Кураж - Илья Туричин

– Тихо, - Толик тронул товарища за руку.

На этот раз послышался смутный всплеск, потом другой, слабый, но отчетливый. На черной воде появилось еще более черное пятно, расплывчатое и длинное. Оно ткнулось в берег.

Василь и Толик подхватили скользкое бревно, подтянули, чтобы не унесло течением. Голый Каруселин вышел из воды, в темноте он смахивал на призрак, а не на человека из плоти.

– Вытирайтесь, - Василь протянул ему полотенце. - Быстренько. Одежда сухая?

– Подмокла немного.

– Надевайте. Мы еще штаны принесли и пальто.

Лейтенант торопливо оделся.

– Пошли.

Зашуршала под ногами осока.

Впереди шел Василь, за ним Каруселин, замыкающим Толик.

Когда вышли к забору, за которым лаяла собака, Толик приостановился. Дом едва намечался светловатым пятном сквозь сад. Кругом было темно и тихо. Только осторожно чавкала земля под ногами впереди идущих.

Толик двинулся следом.

Тетя Дуся ушла домой. Злата увела Катерину, как было условлено. Василь открыл дверь ключом, впустил вперед Каруселина.

– До завтра, - сказал Толик.

– Спасибо, - откликнулся лейтенант.

– Не на чем.

Толик шагнул от двери и словно растворился во тьме.

Филимоныч рассказал своему жильцу, что видел в городской управе артистку Лужину.

Флич не знал, что и думать! Он обрадовался, что Гертруда жива. Но как попала в городскую управу? К ним?

Старик утверждал, что начальник, у которого он требовал жалованья, лысый такой, важный, перед ней ковром стелился. Видать, она еще в большие начальники выскочила!

Ну в какие начальники может выскочить тихая домашняя Гертруда? Да, она - немка и могла как-то использовать свое происхождение. Допустим. Но выскочить в начальники!… Чушь какая-то!

Он бы встретился с ней. Но во-первых, не знал, где ее искать. Во-вторых, что он ответит ей, когда она спросит о сыновьях? Что? А она спросит… В-третьих…

Все время в памяти воскресал последний вечер перед эвакуацией. Он как бы восстанавливал его, выстраивал минуту за минутой и начинал ощущать смутную тревогу.

Почему Гертруда была так взвинчена? Почему сказала, что у нее плохое предчувствие, что с ней непременно должно что-то случиться? Почему, еще вечером, до ареста, велела присмотреть за мальчиками? Может быть, она знала, а не предчувствовала? Тогда почему не сказала прямо, что ее должны арестовать? Почему, наконец, не сбежала, не скрылась, если знала? В суматохе вряд ли стали бы ее так уж разыскивать. Ведь она никакого преступления не совершила. В этом он уверен. Твердо уверен. Он знает Гертруду столько лет! Она не способна на подлость, на измену.

А может быть, Филимоныч встретил вовсе не ее в управе? Мало ли похожих женщин? Просто и обознаться.

Но старик стоял на своем. Описал и голубое шелковое платье, как шуршало, когда шла. И как она держала голову, и светлые волосы валиком. И как она говорила по-русски, словно не по-русски.

Оставаясь один, Флич гонял по ладони монетку, слоняясь по комнате, придумывал новые фокусы, возился с аппаратурой, стряпал на кухне. А думал все время о Гертруде и о ее мальчиках. В то, что мальчики погибли, не верил. Как это погибли ни с того ни с сего, просто так? Немыслимо! Они доберутся до города, рано или поздно он их найдет. Зайдут же они в цирк!

Вот Гертруда оставалась загадкой. Что она делает? Как живет?

И еще: куда девался Мишель, дядя Миша, клоун Мимоза? Он ушел из цирка до эвакуации, неприметно. Куда? Где он? Жив ли?

Вопросы, вопросы, вопросы… А ответов нет.

Филимоныч все сторожил цирк. Хлопоты его о жалованье не увенчались успехом. Лысый отказал начисто.

– Управа вас в сторожа не нанимала. Платить не будем.

Филимоныч упорствовал.

– Я сторожу казенное имущество. Власть меняется, имущество остается.

Лысый его рассуждениям не внял. Тогда Филимоныч пригрозил пожаловаться самому немецкому коменданту.

Лысый выгнал старика взашей да еще приказал дежурному, тому, что сидел в вестибюле с белой повязкой, не пускать больше этого просителя в управу.

Так и сказал "просителя". Это очень рассердило Филимоныча, потому что он не просил, а требовал!

– Ну, погоди, господин, хороший! Придешь за имуществом - кукиш дам! Хоть расстреляй! - крикнул он лысому и пристукнул для твердости об пол деревянной ногой и клюкой разом.

И ведь как в воду глядел.

Пришли за имуществом.

Только не лысый, а артистка Лужина, и не одна, а с двумя немцами.

Немцы были в форме. Унтеры, как сообразил Филимоныч, еще когда они подходили. Один из них хромал. На Лужиной был светлый плащ с пояском, в руках бежевый ридикюль.

– Здравствуйте, старый знакомый, - сказала она улыбаясь.

– Здравия желаю!

Филимоныч встал, но калитку не отпер.

– Мы хотели бы смотреть кое-что в вагоншики.

– Никак нельзя, - отрезал старик.

– Почему?

– Вы от новой власти?

– Да… - неуверенно откликнулась Гертруда Иоганновна.

– Новая власть мне жалованья не платит, стало быть, и имущество не подлежит.

Немец, который помоложе, что-то спросил. Лужина ответила, и все трое засмеялись.

– И давно не платят?

– С самого приходу. А лысый еще и обозвал.

– Лысый?

– Этот, что финансовый отдел в управе.

– Господин Рюшин?

– Может, и Рюшин. Вам виднее.

Артистка что-то сказала немцам, и снова они засмеялись.

– Карашо. Я беру вас на службу.

– Это как?

– Так. Я - владелица гостиница и ресторан. Там будет кабаре. Представления. Как у нас в цирке. Это все, - она махнула рукой в сторону цирка, - тоже мой. Мое. Я буду вам платить жалований. Сколько?

Филимоныч оторопел. Вот те на! Владелица гостиницы! Ах, бесстыжая рожа! Но ответил безучастно:

– Сколько положено.

– Вы приходите в гостиницу и спрашивайте фрау Копф. Это я фрау Копф. А теперь открывать калитка. Мы будем смотреть имущество.

"Куда денешься?" - подумал Филимоныч, открыл калитку, впустил новых хозяев и пошел следом. Молча отмыкал он им замки на вагончиках и наблюдал, как они роются в вещах, перекладывают с места на место какие-то тряпки, побрякушки, железяки.

Новоиспеченная "фрау" была, как дома. Знала, где что лежит.

Гертруда Иоганновна отобрала некоторые костюмы, занавеси от форганга, отложила кое-что из реквизита. Вдруг пригодится! В вагончиках подолгу не задерживалась. Почти не разговаривала со своими спутниками, чтобы те не догадались, какую она терпит муку, роясь в этих облупившихся, со следами поспешного ухода, вагончиках.

Каждый костюм, которого она касалась, тотчас словно облекал человеческое тело. Возникали родные лица товарищей, улыбки, руки, глаза… Из далекого далека являлись они к ней упрекнуть… Нет, упрека она не принимала. Поддержку - да. "Я с вами, братья и сестры. Я все равно, я всегда с вами", - твердила она себе, откладывая знакомые вещи. Господи, дай силы вынести эту муку!

В свой вагончик она не зашла. Не могла зайти. Там были Иван и дети. Их глаз она бы не вынесла.

Когда Филимоныч загремел ключами возле желтого вагончика, она сказала чуть резче, чем хотела:

– Этот не надо!… - И добавила для своих спутников по-немецки: - Это мой вагончик. Отсюда я взяла все еще до тюрьмы. Не будем тратить время.

В вагончике Флича она насторожилась. Аппаратуры не было. Даже поломанной вазы. Кто мог взять аппаратуру фокусника? И костюмов его не было. Странно. Может, сам Флич? Дети сбежали. Но Флич… О Фличе ей ничего не говорили, не предупреждали. Клоун Мимоза остался в городе. К встрече с ним она готова… Но Флич… Кто же взял аппаратуру? Спросить у сторожа… Только не при этих. Любой из них может понимать русский. И Отто и Шанце. Фашисты хитрые. Она должна быть хитрее.

Гертруда Иоганновна показала на пару изношенных туфель, длиннющих, с загнутыми вверх носами.

– Это возьмите, Отто.

– О! - Немец взял туфли и с удивлением начал их рассматривать.

– Башмаки клоуна, - пояснила она и улыбнулась через силу.

Отобранных вещей набралось порядочно. Их связали в два больших узла.

– Несите в гостиницу, - приказала Гертруда Иоганновна Отто и Шанце.

– Может быть, подогнать машину?

Конечно, на машине проще, но ей необходимо остаться со сторожем с глазу на глаз.

– Несите. Здесь недалеко. А я еще допрошу старика. - Она так и сказала "допрошу". - Может быть, не все артисты уехали? Идите.

Отто и Шанце подхватили громоздкие узлы, взвалили их на спины и, согнувшись, потащили к калитке.

Когда они отошли, Гертруда Иоганновна взяла сторожа за руку и так сжала ее, что Филимоныч охнул.

– Ну… Куда делась аппаратура для фокус?… Только без фокус!… Кто взял аппаратура?… Флиш?

"Так я тебе и скажу, - подумал старик, - нашла дурака".

– Знать не знаю, ведать не ведаю. - И добавил непривычное: - Фрау.