Мафия - Анатолий Безуглов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неизвестно, куда бы завели страсти, если бы на кухне не появилась Лаура.
— Андрей хочет телек, — заявила она.
— Скажи уж лучше, что ты хочешь, а не Андрюша, — с улыбкой поправила Ольга Арчиловна.
— Господи, пусть смотрят! — встала Надежда Максимовна и отправилась с девочкой в комнату.
Буквально через минуту послышался крик хозяйки:
— Игорь! Скорей сюда!
Чикуров и Дагурова, не сговариваясь, сорвались с места, решив, что какая-то беда с детьми.
— Смотри! — показала на экран телевизора Надежда Максимовна. — Твой Мелковский…
— Фу ты! Разве можно так пугать? — с облегчением вздохнул Игорь Андреевич. И с усмешкой добавил: — Действительно, мой… Гробокопатель. А что за передача?
— Бог его знает, — пожала плечами жена.
— Постой, постой, — заволновался Чикуров, машинально опускаясь на диван. — Неужели?.. — Он повернулся к Дагуровой: — Представляешь, Оля, Измайлов-таки подал в суд на Мелковского!
Все вперились в экран, на котором общим планом показывали зал судебного заседания.
«Судья: Товарищ Измайлов, скажите, почему вы только сейчас обратились в суд? Ведь статья Мелковского «Произвол» была опубликована аж в августе.
Измайлов: Решение подать иск возникло у меня сразу, но я тяжело заболел и лишь недавно вышел из больницы.
Судья: У меня вопрос к ответчику — автору статьи товарищу Мелковскому. Вы признаете иск?
Мелковский: Разумеется, нет. Прошу приобщить к делу официальный ответ Прокуратуры РСФСР на выступление газеты. Прокуратура считает, что статья правильная и своевременная. Факты подтвердились полностью. Что же касается товарища Измайлова, то нам сообщили: он отчислен из органов прокуратуры.
Судья: Вы пишете в своей статье, что Измайлов, будучи областным прокурором, принуждал Киреева дать показания на руководителей области и своего министерства…
Мелковский: Я писал то, что было.
Судья: Откуда у вас эти сведения?
Мелковский: Как вы понимаете, взял не с потолка. Беседовал со многими людьми в Южноморске. В частности — с Измайловым и Киреевым.
Судья: Однако товарищ Измайлов категорически отрицает, что оказывал давление на Киреева.
Мелковский: Зато Киреев это полностью подтверждает.
Киреев: Да, подтверждаю целиком и полностью. Измайлов требовал, угрожал мне. Дашь, говорит, компромат на тех лиц, кого я укажу, из числа областных, республиканских и союзных руководителей, выпустим на свободу. Не дашь — сгноим тебя и твою семью.
Измайлов: Товарищ судья, разве можно опираться только на одни голословные утверждения Киреева? Человека, заинтересованного в компрометации следствия и лиц, которые по долгу службы занимались разоблачением его преступных деяний. Я требую, чтобы газета дала опровержение по поводу фактов, опубликованных в статье Мелковского «Произвол», и принесла мне публичное извинение…»
После этих слов были показаны немые картинки из зала суда: еще выступление истца, ответчика, удаление суда (видимо, на совещание для вынесения решения), потом крупным планом герб республики и снова зал судебного заседания, все встали, и судья, держа перед собой лист бумаги, именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики объявил решение:
— В иске Измайлову Захару Петровичу отказать-Услышав эти слова, Чикуров вскочил.
— И это называется суд! — вскричал Игорь Андреевич так, что даже притихли Лаура с Андрюшкой, испуганно прижавшись друг к другу. Он рывком выключил телевизор. — Но почему Захар Петрович не разыскал меня и не вызвал в качестве свидетеля?
— Молчи уж, — пробурчала Надежда Максимовна. — Мало тебе своих неприятностей? — Видя, что муж схватил телефонную трубку, она настороженно спросила: — Ты куда?
— Надо разыскать Измайлова, — лихорадочно крутил диск Чикуров. — Захар Петрович всегда останавливается в «Центральной».
— Игорь, — мягко заметила Дагурова, — это ведь запись, — кивнула она на телевизор. — Суд состоялся бог знает когда…
— Вот черт! — бросил трубку Чикуров. — Не подумал.
Он стал листать записную книжку, нашел нужную страницу и снова набрал номер. По автоматической междугородной связи.
Южноморск соединился лишь с третьей попытки. У нас дома была только дочь. Ксюша ответила, что я на работе. Игорь Андреевич хотел что-то выяснить, но связь прервалась.
Не знаю, что мне больше помогло: врачи или злость. Наверное — то и другое. И еще Галина, примчавшаяся в Москву на следующий день после того, как я загремел в больницу.
Другая бы расклеилась, разнюнилась, но моя жена взяла с самого начала твердый, оптимистичный тон.
— Главное, не давай хвори одолеть тебя, — говорила она. — Борись. И вообще, считай, что это природный катаклизм. От него никто не застрахован.
— При чем здесь природа? — удивился я.
— Так ведь нынче год сверхактивного солнца, — убеждала меня жена. — Такого максимума деятельности нашего светила ученые еще никогда не наблюдали. Отсюда и всякие бедствия: стихийные и человеческие. Между прочим, самые страшные вехи в истории Советской страны приходилось на эти максимумы. Двадцать восьмой, тридцать седьмой, сорок девятый…
— Ты имеешь в виду сворачивание нэпа, сталинские репрессии?
— Конечно, — подтвердила Галина. — Именно в названные годы у «вождя всех народов» обострялась паранойя и как следствие проявлялась крайняя жестокость.
— Ну, это лишь гипотеза.
— Как сказать…
Об истинных причинах, доведших меня до больничной койки, она даже не заикалась. Впрочем, я и сам старался не думать об этом.
Но суровая действительность напомнила о себе, как только я вернулся домой. Если у нас хотят разделаться с человеком, то в ход идут любые средства. Мое имя трепали в газетах, на всевозможных совещаниях и активах. Затем я получил уведомление: на ближайшем бюро обкома партии будет рассматриваться мое персональное дело. Кончится, естественно, тем, что исключат из партии. Чтобы уйти от этого позорного судилища, я самолично выложил на стол партийный билет, что вызвало шоковую реакцию секретарей и аппарата обкома. А до этого сдал дела Гуркову, наконец-то занявшему вожделенное кресло.
О его назначении облпрокурором довольно точно сказала Галина словами одного юмориста: «Рожденный ползать, довольно быстро продвигается»…
Я махнул на недельку в Синьозеро, чтобы полечиться лесом. К лесотерапии, так сказать, меня приучила матушка давно.
Помню, в детстве врачи неожиданно обнаружили у меня какие-то шумы в сердце. Посоветовали лечь в больницу. Мать воспротивилась этому, сказав:
— Походи, сынок, окрест, по дубравам, березнякам, соснякам. Где почувствуешь, что тебе станет легче и тело как бы парит, там и гуляй больше.
Я послушался. Исходив дальние и ближние полянки и чащобы, нашел место, где действительно как бы обретал способность прямо-таки летать. Дышалось легко, в меня словно влились силы и благодать. Находилось оно верстах в пяти от села. Растительность тут была разнообразная, но преобладали вековые сосны.
А может быть, все происходило потому, что рощица была уж больно красива. Небольшой взгорок, сухой и чистый, при ясной погоде весь пронизанный солнцем.
А какие там родились боровички и маслята!
Правда, я замечал, что в солнечную погоду в самом зените лета (это июль и август) мне почему-то сдавливало грудь, сердце билось неровно.
— Верно, Захарушка, — подтвердила мать, — в такие дни я тоже не хожу в хвойный лес. Плохо себя чувствую.
Но зато по осени, особенно в ядреные прозрачные дни, ходить по «моей» роще было одно удовольствие. Как и зимой на лыжах.
Я пристрастился к лесолечению, и уже при следующем посещении больницы никаких отклонений у меня не обнаружили.
Потом мне как-то попались на глаза стихи: «Не оттого ли сердцу сладко, что я всесильно растворен в просторах этих без остатка». И понял: о целительной силе природы, происходящей от ее дыхания и красоты, так точно мог сказать только поэт.
Из родного села я вернулся в Южноморск с ощущением, что окончательно поднялся на ноги. Нашлись силы для поездки в Москву, на суд, который я, увы, проиграл…
Встал вопрос — как зарабатывать на хлеб насущный? Все-таки глава семьи, кормилец…
«Отцы города» проявили «милосердие», предложив помощь с устройством на работу. Помощником по быту на небольшую фабрику, завхозом в один из санаториев и еще что-то в этом духе, смахивающее на подачку. Я вежливо поблагодарил и отказался, решив устраиваться сам. Выбор произошел как-то неожиданно. Проходя мимо ворот таксопарка, я обратил внимание на объявление, что требуются водители. Вспомнил, что первая-то моя профессия — механизатор. С правом вождения любого четырехколесного транспорта. Позднее, в армии, получил права, так что вполне подходил.