Первое апреля октября - Алексей Притуляк

Уже выходя из дому, она столкнулась с полицейским.

— А-а, наконец-то, — бросила она.

— Мадам? — повернулся он к ней. Здоровый, пропахший потом и плохим табаком.

— Да поздно вы приехали, — пояснила она, не оборачиваясь.

— Это вы, значит, вызывали полицию?

— Да, но я не могу ждать вас бесконечно. Меня могли убить за это время раз сорок.

— Но у вас всё в порядке?

— Да, благодарю вас.

— Вам больше не нужна моя помощь?

— Ваша?.. Нет.

Когда она рассказала о ногах Катрине, та сделала большие зелёные глаза, очень, по её мнению, идущие к рыжей шевелюре.

— И ты оставила его у себя дома?! — изумилась она.

— А что было делать.

— Ну ты даёшь! Хочешь, я отправлю к тебе Дрэда с Клайвом? Они уделают этого голоногого.

— Нет-нет, они мне весь дом перевернут.

— Хм…

Вечеринка, как и ожидалось, была скучнее скучного и собиралась, собственно, для того, чтобы все могли увидеть новое платье Катрины вкупе с новым цветом её волос. Но для Евы главной целью был Вагнер.

Вагнер оказался толстым коротышкой с маленькими сальными глазками, короткими пальцами-сардельками, отвисшей нижней губой. Когда Катрина их познакомила, его глазёнки сразу раздели Еву, облизали её с ног до головы и тут же изнасиловали. Свинья! И от этого урода зависела её судьба!..

Ей пришлось весь вечер танцевать только с ним. Ей пришлось старательно не замечать его руки, которые то и дело норовили сползти с её талии на зад. Еву тошнило, когда он слюнявил её руку пьяным чмоком, но всё это было далеко не последним испытанием. Когда пришло время расходиться, выяснилось, что он хочет и должен её проводить. На её вопросительный взгляд Катрина только пожала плечами и отвела глаза… Сучка! Она просто хотела подложить Еву под этого кабана! Наверное, он ей самой был для чего-то нужен. И если Ева сейчас не позволит ему "проводить" себя, то "Монда" ей, разумеется, не видать. Если позволит, она будет блевать до конца жизни при одном воспоминании об этом и никогда уже не станет прежней Евой…

Он пыхтя и кое-как вылез из её машины, ввалился следом за ней в лифт и сразу, без разговоров, принялся за дело — его рука забралась в разрез платья, лапая сардельками за бедро. Его отвисшая слюнявая нижняя губа мокрой присоской прилепилась к её шее. Первым желанием было треснуть ему коленом между ног, но она сдержалась. Перед глазами замаячил её коллаж на развороте "Монда" и фото Моники на обложке.

— Как у тебя тепло там, — просопел он ей в ухо, проталкивая ладонь в промежность, елозя пальцами по трусикам, прижимаясь к её бедру своей мерзко отвердевшей ширинкой. — Я сейчас кончу.

Хоть бы лифт оборвался, что ли…

В гостиной он сразу, по хозяйски, не спрашивая, повалил её на диван, прилип губами к декольте, похотливо потянул с неё трусики.

— Эй, эй! — оторопела она. — Вот так, сразу?

А что ты хотела, Ева? Ты уже определись, в конце концов, нужна тебе карьера или нет. Ты же не дура и не девочка четырнадцати лет, чтобы не понимать, зачем здесь этот потный боров. Если ты твёрдо решила, что твоя честь не продаётся, тогда зачем ты позволила ему притащиться сюда? Ну а если ты готова к сделке, то к чему лишние вопросы? Раздвинь ножки, расслабься, и попытайся, чёрт возьми, получить хоть кроху удовольствия.

— Ты уже намокла? — пропыхтел Вагнер.

Ага, сейчас.

— Нет, подожди… — простонала Ева. — Не так быстро… милый.

— Сейчас я тебя заведу, — его слюнявая присоска стала спускаться с декольте, по платью, вниз, к чёрным ажурным трусикам. На ткани наверняка оставался тёмный и поблёскивающий след его слюней. Вряд ли она ещё когда-нибудь захочет надеть это платье.

Страшно было представить эти похотливые губы, это жирное лицо у себя между ног.

— Подожди! Вагнер… — она заелозила попой, сползая с дивана, не позволяя его чавкающим губам приблизиться к заветному. — Подожди… Давай хотя бы выпьем для начала.

— Я и так уже набрался, — пропыхтел он. Но, к счастью, сделал паузу.

— Мы немного, — торопливо попыталась она улыбнуться. — У меня есть бурбон.

— Ты пьёшь бурбон! — смачно выдохнул он.

И остановился. Это уже хорошо. Можно оправить задранное платье, с горечью убедиться в наличии на нём слюнявых пятен, стряхнуть с себя омерзение.

— Мне нужно расслабиться, — сказала Ева. — Я что-то напряжена.

— Массаж?

О господи! Только этого ещё не хватало!

— Нет, спасибо… Вагнер. Лучше бурбон.

— Угу… Ну, тогда я пошёл за бурбоном.

А в голову Еве наконец-то пришла нужная мысль. Она вспомнила, что они с боровом, возможно, не одни в доме.

О господи, что за день!

Интересно, тот, из шкафа, уже смылся?

— Посмотри в гардеробе, — подсказала она Вагнеру, который стягивал с себя пиджак и осматривался, пытаясь определить местоположение бара.

— В гарде… Ты хранишь выпивку в гардеробе?

— Ну, я странная девушка, — небрежно бросила она, внутренне напрягаясь в предчувствии чего-то ужасного. — Как все талантливые люди. Гардероб — там.

— Ух ты! — причмокнул он. — Обожаю таких девчонок. Я буду кончать в тебя долго и мрачно.

Боже!

Она прислушивалась к тому, как он, на ходу стягивая носки и бросая их чёрт знает куда, прошлёпал к шкафу. Скрипнула дверца. Донеслось сосредоточенное пыхтение и позвякивание передвигаемых вешалок… Вот сейчас… Сейчас…

— Не вижу тут никакой выпивки, — пробубнил Вагнер.

— Нет-нет, смотри хорошенько. Там, под шубкой, стоят две бутылки.

Еву почти трясло. Вот сейчас, сейчас…

— Ни-че-го, — кабан заглянул в гостиную. Он уже и штаны с себя стянул. На нём были красные стринги. Этой тонкой и слабой перегородки вполне хватило на то, чтобы скрыть его небогатое мужское достоинство. И только пучились грязными водорослями под отвислым бледным животом неухоженные лохмы.

Какой ужас!

Ева, старательно отводя глаза от этого нетрезвого существа, поджимая ноги и внутренне содрогаясь, выдавила:

— Может быть, посмотришь ещё? Там, у задней стенки, за шубкой. С обломанными ногтями.

— М?

— То есть, я имею в виду, одна уже початая… Ну посмотри ещё, а?

Вагнер пожал рыхлыми плечами, исчез.

И не вернулся. Ни через минуту, ни через пять, ни через час.

Часа два Ева просидела на диване с поджатыми ногами, отрешённо глядя в пустоту и полумрак гостиной. Только когда начавшийся за окном дождь вывел её из транса, она поднялась и прошла в прихожую.

Половина тела Вагнера торчала из шкафа. Он лежал полубоком. Его бледные, как два мёртвых глиста, волосатые ноги были поджаты и судорожно напряжены. Напоследок он обделался, и коричневая полужидкая масса, стекавшая по ляжкам, испоганила ковёр. Беззащитно обнажившаяся головка члена выглядывала из-под красной тряпочки сбившихся на сторону стрингов.

Ева покачала головой, задумчиво постучала ногтем по зубам. Потом неуверенно заглянула в шкаф. Голова Вагнера, с высунутым языком, безвольно лежала на одной ступне. Наверное, кабан залез головой между стоящих в гардеробе ног, в поисках бутылки, и те просто сжали его толстую короткую шею. И сдавливали, пока он не перестал пыхтеть…

Скотина, ковёр уделал!

Проходит ещё часа два, пока Ева собирает разбросанную одежду, увозит труп и загаженный ковёр на отвал, выносит мусор, в котором её совсем ещё новое вечернее — чёрное с золотом — платье, принимает душ, старательно смывая с себя мерзость Вагнеровых поцелуев и касаний, чистит диван и пьёт бурбон.

Наконец, она вспоминает о своём избавителе и возвращается к гардеробу. Открывает дверцы, смотрит на стоящие за шубкой ноги.

— Спасибо, милый, — произносит она.

Ноги неподвижно молчат.

Ева улыбается им и идёт в ванную. Возвращается с небольшим серебристым тазиком, полным тёплой воды, в которой плавает губка и кусочек мыла. Из кармана халатика у неё торчит маникюрный набор.

— Сейчас мы из тебя красавца сделаем, — шепчет она, принимаясь за работу.

Ещё через час ноги чисто вымыты, ногти приведены в божеский вид — подстрижены, заботливо обточены пилочкой и покрыты чёрным лаком.

Ева нежно целует каждую ступню, прикрывает шкаф и идёт в спальню.

Она долго лежит без сна, ожидая, когда же её друг из гардероба придёт разделить с ней ложе. Но, так и не дождавшись, под утро засыпает.

Ей снится эротический сон.

Первое апреля октября

На площадке, мимо которой опаздывал на работу Родин, мальчишки гоняли в футбол. Гоняли, то и дело оскальзываясь на мокрых листьях, иногда валясь на жирную и влажную осеннюю землю. С утра пораньше. И охота же им!

Всё кончилось бы не так, как кончилось, если бы мяч не ударил Родина в спину. Грязный мяч. В чистую куртку.

Он рассерженно повернулся, готовясь высказать шпане всё, что думает по этому поводу.