Бремя удачи - Оксана Демченко

– Иногда я чувствую себя достойным прозвища «святой» – когда общаюсь с тобой и проявляю все свое терпение… Изволь извиниться, – сухо и строго повторил ректор. – Выкладки не отменяют вежливости. Правота не перечеркивает уважения к возрасту. И если Кюне почувствует себя худо после беседы с тобой, я тебя отчислю… с вероятностью сто процентов. Это ясно?

– Вполне.

– Голем, я подпишу твой диплом в единственном случае: ты хотя бы попытаешься казаться человеком. – На сей раз упрек звучал явственно. – Сколько можно себя консервировать? Учтя все без исключения параметры, о да.

– Я буду работать над собой, герр Иоганн.

– Именно этого я опасаюсь.

Ректор тяжело вздохнул, забираясь в глубокое кресло и шаря рукой по дополнительному столику в поисках очков. Он имел свои небольшие слабости: например, не уважал оптическую магию и предпочитал ей оправу в массивном рыжем золоте без примесей. Суеверия приписывали таким оправам очков способность немного замедлять утомление глаз. Считывание сведений речевым каналом, трансформирующим буквы в звуки, – пятый уровень стихийной магии, для Нардлиха мелочь – ректор тоже не ценил.

Нашарил любимый тонко отточенный карандаш и сунул в зубы. Покосился на замершего в дверях помощника, готового по первому требованию добавить на столик еще дюжину новых, свежеочиненных.

– Я сгрызаю пять карандашей при прочтении такой работы, – уточнил ректор, изучая первые следы зубов на древесине и взвешивая на ладони черновик соискателя на звание магистра. – Зачем принес больше?

– Может быть, сегодня вы в задумчивости.

Нардлих снова выпятил челюсть и жестом указал на карандашницу, мол, грузи. Повздыхал, бросил попорченный карандаш в дальний угол, ничуть не заботясь о поддержании порядка в кабинете. Взял новый. Неодобрительно пронаблюдал за тем, как помощник подбирает карандаш и нащупывает на ковре сломанный кончик грифеля, способный запачкать ворс.

– Гюнтер, активаторы старения конопляных канатов не всегда хороши для джутовых. Присутствие пеньки, искусственных волокон, пропиток, смол и вовсе меняет характеристики процесса. Я крайне расстроен тем, что столь очевидные вещи неизвестны Голему, который взялся учить старика Кюне. Я назначил для тебя на десятое сентября пересдачу курса теоретической контактной алхимии. Я раздосадован.

– Еще пять карандашей? – Гюнтер опасливо прикрыл дверь, шагнув в кабинет.

– Пять? – Ректор взвился из кресла, пружинисто оперся на стол и заорал во весь голос, явно установив дополнительную защиту от распространения шума: – Ты фанатик и идиот! Ты недоумок без сердца и нервов! Кто тебе сказал, что на людей можно охотиться?

– Он не человек, герр Иоганн, – с прежним спокойствием отозвался Гюнтер. – По моему убеждению, именно так. К тому же я не понимаю, что вас так раздражает, я не видел гостя и не имею ни малейшего отношения к происшествию. Не писал на него доносов и не указывал ему на ошибки. Надеюсь, вы все же позволите мне завершить магистерскую работу. Не надо меня пытаться ловить на деталях, герр Иоганн. Нет причин считать меня источником всех бед университета просто потому, что я не верю в удачу. Замечание относительно конопляных канатов совсем для меня непонятно. Что вы имели в виду? Выявлены проблемы на площадке для активного отдыха студентов?

– Иногда я сам сомневаюсь в том, что ты человек, – буркнул ректор, усаживаясь в кресло. – Гюнтер, я не стану на сей раз проверять свои подозрения. Но ты покинешь Дорфурт через год, это мое окончательное решение.

– Как вам будет угодно. Карандашей достаточно?

– Иди. Иначе у меня случится приступ, – поморщился ректор.

Гюнтер поклонился и покинул кабинет, вполне довольный собой. Веревка, укрепленная в башне часов и обработанная активатором после контролируемого падения с верхней площадки, была из чистого джута. Пропитку Голем делал сам и знал, что не оставил удаче и опыту никаких шансов отыскать следы там, где их нет. Ректор упрекнул наугад, надеясь на неуверенность Голема в своих действиях. Это еще нелепее, чем надеяться на удачу.

В коридоре Гюнтер заметил постороннего, ускорил шаг, нагнал наивно прячущегося в первой попавшейся аудитории чужака.

– Что вас привело в университет, любезный герр Шлом? Неужели «Дорфурт сегодня» заинтересовался большой наукой?

– Час назад скончался вице-канцлер, сразу после визита сюда, – прошипел едва слышно репортер. – Герр Брим, как истинный патриот, вы должны сообщить мне роль в этом темном деле предателя Леммера.

– Как истинный патриот, я оберегаю честь и тайну оружия нации, – важно сообщил Гюнтер, крепче перехватывая руку репортера. – И репутацию университета в целом. Я предоставлю вам возможность обсудить подозрения в деканате факультета права. Идемте.

– Но я…

– Да, вы изложите все свои версии. Первая тянет на пять лет изоляции от общества. Но я не специализируюсь в юридических вопросах. Потому мы и идем за консультацией к профессионалам.

Глава 6

Ликра, Белолесский уезд,

450 километров к востоку от Боровичей,

9 августа

Что чувствует человек, лишившись зрения? Ужас до предела сжавшегося мироздания, которое стало чужим, наполненным остроугольными загадками, колючими тайнами, тесными сомнениями, страхом удушающей неопределенности – бесформенным и бесцветным. Позже приходит отчаяние: неужели это навсегда и необратимо? А когда вместе со зрением уходит слух…

Шарль осмотрел ошейник, лежащий теперь в руке обычным украшением из серебра со вставками полудрагоценных камней. Разомкнутый блокиратор выглядел безопасным, приятно ощущался пальцами, солидно шуршал звеньями. Магия в вещице не замечалась, зато рука немного немела от контакта с блокиратором: он и сейчас самую малость, но тянул на себя способности, ослабляя их. Джинн скомкал цепочку, уложил в платок, завернул понадежнее и сунул в карман. Передернул плечами, нехотя признаваясь себе: если на его шее пожелают повторно застегнуть блокиратор магии, он сочтет это казнью. Он и теперь не может сказать наверняка, перенесет ли чудовищное давление темноты и тишины. Темноты шестого чувства и тишины – седьмого, этого сдвоенного удара утраты, едва не лишившего остатков желания жить. Все, чем Шарль де Лотьэр, маркиз Сен-Дюпр был без малого год назад, сгинуло, исчезло, расползлось гнилой фальшью. Золотой джинн, высшая ступень для основного состава ордена. Тот, кто способен строить иллюзии непостижимо высокого уровня, недоступного для магов иных школ. Даже Марк Юнц при всем его таланте не смог дать толкование теории поддержания сюр-иллюзий без постоянных затрат силы и необходимости проявлять себя.