...И двадцать четыре жемчужины - Людмила Васильева

Может быть, у Лисовского и были спрятаны предметы коллекции, и они-то пропали? И еще досадовал Бурмин — не уследил, куда девал Лисовский отреставрированные Засекиным иконы.

Караулить надо было не только Засекина, а проследить, куда ходил Лисовский. Пока Бурмин с Сухаревым спасали Засекина, пока вызывали наблюдателей, прошло время, и именно тогда Лисовский спрятал иконы.

Чтобы обследовать пещеры под монастырем, нужны были инструменты и, главное, планы расположения пещер, а также время. Но в последние дни, как показало наблюдение, Лисовский в пещерах не был.

ВЫХОД ЛИШЬ ОДИН

В комбинате, где работала Нина Озерцева, организовали концерт известной певицы — жены одного из художников. По приглашению приятельницы сюда пришла и Марта Григорьева. В перерыве к ней подошла Озерцева:

— Марта Сергеевна, я так давно вас не видела! Вы там в своей графической секции совсем обособились, у нас не показываетесь.

— Да все времени не хватает. Сколько раз собиралась специально зайти — вас повидать...

— А вы чудесно выглядите. Как всегда, элегантны.

Оглядев Марту, Нина обратила внимание на ее медальон.

— Какая прелестная вещь, видно, что старинная, не иначе как от бабушки или прабабушки...

— Вы угадали, от бабушки.

— Наверное, и портрет внутри?

— Конечно. Моего любимого...

Марта раскрыла медальон, и Нина увидела миниатюрный портрет Пушкина, выполненный, как видно, большим мастером: каждый локон, каждая деталь одежды были тщательно прописаны. Нина попросила Марту снять медальон, чтобы повнимательнее его рассмотреть. Портрет был обрамлен тончайшей ажурной вязью, а с наружной стороны крышки мерцал зеленоватым светом хризолит.

— Скажите, Марта Сергеевна, а вы знаете, когда и кем был написан портрет и сделан медальон?

— Бабушка говорила маме, что портрет написан крепостным художником графа Дубова и сделан медальон в год смерти Пушкина для дочери графа, большой поклонницы поэта.

Возвращая медальон, Нина увидела на нижней крышке выгравированный трилистник...

Перерыв кончился, и все прошли в зал. Началось второе отделение — исполнялись романсы Рахманинова. Но Нина почти не слушала певицу, она была ошеломлена увиденным. Трилистник... Так это же личный знак Муренина! В продолжение концерта Нина думала лишь об одном: «Неужели я напала на след?»

Как только концерт закончился, Нина предложила Марте Сергеевне зайти в свою рабочую комнату, посмотреть картину, недавно принятую Советом.

Потом Нина усадила Марту в кресло и снова заговорила о медальоне:

— Вы уж извините меня, Марта Сергеевна, что я опять надоедаю вам с медальоном, но это такая редкая вещица... Интересно, как он попал к вашей бабушке — куплен или подарен?

— Вот этого я не знаю. А вообще я представляю себе бабушку романтичной и загадочной.... хотя она, по рассказам мамы, была тихая милая женщина. Я, к сожалению, не успела ее узнать, она умерла в 1918 году. У меня от нее остался еще образок — нагрудная иконка, владимирская богоматерь. Тоже прекрасная вещь...

— И с таким же трилистником на обороте?

— Да, представьте себе. Наверно, это знак мастера-ювелира. Я как-то побывала в ювелирной мастерской, поинтересовалась, насколько ценны эти вещи, но они насчет трилистника ничего не знают. Правда, оценили хорошо, один пожилой мастер очень уговаривал меня продать хотя бы одну из вещей. Но я не хочу расставаться с ними. Это ведь память бабушки и мамы и мои единственные драгоценности.

— А кто была ваша бабушка?

— Она из семьи петербургского чиновника, окончила гимназию, вышла замуж за служащего, то есть за моего дедушку, но я его тоже не застала. А бабушка?.. Она была, как теперь называют, домашней хозяйкой. Умела печатать на машинке, этим и подрабатывала. По фотографиям помню ее миниатюрной, с обаятельной улыбкой...

На следующее утро Нина позвонила Бурмину.

— Здравствуйте, Владимир Михайлович! Если бы вы знали, что произошло, то, несмотря на всю вашу выдержку, вряд ли уснули бы. У меня для вас такие новости... Нужно срочно увидеться...

— Я сейчас же еду к вам.

Когда Нина рассказала Бурмину историю с медальоном, он отнесся к этому с нескрываемым интересом.

— Вы говорите, медальон с портретом Пушкина и иконка? Так это же те самые вещи, против которых в описи стоит пометка самого Муренина, что они подарены Е. Т. А вот «он» это или «она», никому узнать не удалось. Может быть, вы в самом деле напали на след? Ну, Нина Ивановна, вы молодец! Скажите, а как звали бабушку Марты Сергеевны?

— Забыла у нее спросить. Так разволновалась...

— Ну, ничего. Но мне придется просить вас еще об одной услуге. Должно быть, не очень тактично нам сразу вызывать Марту Сергеевну в управление или заявиться к ней. Она ведь поймет, что информация исходила от вас. Получится неловко.

— Вы правы. Конечно, ей это может не понравиться. Но как же быть?

— По-вашему, Марта Сергеевна человек положительный?

— Да, очень даже.

— Тогда я предлагаю поступить так: договоритесь с ней о встрече, расскажите о коллекции Муренина, о ее поисках, словом, все, что знаете, и попросите у нее согласие на встречу со мной.

— Я сейчас же при вас ей и позвоню.

Получив разрешение от Марты Сергеевны, Бурмин в тот же день приехал к ней. Она жила неподалеку от метро «Сокол» в однокомнатной квартире. В ней многое говорило о профессии хозяйки: портрет Левитана, этюды в старинных рамах, мольберт и рабочий стол, заставленный множеством банок с красками, кисти, книги — все это каким-то чудом было втиснуто в маленькое пространство, свободное от мебели.

Марта Сергеевна оказалась приветливой женщиной лет сорока пяти. Держалась она просто, естественно, и разговаривать с ней было легко.

Бурмин сразу же приступил к делу:

— Вы уже знаете от Нины Ивановны причину моего прихода. Поэтому я не буду повторяться и обойдусь без предисловий. Позвольте сначала посмотреть медальон и иконку.

— Да, конечно. Пожалуйста. Вот они.

Рассмотрев внимательно обе вещи, Бурмин понял, что они подлинные, те самые, из коллекции. Вот и хризолит на крышке медальона. И на иконке рельефные изображения Анны и Марии, и на другой стороне — богоматерь с младенцем, выполненная в технике эмали. Оба предмета имеют ту завершенность, которая говорит об истинно высоком мастерстве.

— Так вы, Марта Сергеевна, не знаете, как попали к вашей бабушке эти вещи?

— Не знаю, но, может быть, определить это помогут письма к моей бабушке от неизвестного лица. Этот человек ставил лишь свои инициалы. Вот видите, на пачке писем написано: «Елизавете Марковне Карелиной от И. М.». Я не думаю, что все письма представляют для вас интерес, но вот одно, наверно, будет для вас интересно...

Марта принесла то письмо, где упоминалось о ларце, находящемся у отца Алексия. Прочитав его, Бурмин достал из портфеля листки и сравнил их с письмом. Сомнений быть не могло — письма к Елизавете Марковне Карелиной были написаны Исидором Мурениным.

— Вот, Марта Сергеевна, вашей бабушке писал сам Исидор Львович Муренин. Теперь нам надо убедиться, что и медальон с иконкой подарены ей.

— Но... ведь Нина говорила, что в описи обозначено: Е. Т., а бабушка была Карелина.

— А девичью ее фамилию вы знаете?

— К стыду своему, нет. Да ведь если Муренин подарил ей эти вещи в 1912 году, то тогда бабушке было уже 56 лет и она носила фамилию мужа.

— Так-то оно так... Но все же надо узнать ее девичью фамилию. Поищите, пожалуйста, может быть, сохранились какие-нибудь документы...

— Да уж все пересмотрела. Ведь многое у нас в войну пропало. Вот собираюсь поехать в Псков, узнать, нет ли там в архивах каких следов о дедушке и не сдавала ли бабушка что-нибудь в музей из тех вещей, что были в ларце. Ведь если Муренин писал, что содержимое ларца могут сжечь, значит, это были либо бумаги, либо картины или книги.

— Вы правильно рассуждаете. И я склонен думать, что ларец хранился у отца Алексия либо в Старицком, либо где-то поблизости, может быть и в Пскове. Наверно, вам действительно стоит съездить в Псков, а чтобы вы имели доступ к архивам, мы вас письмом снабдим. Вы нам можете помочь. Но только, Марта Сергеевна, придется вас беспокоить. Вы согласитесь доверить нам на, время медальон и иконку для экспертизы?

— Конечно. Можете сейчас взять.

— Спасибо, но надо это сделать официально, как положено. Вы приедете к нам, оформим соответствующий документ.

— Хорошо. Я готова ехать к вам хоть сейчас, раз такое важное дело. Надо, наверно, и письма взять?

— Да, конечно, с вашего согласия мы их сфотографируем.

По пути в управление Нина договорилась встретиться с Бурминым, она обдумывала, как ему объяснить свой возможный отъезд. Ей предложили зарубежную командировку на два года. И она считала, что нужно согласиться.