрый».
– Пандем! А… никто ведь не узнает, что я бы так мог.
«Почему? Вот ты пойдешь в бассейн и прыгнешь с вышки…»
– Это не то, Пандем, – сказал Виталька, еще подумав. И добавил по-взрослому: – Видишь ли… Ты, наверное, не поймешь.
* * *«…Потому что воспитание – это тоже модификация. Ограничение свободы. Выработка желаемых реакций с помощью системы стимулов… А если речь идет о взрослом человеке с сильной волей? Экстремальное воспитание… Или запрограммировать его. Или убить на фиг, а уже детей его вырастить «правильно»… Ким, ты в самом деле хочешь слушать от меня все эти мозолистые банальности?»
Ким снова был один, на скамейке посреди пустого парка, скамейка висела на цепях – и едва-едва покачивалась, хотя Ким сидел совершенно неподвижно. Возможно, ритмичных толчков его крови было достаточно, чтобы нарушить равновесие.
– Значит, ты наглядно объяснил Алексу…
«Если бы ты знал, Кимка. Как трудно иногда объяснить. При том что понимаешь человека до дна, когда этот человек – ты сам. Ну вот нет у него музыкального слуха. Для него диссонансов не существует, и гармонии не существует тоже…»
– А ты уверен, что гармония и диссонансы существуют даже тогда, когда нет рядом чьего-нибудь уха?
«Не уверен – знаю».
– Стало быть, у тебя есть вкусы, которые ты полагаешь абсолютными и незыблемыми, и ты…
