Зной - Джесси Келлерман

— Ну хорошо, — торжественно произнес он, разрезая шпагат. — Приступим.

Впоследствии, вспоминая этот день, Глория поняла, что сильнее всего поразила ее в трупе Джозефа Геруша покрывавшая его плесень: заиндевевший, зеленый с белым пушок, которым порос серый ландшафт плоти. Геруша сильно походил на индейку, провалявшуюся забытой после Дня благодарения восемь недель на каком-нибудь холме. Живой, он был человеком не крупным, а постфактум еще и сократился в размерах. Все тело Джозефа Геруша претерпело усадку, от которой лицо его обрело выражение задумчивости, некой неизъяснимой мудрости, приберегаемой Природой для мертвецов.

Впрочем, первым, что она подумала тогда, было: что?

— Вы хорошо себя чувствуете, мэм? — Ирвин взял ее под локоть, положил другую ладонь ей на спину.

— Все в порядке. — Она повернулась к молодому человеку: — От чего он умер?

Ирвин заглянул в карточку.

— Официально? От печеночной недостаточности. Но если честно, от того, что просто умер.

Она подошла слишком близко, запах ударил ее, точно гарпуном. Покачнувшись, Глория отступила на шаг, в голове у нее все смешалось от смрада и окончательно запутавшей ее реальности Джозефа Геруша.

Известного ей также как Бэйк, бездомный обитатель мусорного бака.

Глава шестнадцатая

Она позвонила детективу Воскбоуну.

— Мисс Мендес, — сказал он. — А я как раз собирался звонить вам.

Они договорились о встрече на восточном конце Голливудского бульвара, в одном из ресторанчиков Маленькой Армении. Образовавшийся на Хайлэнд-авеню затор вынудил Глорию несколько минут любоваться прямоугольным шпилем церкви объединенных методистов с натянутым поперек него двадцатифутовым транспарантом, призывавшим помогать жертвам СПИДа. Вооруженные фотоаппаратами туристы осаждали «Китайский театр Граумана» и «Аллею славы» в чреватых галлюцинациями надеждах узреть какую-нибудь знаменитость и наскакивали, чтобы сфотографировать ее, командами численностью человек в сорок на какого-нибудь ошалевавшего от такого переплета бедолагу, который неизменно оказывается техником студии звукозаписи, впервые за последние три дня надумавшим погреться на солнышке. Зевающий динозавр торчал из крыши музея «Верь не верь», выбирая себе на поживу кого-нибудь из числа проституток, еще не приодевшихся для вечерней работы, и сайентологов, выбежавших на улицу, чтобы покурить, — и находя их слишком тощими, непригодными в пищу.

Воскбоун уже держал наготове перо и блокнот.

— Привет, — сказала Глория и загадала: а ну как он и это запишет.

Не записал. Она сходила к стойке и вернулась с тарелкой чечевичной похлебки и лавашом.

— Вы ничего не хотите? — спросила она.

Воскбоун поднял, чтобы показать ей, стакан воды.

Ну да, подумала она, у него же питание от батареек.

— Вы хотели спросить меня о чем-то, — сказал Воскбоун.

— По-моему, это вы хотели меня о чем-то спросить.

— Этим мы займемся через минуту, — сообщил он.

Глория занялась похлебкой.

— Мисс Мендес.

Она, вытерев губы:

— Да?

— Какой у вас возник вопрос?

— Не вопрос, — ответила она. — Скорее, небольшая история.

— Ладно.

— Однако я думаю, что начать нам лучше с вас.

Она отломила кусочек лаваша. Воскбоун провел ладонью по своим устрашающим щекам.

— Угу. Хорошо. Свидетельство, которое вы нам передали? Какая там дата смерти стоит?

— Точно не помню. Середина июля.

— Двадцать второе.

— Если вы это знаете, — сказала она, — то зачем спрашивать?

— Из Мексики в Лос-Анджелес вы вернулись когда?

— Вот это я помню хорошо. В Мексику я поехала утром двадцать шестого, вернулась на следующее утро. Отсутствовала чуть больше суток.

— Угу, — произнес Воскбоун.

— А в чем дело-то?

— Мистер Перрейра был тогда уже мертв.

Глория округлила глаза:

— Полагаю, что да.

Воскбоун сунул руку в свой кейс, вытащил папку и, открыв ее, показал Глории документ:

— Это последний отчет, направленный мистеру Перрейра Калифорнийским федеральным банком. Датирован он августом, то есть после автокатастрофы тогда прошел уже месяц, и содержит описание всех операций, какие производились со счетом мистера Перрейра с двадцать восьмого июня по двадцать восьмое июля.

— Ладно, — сказала Глория.

— Как видите, мистер Перрейра перед самым отъездом снял со счета деньги. Тысячу восемьсот долларов. Предположительно, он собирался использовать их во время поездки.

— Наверное.

— Деньги, вообще-то говоря, не маленькие. — Пару секунд Воскбоун молча смотрел на нее. Затем откашлялся. — И тем не менее. На счету осталось восемь тысяч сто семьдесят шесть долларов. Видите?

— Вижу, — ответила она.

— Я, однако, другое понять затрудняюсь.

Он ткнул пальцем в середину страницы.

— Двадцать шестого июля, — сказал Воскбоун, — когда кто-то снял с этого счета деньги, Карл Перрейра был уже мертв.

— Я полагала, — ответила Глория, — что этот счет всегда оставался почти нулевым.

— Незадолго до отъезда мистер Перрейра положил на него приличную сумму — вот, смотрите. — Воскбоун указал на начало месяца, на день, когда Карл внес в банк около 20 000 долларов. — Потом перечислил пожертвования. Потом отправился в Мексику, но, по-видимому, с выплатами, которые он начал делать, еще не покончил. Потом он умер, а потом снял со счета оставшиеся деньги.

Воскбоун глотнул воды.

— Такова очередность событий, какой она представляется нам в настоящее время.

— Это не он, — сказала Глория.

— То есть?

— Ясно же, что это был не он. Покойники деньги не снимают.

— Угу, — произнес Воскбоун. — Согласен.

Больше он ничего не сказал, и Глории потребовалось несколько секунд, чтобы понять: Воскбоун подозревает ее. Она опустила ложку на стол и произнесла:

— Детектив?

— Вас в тот день в городе не было? — осведомился он.

— Это я вам уже сказала.

— Подтвердить ваши слова кто-нибудь может?

— Можете позвонить Реджи Солту. Или в Агуас-Вивас. Я заходила там в универмаг. И на заправке останавливалась. — Она помолчала. — Хотя на ней телефона, наверное, нет.

— Вы имели доступ к этому счету?

— Нет.

— Знаете тех, кто имел?

— Кроме Карла, никого. Что вы пытаетесь из меня вытянуть, детектив?

Воскбоун поморгал: обработка данных.

— Вытянуть?

— Какого ответа от меня ждете? — спросила она. — Самого что ни на есть уличительного?

— Не надо сердиться, мисс Мендес.

— Я не сержусь.

— Я просто пытаюсь понять, что произошло.

— Хорошо, — ответила Глория. — Я тоже.

— Угу. Стало быть, цель у нас одна, — сказал Воскбоун.

— Послушайте. Объяснить вам, что произошло, я не могу, потому что не знаю этого. Я никакого отношения к счету в Калифорнийском федеральном не имею.

— То есть вы думаете, что это, скорее всего, просто ошибка.

— Я этого не говорила. Я вообще ничего не думаю. А что, такая ошибка возможна?

— Я поговорил с управляющим банка, — ответил Воскбоун. — Дата трансакции вводится не вручную компьютер вводит ее сам, когда клиент вставляет карту в банкомат. Насколько я помню, управляющий назвал это «сбоем». И сказал: «Такое бывает».

— Видеозапись у них имеется?

— Записи хранятся три-четыре месяца. Эту стерли больше десяти дней назад.

— Когда я снимаю деньги со счета, мне приходится вводить мой ПИН-код.

— Ну да, — сказал Воскбоун. — И ему приходилось.

— То есть ПИН-код он ввел?

— Ну… — промямлил Воскбоун, и Глория впервые увидела на его лице уклончивое выражение, — кто-то его ввел.

У нее даже глаза на лоб полезли:

— «Кто-то»?

— Если не он сам, — ответил Воскбоун, — то да. Кто-то. Кто-то же должен был его ввести.

Пауза.

— Вы хотите сказать, — спросила она, — что это мог быть и он?

Воскбоун пожал плечами.

— Так ведь он же мертв, — сказала Глория. И добавила: — У меня в гостиной прах его стоит.

— О, так вы его не похоронили? — удивился Воскбоун.

— Нет, — покраснев, ответила она.

— Угу. — Он повел подбородком в сторону ее супа: — Остынет.

— Мне больше не хочется.

Воскбоун отломил кусочек от ее лаваша, молча сжевал его, запил водой и спросил:

— Вы не будете возражать, если мы съездим на вашу квартиру?

ОНА ПРИВЕЛА ЕГО В СПАЛЬНЮ, к туалетному столику, на котором стояла урна. Взяла ее и протянула Воскбоуну, спросившему:

— Где уборная?

Держа урну над ванной, он поинтересовался:

— Вы ее открывали?

— Конечно, не открывала, — ответила Глория.

Прежде всего, из страха рассыпать прах по квартире.