Забытый плен, или Роман с тенью - Татьяна Лунина

Лебедев уставился на стену. Чеканная парочка задрала крылья с хвостом, всем своим видом посрамляя заплутавшего в двух соснах идиота. В домашнем кабинете ангел и черт вели себя вольготнее, чем в служебном. Не миндальничали, откровенно строили рожи, не намекали, выказывали отношение к происходящему без утайки и скидок на сложность задачи. Дело сверхъестественных сил – искушать и испытывать, человеческих – выбирать и решать. Андрей Ильич открыл дверцу книжного шкафа, отнял бутылку у справочника Машковского, плеснул коньяк в пузатый бокал, взятый оттуда же. Проклятие! Что уж такого особенного в этой долговязой? Да ничего! Таких в Москве по десятку на каждой модной тусовке. Заколдовала она его, что ли? «Заколдованный» мрачно глотнул «Хеннесси». С той самой минуты, когда он увидел ее в больнице, проклятая чертовка опять не выходит из головы. Куда ни посмотри, всюду она. Везде, во всем. В офисе, на заводе, дома, в непонимающих глазах Татьяны, во внезапном увлечении Аркадия поэзией, глупых советах по ящику, как обустроить жилье, в молчании Васьки. Ее незримая тень выдавливала из воздуха и воды молекулы кислорода, делая жизнь стерильной и скучной – бессмысленной. И это было вернее того, что на дне бокала застыла сейчас пьяная капля. Вспомнилась собственная реакция на встречу с Аполлинарией в палате.

Бедняга с пробитым черепом после реанимации последовал за Васькой в ту же палату. Через день товарищей по несчастью развели, но в первый вечер черт столкнул их вместе, подпихнув до кучи незадачливого визитера, который вздумал в неурочный час сунуться со своим визитом. Уже с порога Лебедев наткнулся взглядом на прямую спину в черном свитере толстой вязки, неподвижно застывшую на стуле у соседней с Васькиной койки. Перебинтованный Голкин тут же многозначительно скосил глаза, давая понять, что опешивший шеф не ошибся.

– Здрасьте, Андрей Ильич, – постарался придать мышиному писку максимальную громкость Василий. – А я вас сегодня не ждал.

– Добрый всем вечер! – бодро выбросил в воздух Лебедев и приблизился к своему подопечному. – Я на минуту, только узнать, как ты.

– Присаживайтесь, Андрей Ильич, вот стульчик.

Рядом никто не повернул головы. Посетитель положил на тумбочку ананас и бананы, поставил пару «Боржоми».

– Завтра водитель привезет продукты. А это для разбега, чтобы активно выздоравливал да бежал отсюда быстрее, – нес ахинею Лебедев, решая важнейшую из проблем: выйти или остаться?

– Не остановишься – не побежишь, – философски заметил Василий. – Для хорошего разбега человеку полезно потоптаться на месте, оценить ситуацию. – «Оценщик» многозначительно закатил глаза.

– Вижу, поправка идет стремительным темпом, раз потянуло на философию. Обычно больных тянет на сон. Я пошел, Василий. Завтра тебя переведут в другую палату, будь готов к переменам.

Он проторчал на лестничной площадке сорок минут, обкурившись до чертиков. Не вышла. Оно и понятно: бабьему сердцу милей убогие да больные. Эти сентиментальные дуры словом «жалеть» подменяют «любить» и умиляются при этом идиотской подмене. Женский «психолог» тихонько ругнулся и побрел по ступеням вниз, плюнув на обшарпанный лифт.

Теперь, спустя столько времени, гордый болван клял свою гордость, но к старому не возвращался. Василий Голкин выполнял обязанности не последнего человека на фирме, такому бегать за ускользающей тенью президент «Олефармы» позволить не мог.

Послышался осторожный стук, дверь приоткрылась, в проем просунулась белесая голова.

– Ужинать будешь?

– Нет, у меня еще много работы. Оставь что-нибудь на столе, позже перекушу.

Татьяна молча кивнула и исчезла. Она здорово изменилась: тяжелая, с перевальцей, походка, оплывшее лицо, раздутые губы, пигментные пятна на коже и торчащий арбузом живот. Лебедев испытывал к ней брезгливость, ничего больше. Короткий роман завершился тоской и скукой – по утраченной молодости и наивной надежде, что можно ее вернуть. Строить планы на будущее никто из них не пытался, было очевидно, что заниматься этим – фальшь и глупость. Лебедев дал себе слово дотянуть до родов и распрощаться, обеспечив Татьяне с ребенком приличные условия жизни.

Андрей Ильич снова потянулся к бутылке, потом передумал, захлопнул резную дверцу и, пересиливая себя, спустился в кухню. За столом сидела Татьяна, лениво подбирая вилкой какую-то размазню с тарелки.

– А где Аркадий?

– Жует у себя бутерброд и глотает Мандельштама. Представляешь, вслух читает и подвывает, как настоящий поэт! Что-то про звериную душу, я мимо проходила, слышала.

– Танюш, ты не сваришь кофе? – нарочито спокойным тоном попросил Лебедев. – Хорошо бы бадью, у меня уйма работы.

– Не жалеешь ты себя совсем, Лебедев, – вздохнула Татьяна, обрадованная промелькнувшей в голосе ласке. – Тебе принести или спустишься?

– Принеси, если не трудно.

– Легко!

Кофе оказался что надо: душистым, бодрящим – настоящим, а не тем суррогатом, что подают в офисе секретарши. Он подумал, что кое в чем Танюхи будет недоставать. Рядом с кофейником на подносе притулилась десертная тарелка с его любимым овечьим сыром. Трудоголик проигнорировал сыр, налил полную чашку кофе. Поразмыслить надо действительно над очень многим, и серьезно: у компании возникла проблема.

Предприятия холдинга работали по системе GMP, гарантирующей качество выпускаемой продукции и дающей зеленый свет в продвижении лекарственных препаратов на фармацевтическом рынке. Региональные оптовики выстраивались в очередь за товаром с известной торговой маркой. Аптеки, больницы, санатории, медицинские центры – все лечили своих больных с помощью «Оле-фармы». Лекарства и БАДы шли нарасхват, гарантируя холдингу прибыль, а пациенту – облегчение от болезни. Так продолжалось до этой весны. В марте разразился скандал.

Новый транквилизатор, выпускаемый на одном из заводов холдинга, ни у кого не вызывал сомнений. Надежность и эффективность средства для лечения нервных заболеваний подтверждались успешной клиникой и приказом министра здравоохранения на применение лекарственного препарата. Лечили успешно, но всех застраховать от беды не смогли. Транквилизатор выкинул фортель: с исковыми заявлениями обратились в суд сразу девять убитых горем мамаш, явивших на свет вместо прелестного чада – урода. Молодые, издерганные проблемами женщины принимали во время беременности новый препарат, обещавший не нанести вреда. Почему в инструкции не оказалось побочных явлений, разбираться было сейчас недосуг. Разработчик, безусловно, будет наказан, но он, не снимая с себя вины, кивал на производителя, и оба дружно делили ответственность с государством, которое также оказалось причастным к серьезному промаху ученых и технарей. Ошалевшим от ужаса мамам на эти кивки было глубоко наплевать, они вооружились адвокатами и атаковали суды с требованием привлечь виноватых к ответу, а безвинно пострадавшим оплатить моральный ущерб. Крах холдингу, конечно, не грозил, но репутацию эта история могла здорово подмочить. К тому же на российском фармацевтическом рынке шла жесткая борьба за место под солнцем, каждый был только рад промаху конкурента. Над достойным выходом из трудного положения ломали голову многие: юристы, экономисты, ведущие специалисты – все, кто дорожил рабочим местом и именем фирмы. Однако принимать решение должен был ее президент, тот, кто отвечал за все первым.