Николай Негодник - Сергей Шкенёв

Рыцари прислушались. Да, эта самая жажда многим мешала спокойно сидеть в седле.

– И еще раз повторю для бестолковых – именно сатана наущает вас нехорошему. Ибо только таким способом он подготавливает человека к содомскому греху – сначала немочи телесные, а потом и ропот на Господа! Помните поучения преподобного Тимура Султановича?

Ответом – тишина. Пришлось цитировать самому:

Все суета сует, а, в общем,Как сказал Экклезиаст:«Тот, кто на Бога ропщет,Тот, ребята, педераст!»

Виконт де Теофаль, стоя на коленях, скосил глаза на графа де Суиза и на всякий случай отполз в сторону, стараясь не поворачиваться к нему спиной. В последнее время именно упомянутый граф часто роптал на провидение, забросившее его в эту глушь. А если учесть взгляды, бросаемые на великолепные прадедовские доспехи… Вдруг не на них, а… И только ангел открыл истинное, достаточно гнусное лицо негодяя, так долго притворявшегося надежным соратником. А на самом деле – протииивный!

Многие прославленные воины, прочувствовавшие всю глубину падения и разверзнувшуюся у ног адскую бездну, плакали навзрыд, сраженные красноречием посланца небес. И только опытный командир не оставлял некоторых сомнений.

– Позвольте, – робко возразил маркиз. – Наша миссия получила благословление…

– Сатаны! – перебил ангел и в гневе взмахнул мечом.

– Но Авиньонский Папа…

– Вздор, полный и архиглупый вздор! Неужели вас родной отец подговорил продать души дьяволу? Кстати, он что, общий? Вы все братья?

– Не-е-е…

– Так почему… Ах, вот это о чем. Тем более вздор и ересь, лишь подтверждающие сделку с нечистым. Копыто ему целовали?

Ди Мьянетта вспомнил церемонию лобызания туфли, странную ее форму, и утвердительно кивнул.

– А я про что говорю? И сколько посулили за отказ от вечного спасения?

– Серебром… по весу каждого.

– Вот оно! Вот оно – еще одно доказательство козней отца лжи. Иуда за предательство получил меньше, и это если учесть – КОГО он предал!

Тут железные нервы маркиза не выдержали груза открывшейся истины. И он зарыдал. Осознавая и ужасаясь.

– Плачьте громче, – подбадривал ангел, прохаживаясь среди коленопреклоненных рыцарей. – Только слезы очистят ваши души от скверны и ненужных сомнений. И в знак глубочайшего раскаянья – посыпьте пеплом главу свою. Да разожгите наконец костер, дебилы!

Два брата-близнеца, Роберт и Огюст де Биле, с готовностью бросились собирать хворост, и уже через час процедура покаяния была почти закончена. Граф де Суиза первым вспомнил о своей фляге, к которой так и не прикоснулся с начала привала, и потянулся к ней. Виконт де Теофаль успел перехватить руку соратника на полпути к цели и взглядом указал на приближающегося ангела.

– Только что покаялся и опять грешить? – Во взгляде небесно голубых глаз ясно читалась укоризна.

– Я вот только…

– Никаких только! – Израил отнял пузатую флягу и принюхался к содержимому. – Мозельское?

– Рейнвейн.

Еще полчаса ушло на благословление бургундского, анжуйского, талийской граппы и прочих кагоров. И когда над головой захлопали крылья Змея Горыныча, никто не успел, да и не смог испугаться. Годзилка обрушился в овраг тяжелой тушей, переломав кусты, и начал с претензий:

– Все пьете?

– Нет, не все. Тебя вот дожидались. Чего так долго? – вопросил Изя.

– Инженеры отвлекли. А чо?

– А ничо, командование принимай.

– Почему я?

– Мы же договаривались. Да мне и домой пора, обыскались, наверное. Всего-то на пять минут и вышел покурить в коридор. Так я пошел?

После теплого прощания ангел лучом взмыл в небо. Горыныч с небольшого разбега последовал за ним, но не стал подниматься высоко, а парил, нарезая плавные круги, направлял в сторону Алатыря едущий с песнями отряд.

Добровольцы, едрить их… фанатики, готовые зубами рвать врага, заслонившего врата в Царствие Небесное.

Глава 14

Жарко что-то сегодня, даже стрекота кузнечиков не слышно – умолкли и попрятались. А к полудню исчезли и жаворонки, обычно об эту пору вовсю перекатывающие в поднебесье серебряные колокольцы. До чего же дивно устроен мир – и божья птаха может не радоваться солнышку. Все пропали… Или просто боятся плавающего в выцветшей синеве Змея Горыныча? Это они зря – Годзилка маленьких не забижает. Конечно, попадется какая неосторожная пичуга в стремительном полете – сглотнет, не пережевывая, перышек не оставит. Но, чтобы специально охотиться? Ни-ни… орлы мух не ловят. И ворон, хотя их как раз много.

А может, испугались жаворонки гулкого топота десятков тысяч копыт по пересохшей земле? Да, странный народ – птицы. Но смешной – Базека изредка плевал сверху в чернокрылых каркуш, почти всегда попадал и искренне забавлялся попыткам жертв уйти из-под обстрела. И чо не нравится? Почти как дождик. А если попробовать…

– Хвост выдерну! – тут же пообещал Змей. Кажется, он все же обладал способностью к телепатии, хотя и тщательно скрывал это. – Секретный бомбардировщик сельхозавиации, блин… назгул недоделанный.

– Ачоа? – Кот смутился и поспешил сменить тему: – Я вот про что, Горыныч… Вон там внизу, мелкие такие, ордынские разведчики?

– Угу.

– Многовато будет. Как думаешь, заставы долго продержатся?

– Ну, как сказать… Ты, кошак, в высшей математике волочешь?

– Разумеется, волоку. А это чо такое, кстати?

– Ты дурак?

– Ясен пень! – Базека в избытке чувств захлопал лапой по драконьей броне. – Нешто умный будет в небесах верхом на крылатой ящерице шастать? Умные дома на печи сидят. Хозяйскую сметану жрут да мурлыкают. Только я вот…

– Прибедняйся, ага.

– Да, и заплачу сейчас. О чем сказать-то хотел?

– Плюс сто пицот! – хмыкнул Годзилка.

– Ась?

– Так… о своем. Ладно, не забивай голову, лучше скажи – если заставы устоят, что маловероятно, конечно, барыги сильно обидятся?

– Не шибко, думаю. Чай не спецназ какой вперед пускают – наберут отребья, и алга!

– О чем и речь веду. А если этот сброд не только наших сторожей собьет, но и Алатырь захватит, то Глорхи-нойон окончательно уверится в правильности выбранного маршрута. Если уж такие слабаки на самом опасном направлении Татинец прикрывают, то что говорить об остальных!

– Не понял. – Кот оскалился и вздыбил шерсть. – Это к чему? Ну-ка посмотри мне в глаза!

– Город сдавать нужно. И не ори! Не сразу и не без боя сдавать. Так… чтобы в самый в аккурат было.

– Предатель… – с тихим хлопком кот телепортировался куда-то, но тут же возник опять с обломком оглобли в лапах. Взревел воинственно и побежал по Годзилкиной шее с твердым намереньем добраться до морды.

– Стой, дурак! – Змей завис в воздухе и повернул голову. – Ты неправильно понял. Какое еще предательство?

– Обыкновенное, колабо… коллабри… колибри… Тьфу! – Базека оставил попытки выговорить трудное слово. – Квислингуешь, падла? Мы грудями… хм, грудью встаем на защиту, а ты…

– Стой, – повторил Годзилка. – Давай приземлимся и спокойно поговорим.

Долго ли, коротко ли продолжался их разговор, об этом не узнал никто. И буйные луговые травы, кое-где вырванные громадными кусками, опаленные огнем, изрытые воронками, никому не рассказали. Наверное, постеснялись. А потом друзья разошлись – каждый в свою сторону. Горыныч полетел в Алатырь, медленно-медленно, стараясь меньше нагружать левое крыло. А Базека пешком похромал к ближайшей богатырской заставе, ругаясь вполголоса и выплевывая застрявшую между зубов стружку зеленой чешуи.

Застава № 2

Суровского погранотряда

Первым поднял тревогу караульный на башне. Именно он обратил внимание на здоровенного суслика, который по другую сторону рва бил палкой по надетому на рожон рыцарскому шлему.

– Дядька Фрол, кажись, идут! – крикнул воин, завидев вышедшего на шум десятника. – Сходи к набольшему начальству, передай.

– А чего там, Макарушка? Наш кот ученый отдыхать изволят опосля трапезы, как бы не осерчали от непутного беспокойства.

– Да это… Тарбаган-хан знак подает, видать, супостат близко.

– В пятый раз со вчерашнего дня. Выслуживается, хомяк-переросток… За полтораста пудов пшеницы и я бы так – мышь бы не проскочила.

– Разбуди Базилевса Котофеича, дядька Фрол, – продолжал настаивать караульный. – Греха потом не оберемся. Бумагу грозную видел?

Десятник и ответить ничего не успел, как Макар с матерным криком схватился за лук и выстрелил куда-то за стену.

– Ох ты, напасть! – Командир заставы вскинулся, подбежал к подвешенной у входа в бревенчатую казарму чугунной доске и заколотил в нее лежавшим тут же молотком. – Тревога, сукины дети!

Трехдневная тренировка, с небольшими перерывами на сон и еду, устроенная Базекой при первом появлении здесь, не прошла бесследно – пограничники, в основном штрафники из крупных гарнизонов, выскакивали молча, быстро, но без суеты, и занимали заранее расписанные места на стенах. Лишь двое залетчиков, застуканные накануне с бочонком бражки, схватили по ведру в каждую руку и бросились к дощатой будке с вырезанным на двери сердечком. Сам кот вышел чуть позже, на задних лапах, без доспехов и оружия, которых и не было-то никогда, но с обглоданной бараньей лопаткой.