Кардонийская петля - Вадим Панов

– Ядрёная пришпа…

Последние слова перед тем, как потерять сознание.

Лицо в крови, дыхание сбито, пара рёбер сломаны, но главное – жива. Жива, но сползает по гладкой крыше вниз. И не может удержаться. И сил нет вцепиться во что-нибудь, хотя бы ногтями в железо. Нет сил. Есть только понимание того, что она вот-вот сорвётся.

Григ оглушена.

Поезд выходит на мост, перед глазами бегут металлические фермы, но девушка их не видит. Ничего не видит.

– Орнелла!

Колотушка бросается к подруге, Колдун вскакивает на ноги и палит с бедра, прикрывая девушек от засевшего на краю вагона врага. Эбби обрезает веревку, хватает командира за плечи и тянет вверх, к центру крыши.

– Дерьмо, – шепчет Григ, окончательно проваливаясь в небытие.

– Дерьмо! – вырывается у Нестора само собой.

А что ещё, извините, кричать, когда взбрыкнувший вагон толкает тебя в грудь, рука срывается, ноги «едут», и ты чувствуешь, как летишь в упругий поток воздуха. Волосы развеваются, ветер рвёт рот, земля переворачивается, начинает приближаться… В последний момент Гуда выпускает карабин и ухитряется вцепиться в поручень. Поток подхватывает его, бьёт о вагон, разворачивает спиной к стене, больно разворачивает, резко вывернув плечо, но пальцы Нестор не разжимает. Знает, что только пять сжатых пальцев отделяют его от полёта в никуда, и не разжимает.

А когда взгляд фокусируется и в голове перестаёт шуметь, Гуда видит идущие в атаку бронетяги.

Четыре здоровенных «Доннера» мчатся под гору, намереваясь растоптать застрявшие у переправы «Азунды». Жахает пушечный выстрел. Первый. За ним второй, смешавшийся с грохотом разрыва. И дар шепчет:

– Дурацкая планета.

– Ненавижу! – орёт Хильдер.

И все офицеры, все солдаты четвёртого мехэскадрона дружно повторяют за ним:

– Ненавижу!!

Они устали бояться, устали убегать, устали проигрывать. Устали стыдиться слабости, отводить глаза при встрече с беженцами, со вдовами боевых товарищей, с детьми, потерявшими отцов. Они давно мечтали отомстить и теперь повторяют:

– Ненавижу!!!

И мчатся вперёд, вместо того чтобы гвоздить врагов из пушек.

Тяжеленные «Доннеры» превосходили остальные бронетяги и массой, и толщиной брони, и калибром пушки – всем, кроме скорости, но тут помогли гонка и рельеф, а потому мехэскадрон летел на врага с невообразимой для «Доннеров» прытью. Мчался под гору бронированным табуном и орал: «Ненавижу!» Не думал о схеме сражения, а потому первый выстрел прозвучал, когда бронетяги преодолели половину расстояния до противника. Первый выстрел не подготовлен, и снаряды уходят в «молоко».

Но это никого не волнует.

– Огонь!

Второй выстрел задевает нос «Ядрата», заставив колёсного монстра пошатнуться. Да какой он монстр? Монстры сегодня «Доннеры»!

И Ян хохочет:

– Ненавижу!!!

– Вот вам!!

«Бёллеры» наконец врезали. Поздно, но что делать: пока экипажи увидели врага, пока добежали до машин, пока навели… Наводчики, кстати, сработали отлично – оба снаряда в цель, – но лобовая броня «Доннера» держит удары. Снаряды разлетаются осколками, оставив после себя лишь вмятины, а бронетяги продолжают упрямо переть вперёд, огрызаясь редким пушечным огнём. Скорость «Доннеры» набрали чудовищную, казалось, даже если перебить экипаж, или вырвать кузель, или выбросить Философский Кристалл и даже оторвать траки – они всё равно продолжат путь. Долетят по инерции и раздавят.

И от этого ощущения становится страшно.

«Бёллеры» дают повторный залп, однако Адам приказывает второму:

– За мной!

И поспешно отводит «Азунды» в сторону.

– Трус! – цедит кто-то. – Волосатая мразь.

– Ему нужно пространство, – не оборачиваясь, рявкает Крачин.

– Что?

– Потом поймёшь, тупица! И заткнись, пока я не помог!

Растерянные эрсийцы – кирасиры и сапёры – столпились в стороне от побоища и, не способные помочь, в бессильном напряжении следили за происходящим. Внезапная атака, ревущие «Доннеры», быстро сокращающееся расстояние – эрсийцы осознавали, что бой будет тяжёлым и страшным, а потому бегство «Азунд» вызвало у них неоднозначную реакцию.

– У него не было выхода.

– И ещё он твой друг, – замечает Хачин.

Аксель холодно смотрит на командира сапёров, криво усмехается и спокойно отвечает:

– Да, Карл, мне повезло.

Ненависть – отличный стимулятор. Хильдер не думает о том, что происходит, что будет, к чему всё идет, а главное – куда подевались «Азунды»? Ян хочет мстить, убивать, и пока у него всё получилось. А ещё – внутри у него царит настоящая Пустота. Настоящая, потому что в ней пылают ужасающие Знаки.

Ян хочет убивать.

И смеётся, когда получается.

Выстрел третьего номера угодил в хранилище боеприпасов «Бёллера» – последовавший взрыв услышали, наверное, даже в Убинуре. Башня исчезла: то ли унесло далеко прочь, то ли распылило в том огненном кошмаре, что образовался на месте погибшего бронетяга.

Радость. Хильдер орёт от счастья.

Его собственный наводчик мажет, но снаряд второго номера попадает «Ядрату» в борт и вырывает изрядный кусок кузова. Кормовой «Гаттас» затыкается, пулемётчик улетает прочь.

Радость.

Дистанция умерла, «Доннеры» добрались до врага, и дальше произошло то, о чём мечтал Хильдер: у него появился шанс не просто победить, но растоптать. Искупаться в крови, в последних стонах обречённых. Пустить проклятых волосатиков под тяжеленные гусеницы самых больших бронетягов Герметикона, ударить «Доннерами», будто кулаками, выплеснуть накопленную ненависть, очиститься их смертью.

И плевать на опасность повредить бронетяги. Плевать на всё. Главное – убить.

И Знаки, что плещутся во внутренней Пустоте Хильдера, подтверждают:

«Убей!»

Ян уже представлял, как врежется в ещё целый «Бёллер», как сомнётся, словно скомканная газета, броня ушерской машины, как завизжат сжимаемые волосатики, и потому не сразу понял, что ему кричат.

– Дуга!

– Ненавижу… Что?!!

А в следующий миг на четвёртый номер выливается цистерна огня.

Не торопиться! Не торопиться!!

Командовать Сантеро не мог – слишком дёргался. Бой явно проигран, бронебойные снаряды из здоровенных орудий «Доннеров» крушат «Бёллеры», и теперь всё зависит от него, Адама Сантеро, и поэтому он, Адам Сантеро, не мог полагаться на кого-то ещё. Сам уселся на место наводчика и вглядывался в оптику, до миллиметра выверяя положение ствола. Учитывая все возможные параметры, включая направление и силу ветра, скорость «Доннеров» и даже слезящиеся от напряжения глаза.