Письма из Ламбарене - Альберт Швейцер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разумеется, миссионерам положено утверждать моногамию как идеал и непременное требование христианства. Но было бы ошибкой, если бы государство стало принуждать к ней по закону. Насколько я могу судить на оснований того, что я до сих пор узнал, ошибкой является также думать, что, борясь с полигамией, мы этим боремся с безнравственностью.
Отношения между женами обычно бывают хорошими. Негритянка не хочет быть единственной женой, ибо тогда на ее плечи ложится весь уход за насаждениями, которыми, как правило, занимаются женщины. А уход этот очень утомителен, потому что плантации чаще всего бывают расположены далеко от деревни, в каком-нибудь глухом участке.
Многоженство в том виде, в котором я столкнулся с ним, работая в больнице, проявило себя отнюдь не с плохой стороны. Однажды ко мне прибыл больной, пожилой уже старейшина деревни, с двумя молодыми женами. Когда его состояние стало внушать опасения, внезапно появилась еще одна жена, которая была значительно старше тех двух. Это и была первая жена. С этого дня она неотлучно сидела у него на койке, положив его голову себе на колени, и давала ему пить. Обе младшие жены были с нею почтительны, исполняли каждое ее приказание и готовили для всех еду.
В этой стране можно встретить четырнадцатилетнего мальчика в роли «отца семейства». Вот как это случается. От какого-нибудь умершего родственника он унаследовал жену и детей. Овдовевшая женщина выходит вторично замуж. Однако все права на ее детей и все обязанности по отношению к ним остаются по-прежнему за подростком. Если это мальчики, он должен будет потом покупать им жен, если же девочки, то ему будет выплачен выкуп теми, кто возьмет их в жены.
Следует ли нам возражать против обычая покупать себе жену, или можно с ним примириться? Само собой разумеется, в том случае, если молодую девушку, не спрашивая ее согласия, обещают в жены тому, кто больше за нее заплатит, то тут надо протестовать. Если же дело обстоит так, что согласно существующему в стране обычаю человек, сватающийся к девушке, которая хочет за него выйти замуж, должен уплатить за нее определенную сумму, то возражать против этого у нас не больше оснований, чем против существующего в Европе обычая давать за невестой приданое. А платит ли жених перед свадьбой деньги семье невесты или сам получает от нее деньги — по сути дела одно и то же. И там и тут совершается определенная денежная сделка, которая происхождением своим обязана существующим общественным взглядам. Надо только следить за тем, чтобы как у нас, так и у первобытных народов это было не более чем сопутствующим обстоятельством и не влияло на самый выбор: в Европе — мужа, а в Африке — жены. Итак, нам отнюдь не следует бороться с самим обычаем покупать жену а только оказывать воспитательное воздействие на туземцев, чтобы они отдавали девушку не тому, кто за нее больше заплатит, а тому, кто может сделать ее счастливой и кто нравится ей самой.
Обычно негритянские девушки не лишены самостоятельности и не позволят продать себя первому встречному. Конечно, при заключении брака любовь не играет здесь такой роли, как у нас. Детям природы неведома наша романтика. Как правило, быть или не быть свадьбе, решается на семейном совете. И надо сказать, что в общем-то браки их счастливы.
Большинство девушек выходит замуж в пятнадцать лет. Почти каждая ученица существующей при миссионерском пункте школы для девочек уже предназначена в жены определенному мужчине и выходит замуж сразу же по окончании школы.
Девочка может быть даже и до рождения обещана кому-нибудь в жены. Об одном таком предосудительном случае покупки жены, имевшем место в Самките, мне довелось услышать от тамошнего миссионера. Некий туземец был должен другому четыреста франков, но и не подумал возвращать ему долг, а вместо этого купил себе жену и стал справлять свадьбу. И вот, когда все сидели за свадебным пиршеством, явился заимодавец и принялся упрекать его в том, что тот купил себе жену вместо того чтобы уплатить долг. Завязалась палавра. Наконец они сошлись на том, что должник отдаст в жены своему заимодавцу первую дочь, которая у него родится от этого брака, после чего тот остался в числе гостей и пировал вместе с ними. Шестнадцать лет спустя он пришел за обещанной ему женой. Так был уплачен долг.
Убеждение, что мы не должны стараться облагородить обнаруженные нами права и обычаи туземцев и что без особой нужды мы не должны ничего в них менять, я вынес из общения с самыми порядочными и умудренными опытом европейцами этого края.
* * *
В заключение несколько слов об отношениях между белыми и цветными. Как мне вести себя с негром? Должен ли я относиться к нем как к равному или как стоящему ниже меня?
Я должен показать негру, что в каждом человеке уважаю его человеческое достоинство. Я должен дать ему почувствовать эту мою убежденность. Но главное, чтобы между ним и мной было духовное братство Вопрос о том, в какой степени оно окажется выраженным в повседневном общении, следует решить, сообразуясь с обстоятельствами. Негр — это тот же ребенок. Если вы не пользуетесь авторитетом, вы ничего от него не добьетесь. Поэтому общение мое с ним я должен строить так, чтобы так или иначе проявился тот авторитет, который мне положено иметь. И вот какими словами может быть выражено мое отношение к негру: «Я твой брат, но твой старший брат».
Сочетать дружелюбие с авторитетом — вот великий секрет надлежащего общения с туземцами. Один из миссионеров, г-н Робер, несколько лет назад покинул миссионерский пункт для того, чтобы жить среди негров и во всех отношениях стать им братом. Он построил себе маленький домик возле негритянской деревни, расположенной между Ламбарене и Нгомо, и хотел, чтобы туземцы относились к нему так, как к своему соплеменнику. С этого дня жизнь его превратилась в сплошную муку. Перестав соблюдать привычное между белыми и неграми расстояние, он утратил всякое влияние на туземцев. Его слово перестало быть «словом белого человека», и ему приходилось по поводу каждого дела вступать с неграми в долгие пререкания, как будто он был просто одним из них.
Когда, еще до моего приезда в Африку, миссионеры и купцы говорили мне, что здесь надо непременно помнить
