Пасынок судьбы. Искатели - Сергей Волков

– Эй! – негромко сказал я, набравшись смелости – все же нет ничего опаснее пьяных подростков: – Что, делать нечего?

Они разом обернулись, продолжая хихикать, и один, самый наглый, спросил:

– Это что за хер? Ты че, козел, в репу захотел?

Я надеялся, что молодежь испугается одного моего вида – взрослый мужик, не хиляк, застал их за таким безобразием… Но они и не думали пугаться! Наоборот, сгрудившись вокруг своего вожака, эти довольно громоздкие «детишки» уверенно двинулись на меня, стоявшего у самого края лестницы. И тут я вспомнил только что прочитанного Юрьева: «Если вы подверглись нападению подростков, прежде всего отбросьте всякую жалость! Забудьте, что перед вами дети, старайтесь действовать жестко, даже жестоко – ваша мягкость может стоить вам жизни! Первым делом попытайтесь „выключить“ вожака – обычно на нем замыкается вся инициатива нападающих…»

Они с криком бросились на меня, навалились, пытаясь сбить с ног, но я действовал быстро и четко. Пестиком врезал кому-то по голове, ударил вожака ногой в пах, левой рукой сгреб сразу двоих и швырнул их вниз по лестнице!

На этом, собственно, вся потасовка и закончилось. Скрюченный главарь тихонько скулил на полу, рядом сидел и держался за голову еще один парень, разбросав ноги в грубых армейских ботинках. Двое внизу с кряхтением поднимались со ступенек, а крашенная девица и щуплый прыщавый белобрысый пацан пятились от меня в угол.

– Ну что, шакальё? А теперь пошли вон отсюда! – я безжалостно, за шкирку поволок, вожака к лестнице, отвесив ему на прощание хорошего пинка:

– Еще раз увижу – шею сверну! Понял?

Он промычал что-то, ковыляя вниз по ступенькам. Следом за ним потянулись остальные. Компания собралась внизу, на площадке, пошушукалась, но я решительно двинулся вниз:

– Что, не поняли? Мало?!

Они с шумом ссыпались по лестнице, этажа через два остановились, хором крикнули: «Козел!» и, грохоча ботинками, убежали.

Сзади раздался какой-то шорох. Я рывком обернулся – дверь квартиры открылась, на пороге стояла Зоя с шипастой булавой, явно из папиной коллекции, в руках. Была она в домашнем халатике, тоненькая, хрупкая, но с решительно закушенной нижней губкой. В больших серых глазах стояли слезы…

Я поднял руки:

– Зоя, это я, Сергей! Противник повержен и бежал! Не бойтесь, все в порядке!

– А я услышала шум, крики, поняла, что тут дерутся… Я так испугалась! Заходите, Сережа! Вы не пострадали?

Я покачал головой, кивнул на дверь?

– Они тут кое-что попортили, вы идите, я сейчас!

Зоя прикрыла дверь, я поднял с пола брошенный баллон с краской и за минуту выкрасил внешнюю поверхность двери в ровный оранжевый цвет, скрыв все нарисованные фаллосы и прочую похабщину… Покончив с покраской, я затоптал тлеющие газеты, прихватил «Русский стандарт» и вошел в квартиру.

Мы сидели на кухне и пили чай. Зоя, отошедшая от испуга, развеселилась, подкладывала мне печенье: «Бабушка испекла!», рассказала про свою семью. Оказывается, ее мать, актриса, бросила Паганеля с четырехлетней дочкой на руках ради какого-то американского продюсера еще в восьмидесятом году и укатила жить в Штаты. Зоя назвала фамилию, я удивленно присвистнул – ого!

– Так она же приезжала в Россию! Вы виделись?

Зоя помрачнела:

– Нет! Отец был против, я тоже не захотела – зачем?

– Ну как же! Мать все таки!

– Сережа, я ее совсем не помню! Она отказалась от меня ради сытой жизни в Америке – какая же она мне мать! И все, кончили об этом!

Зоя замкнулась, веселость ее куда-то улетучилась. Я проклинал себя за нетактичность, и что бы исправить положение, спросил, где Зоя учиться.

– В МГУ, на юридическом. После школы два года поступала в МГИМО, но не проходила по конкурсу. Теперь вот на третьем курсе, а подруги-одноклассницы уже заканчивают. А что за водку вы принесли?

– «Русский стандарт»! Говорят, наша политическая элита очень уважает. Так сказать, боевой трофей!

– Давайте выпьем! Никогда не пила чистую водку! Вы меня научите?

Я, скрипя сердцем, согласился. В бутылке было больше половины, а я боялся, что «на старые дрожжи» меня развезет – завтра собеседование!

Зоя принесла тонкие хрустальные рюмки, нарезала ветчину, соленые огурцы, открыла баночку красной икры. Я набулькал прозрачной жидкости, поднял рюмку, предложил:

– Зоя, за вас!

– Нет-нет-нет! Давайте выпьем за любовь – двигатель мирового прогресса! Так говорил один мой знакомый, он утверждал, что без любви не могут родиться одаренные дети, которые потом становятся гениями и двигают вперед нашу цивилизацию!

Я подивился замысловатости тоста, мы чокнулись, я опрокинул рюмку в рот, глотнул, проталкивая обжигающий комок в желудок, хрумкнул огурцом. Зоя застыла, с неуверенностью глядя на свою рюмку.

– Смелее! – подбодрил я ее: – Выдох, одним глотком выпиваешь, и закусываешь! Все очень просто!

Девушка секунду помешкала, шумно выдохнула и вылила содержимое рюмки в рот. Выпученными глазами она уставилась на меня, замахав рукой. Я сунул ей в руку вилку с кусочком огурца. Зоя вдруг улыбнулась, аккуратно сняла огурец с вилки, зажала его между ровными мелкими белыми зубами, на миг застыла так, словно поддразнивая меня, и съела! Чертовка, у нее это получилось очень сексуально!

– Здорово я вас разыграла? Ну, сказала, что не умею пить водку!

Я усмехнулся:

– Здорово… Проверяли меня, гожусь ли на роль спаивателя молоденьких симпатичных девушек?

– Ага!

– Ну и как, гожусь?

– Годитесь! А давайте выпьем на брудершафт! А то все «вы» да «вы»…

Я снова наполнил рюмки, взял свою в руку, продел в полукольцо Зоиной руки, мы опять чокнулись и выпили. Зоя бесшумно опустила рюмку на стол, мы потянулись на встречу друг другу, я ощутил губами упругие влажные губки девушки, и сразу – острый подвижный язычок между ними.

Честно говоря, я не ожидал такого! Мы целовались, перегнувшись друг к другу через стол. Так, не отрывая губ, Зоя выпорхнула из-за стола и как-то очень естественно оказалась у меня на коленях…

И была ночь… И было утро…

Я проснулся довольно рано – часы в гостиной пробили восемь. Зоя безмятежно спала, положив свою изящную головку мне на плечо. Я ощущал ее тело, остренькие груди, тепло ее кожи. Но в то же время вся наша бурная ночь казалась мне чем-то ненастоящим – как будто это была игра. Нет, Зоя оказалась очень грамотной девушкой в плане секса, но делала она все очень… ну, хорошо, что ли! Как будь-то экзамен сдавала – без лишних движений, без особых эмоций… Оценку «пять» она, безусловно, заработала, но… Вот, подобрал – это напоминало спорт!

Пока я размышлял, Зоя проснулась. Она открыла глаза, улыбнулась мне, чмокнула в щеку, вскочила с кровати, потянулась, с хрустом разминая свое молодое, точеное, соблазнительное тело, обернулась на меня, мол, оценил? Потом, напевая, подошла к большому ковру, висящему на противоположной стене ее комнаты, что-то повесила на него или сняла…

– Ты что делаешь? – удивился я, приподнимаясь на локте.

– А, так, ничего! – пропела Зоя, подхватила со стула халат и, выбегая из комнаты, крикнула: – Я в душ, а ты сделай кофе, пожалуйста!

Я встал, оделся, и, натягивая носок, посмотрел на ковер. Весь низ этого пушистого, благородного изделия бухарских ковроделов покрывали английские булавочки, к ушкам которых были привязаны пучки волос, разных волос: рыжих, черных, белобрысых, кудрявых, прямых, даже седые попались! Но, насколько я понимаю, все волосы были мужскими. И в самом низу ковра я вдруг увидел булавку со своими волосами! И когда она только успела!

«Это что же?! Эта паршивка коллекционирует мужиков! Сколько их у нее? Пятнадцать… двадцать девять… сорок один… шестьдесят восемь… девяносто три! Ого! Почти сотня! Вот тебе и будущий юрист! Небось, хвалиться перед подругами! Да и те, наверное, такие же… А я-то расчувствовался, дурень!» Я до конца оделся, почему-то вспомнив нашу с Борисом дурацкую записку, адресованную Зоя, и мне вдруг стало стыдно. Стыдно за себя, за Бориса, за наше скрытое жеребячье соперничество. Да уж, вот воистину – о времена, о нравы! Дочь известного археолога, студентка престижного факультета МГУ, красавица с внешностью ангела, занимается постельным спортом, к двадцати годам переспав с сотней мужчин! Не иначе, мамины гены… Тьфу ты, вот и на морализм потянуло… Старею, что ли?

Я вышел из комнаты, прошел через прихожую, увидел на кухне остатки наших вчерашних посиделок, вспомнил, какой робкой, тихой и милой была Зоя вначале, и какой жеманной и похотливой потом… Я почувствовал, что мне противно. Так противно, как не было даже вчера утром, когда я обнаружил у себя в постели ту жирную бабищу. И тут из ванной сквозь шум и плеск раздалось: «Сережа! Кофе готов? Я иду!».

Я шарахнулся от звука этого голоска, как черт от ладана! Прошмыгнув в прихожую, сунул ноги в ботинке, распахнул дверь и бросился вниз по лестнице, перемахивая по пять ступеней разом…