Осторожно, женское фэнтези. Книга вторая - Ирина Шевченко

Выступление негласного гриновского зама было во всех смыслах показательным. И лично мне многое показало. Грин, который рвался быть, что говорится, в каждой бочке затычкой, делал это просто и ненавязчиво. Он контролировал, страховал, поддерживал, но это не создавало ощущения тотального контроля и давления. Если вдруг он уйдет, персонал за неделю взвоет под «бдительным» руководством Кленси. Но вполне вероятно, что еще через неделю тот пресытится не всегда сладкими плодами власти, утратит всякий интерес к делам лечебницы и вернется к набиванию чучелок.

Размышления об уходе Грина с занимаемой должности были несколько преждевременными, но для меня это был хороший способ отвлечься от других — волнительных, мечтательных… пугающих…

Но, как говорят, глаза боятся, а ноги… Ноги привели меня в назначенный час в главный корпус. Правда, руки долго возились с пуговицами пальто, а после так же долго теребили волосы, притворяясь, что поправляют прическу. Потом предательские руки начали мелко подрагивать, и в груди что-то сжималось, затрудняя дыхание, отчего кровь ударила в лицо, а в животе поселилось что-то странное и щекочущее — то ли пресловутые бабочки, то ли реакция на съеденную за обедом фасоль.

Ценой титанических усилий я все же взяла себя в трясущиеся руки, выровняла дыхание, привела-таки в порядок прическу, отрепетировала перед зеркалом улыбку и поднялась в приемную.

— Добрый день, мистер Адамс, — поздоровалась с секретарем.

Тот глянул на меня с привычным недовольством, молча выдвинул ящик стола, взял что-то…

…а в следующий миг оказался за моей спиной.

Перед глазами мелькнуло широкое лезвие ножа, крепкие пальцы впились в плечо, и волосы у меня на затылке зашевелились от страха и чужого горячего дыхания.

— Думаете, добрый, мисс Аштон?

Я вскрикнула — единственная реакция, которой ожидала от себя в такой ситуации. Но дальше началось неожиданное. Включились выработанные на тренировках инстинкты, и, извернувшись, я с силой отвела от себя руку с ножом и ударила секретаря локтем в живот. Потом, резко откинувшись, головой… не знаю, куда… Безрезультатно. Мужчина был сильнее и, не исключено, что использовал какие-то чары, так как движения давались мне с огромным трудом, но, видимо, в мыслях у него засело во что бы то ни стало перерезать мне глотку, и оттого предпринять что-либо другое он даже не пытался: держал меня одной рукой, а ножом старался дотянуться до моей шеи. Упорно так старался, и, предприняв в первую секунду попытку вырваться, во вторую я уже вынуждена была сконцентрироваться только на оружии. Отталкивала руку с ножом, чувствуя, как постепенно слабею, словно прижавший меня спиной к своей груди секретарь вытягивает из меня силы. Все-таки магия…

— Джерри!

Голос Оливера раздался в тот момент, когда лезвие оцарапало мне подбородок.

— Джерри, отпусти ее…

— Ты не понимаешь, — прошипел мне в ухо Адамс. Джерри Адамс — идиотское имечко.

— Я все понимаю, — выставив вперед открытые, ладони ректор приближался к нам. Негромкий голос завораживал лаской. — Понимаю, поверь. Ты же не хочешь навредить Элизабет? Тебе ведь это не нужно. Не нужно, Джерри…

— Нужно! — выцедил со злостью секретарь, и нож, который я отталкивала уже двумя руками, вжался мне в кожу на шее. — Нужно. Я должен… тогда она вернется…

— Не должен, Джерри, — продолжал уверять Оливер. Он остановился в паре ярдов от нас, не рискуя подойти ближе. Взглянул на меня мельком, а после смотрел лишь на Адамса, и в глазах ректора не было ни злости, ни угрозы — только страх и непонятная мне боль. — Это не твое желание, Джерри. Тобой управляют. Ты же никогда не позволял никому управлять тобой. Вспомни, никому…

— Никому, — эхом повторил Адамс.

— Никому и никогда, — отчеканил милорд Райхон, не сводя с него взгляда. — И сейчас не позволишь.

— Не поз-з-з… — слова сменились скрежетом зубов.

— Отпусти нож, Джерри. Просто разожми пальцы, ты сможешь.

— Нет, — секретарь не говорил уже — шептал еле слышно. — Не смогу.

— Сможешь, я знаю.

— Что знаешь? — выдавил тяжело Адамс. Казалось, каждое осмысленное слово причиняет ему боль. — Что… со мной?

— Тобой пытаются управлять. Не позволяй этого. Ты сильнее, Джерри, я знаю. И ты знаешь: я никогда в тебе не сомневался. И сейчас не сомневаюсь.

А вот я уже очень сомневалась, что мне-таки не распорют горло.

— Думаешь… ошейник? — прохрипел секретарь. — Как на… том мальчишке?

— Возможно, — осторожно ответил ректор. — Если так, я его сниму. Это не сложно…

— Не сложно, — прошептал Адамс, медленно отводя руку с ножом. — Я сниму.

Я не шевелилась. Инстинкты, уже спасшие сегодня, подсказывали, что опасность еще не миновала. Не нужно рисковать и провоцировать человека, находящегося под действием темных чар. Разве что сделать все быстро, но на это у меня не хватило бы сил.

— Я сниму, — повторил секретарь. Потом вдруг резко толкнул меня в спину, и я полетела вперед, видя перед собой перекошенное от боли и ужаса лицо Оливера Райхона.

Прежде, чем я упала на колени, позади меня рухнул и забился в судорогах Адамс.

Ректор с утробным рыком рванул к нему. Когда я смогла подняться на ноги, он уже стоял на коленях рядом с секретарем, зажимая рану на шее молодого человека платком.

Платок был слишком мал, и кровь сочилась между пальцев Оливера и впитывалась в темный ворсистый ковер, становившийся еще темнее.

— Вот, — я схватила висевший на стуле Адамса шарф и протянула мужчине.

Шансов не было, но я чувствовала, что должна что-то сделать.

Оливер рванул шарф с такой силой, что я, не успев разжать пальцев, оказалась на полу рядом с ректором.

— Держи, — приказал он мне сквозь зубы, прижав мою ладонь к быстро напитавшейся кровью ткани. — Держи и не вздумай отпустить его.

Вцепился одной рукой в мое плечо, второй в уже не вздрагивающего секретаря, и всех нас втянуло в темную дыру портала, чтобы через долю секунды выкинуть в холле лечебницы, откуда я не так давно вышла в самом прекрасном расположении духа.

— Врача сюда! — зверем проревел Оливер. — Быстро! Грина!

— Его сегодня нет, — прошептала я тихо.

— Найдут, — зло припечатал ректор. — Убью тварь. Глотку вырву собственными руками.

Последняя реплика относилась уже не к доктору, и глядя на искаженное ненавистью лицо ректора, истинному ее адресату я не завидовала.

В маленькой комнатке, где мы сидели, не было часов, но и без них понятно было, что операция идет уже очень долго. И это вселяло надежду: значит, мистер Адамс все еще жив — с трупом Грин бы не возился.