Поют черноморские волны - Борис Крупаткин

— Живем правильно, товарищ Третий. Все новости передали, ждем солнышка: загорать охота.

Генерал тихо называл непонятные мне цифры. Старшина Егор Иванович (это был, конечно, он!) вслух повторял их, его товарищ что-то внимательно отмечал на своей карте, а Сергеев светил карманным фонариком, маскируя его плащ-палаткой.

— Егор Иванович! Здравствуйте, дорогой! — от всей души приветствовал я старого знакомого, как только он отложил трубку. Мы обнялись, разговорились… Но не прошло и получаса, как далекая ракета возвестила начало артиллерийского наступления.

С шелестом и посвистом летели над островком наблюдателей разнокалиберные снаряды. Егор Иванович внимательно вслушивался и вместе с товарищами зорко вглядывался в сторону противника. Судя по тому, что противник долго не отвечал, его огневые точки первой линии были выведены из строя. «Наша работа!» — ликовали наблюдатели.

Шквал нашей артиллерии не стихал, но вскоре к знакомому пению «своих» снарядов примешались чужие звуки. С воем пронеслись к реке снаряды противника.

— Очухались, сучьи дети, — проговорил Егор Иванович. — Дальнюю вызвали… Засекай! — строго приказал он бойцам, и все прильнули к биноклям.

Уже через несколько минут старшина передал на КП первые данные о возможном расположении артиллерийских позиций немцев, и высоко над нами началась мощная дуэль дальнобойной артиллерии самых крупных калибров.

Закрыв одно ухо ладонью, Егор Иванович напряженно слушал телефон. Генерал Соболев требовал уточнить, откуда бьют вражеские пушки.

— Дайте общие координаты, будем громить по площади, — говорил генерал. — Ясно? Понаблюдайте и сматывайте удочки…

Снова зуммер. Теперь комбат поздравлял наблюдателей с успехом.

— Живем правильно, верно, курортники? — услышал я шутливые слова Миши Долгих из лексикона Егора Ивановича.

— Правильно живем, — смеясь, ответил старшина. — Такая наша работа.

Разрывы снарядов вокруг участились. Воздух над нами дрожал и гудел. Но солнце, багровое, тревожное зимнее солнце, медленно и величаво поднималось над израненной землей, вселяя веру в незыблемость жизни даже на этом крошечном клочке «ничейной территории».

— Ложись! — закричал вдруг наблюдатель. Совсем недалеко от нашего укрытия взметнулась земля со снегом.

— То ли недолет, то ли нащупали нас, — проговорил Егор Иванович.

— Один черт, наше время истекает… Давайте-ка данные, последний разок с этого места поможем братьям-артиллеристам.

Таким я запомнил его на всю жизнь. В расстегнутом белом полушубке, коренастый, спокойный и уверенный, он медленно диктовал в трубку данные последних наблюдений…

— Ложись! — крикнул вдруг Егор Иванович, и последнее, что запечатлелось в моей памяти, были расширившиеся, потемневшие от тревоги и гнева глаза старшины… Не успел я сделать и шага, как Егор Иванович бросился на меня, сбил с ног, накрыл своим телом, прижал к земле… Казалось, само солнце упало и взорвалось в нашем укрытии…

Я пришел в себя через несколько дней. Из окна госпиталя виднелись знакомые очертания Тихвинского монастыря. Над его приземистыми воротами развевался запорошенный снегом красный флаг.

Прошло еще много дней, и товарищи из армии ответили мне, что герои-наблюдатели похоронены в братской могиле недалеко от Тихвина, и генерал Соболев распорядился над их именами на постаменте написать: «Впереди первых».

…Обо всем этом и напомнила мне мимолетная встреча на лесном уральском полустанке. Юноша, чем-то похожий на Егора Ивановича, и весь эшелон его сверстников-целинников как бы воскресили в мирные дни чудесную поговорку старшины военных лет: «Живем правильно!»

Гудок паровоза возвестил: «По местам!» «По коням!» — весело вторили ему целинники… Поезд тронулся, но я все не мог отвести глаз от юноши в ковбойке. Парень стоял у широко раскрытых дверей вагона, будто на палубе корабля, уплывающего к новым берегам.

1958 г.

«Как фиалка в лесу…»

Ни с чем не сравнимы народные торжества на Красной площади в Москве, на Дворцовой площади города Ленина, в зелени киевского Крещатика! Но вот рядом с ними, словно снопик фиалок бок о бок с большим букетом цветов, встает в моей памяти красочный сентябрьский праздник на небольшой площади Варны — болгарского Ленинграда.

— У нас в сентябре — Октябрь, — говорят болгары, отмечая 9 Сентября — день своей народной революции. И впрямь, все здесь напоминало нашу Родину: фанфары, возвещавшие начало праздника, юные барабанщики, открывшие парад моряков, шествующих в ослепительно-белой форме уверенно и красиво; колонна старых революционеров, героев антифашистских восстаний, бывших партизан — бородатых, с орденами, медалями и широкими орденскими лентами через плечо; юноши и девушки в светлых одеждах. И цветы — живые цветы придунайских равнин и предгорий. И флаги — красно-зелено-белые стяги народной Болгарии и алые советские знамена. И песни — болгарские и русские… Десятки красочных транспарантов и призывов, окаймлявших площадь, реявших над колоннами, были понятны и болгарам и советским гостям:

«СССР — Болгария — вечна дружба!»

Мы ощущали ее в каждом уголке страны, все больше познавая ее глубокие корни и истоки.

Центральные магистрали Софии — бульвар Русский и бульвар Владимира Ильича Ленина. Память об освобождении от турецкого ига хранят улица Шипка, бульвар генерала Столетова, бульвар генерала Скобелева. В честь героев освобождения Болгарии от германского фашизма цветут здесь и бульвары маршала Толбухина, маршала Бирюзова, подполковника Калитина. Близ Софии дорожная стрелка укажет вам путь и на город Толбухин.

Недалеко от центра болгарской столицы расположен большой музей русско-болгарской боевой дружбы. Более 70 тысяч экспонатов — картин, реликвий — воскрешают страницы совместной, уходящей в века борьбы русских и болгар против чужеземных завоевателей.

Здесь нас познакомили со Станко Велчевым — в годы войны партизаном, а ныне аспирантом-историком. Быстрый и порывистый, он весь лучился энергией. Велчев пишет книгу о сентябрьском восстании 1923 года. Не раз бывал в СССР, и, радуясь встрече с советскими друзьями, он хочет сам показать нам достопримечательности Софии.

— В самом центре нашей столицы, на площади Народного собрания, вы увидите памятник освободителям, — медленно, подбирая русские слова, говорит Велчев. — Ему скоро шестьдесят лет, это знак благодарности русским освободителям от ига турок. Памятник красивый, его творил итальянский скульптор. Но, прошу заметить, вы будете видеть в Софии памятник Советской Армии — освободительнице, и он превосходит все виденное! Так, прошу заметить, будет повсюду в Болгарии: рядом со старым памятником русским воинам благодарный народ воздвиг новые — в честь Советской Армии!

Мы не раз вспоминали эти слова.

Недалеко от старого памятника освободителям, там, где бульвар Русский сливается с бульваром Ленина, привольно раскинулся молодой парк. В его свежей зелени целый скульптурный ансамбль — памятник Советской Армии — освободительнице. Каменные плиты-ступени почти стометровой длины ведут к мощной группе на гранитном пьедестале: советский воин, мать с ребенком, болгарский рабочий.

Несколько скульптурных композиций окружает памятник на близких и дальних подступах к нему. Тысячи людей ежедневно приходят к этим полным глубокого смысла барельефам, изображающим встречу Советской Армии в Болгарии в сентябре 1944 года.

Букеты, венки, живые цветы не успевают увядать на граните, их ежедневно обновляют любящие руки друзей.

Здесь же, на бульваре Ленина, в парке Свободы, почти по соседству с памятником Советской Армии, находится и большая братская могила партизан, подпольщиков, болгарских революционеров, павших в борьбе против фашизма. Сорокаметровый обелиск как бы перекликается с памятником советским воинам: словно два брата, возвышаются они в центре Софии. А меж ними, в цветущем парке, раскинулся спортивный детский городок.

Навечно рядом в сердце хранят болгары память о тех, кто завоевал в совместной борьбе свободу народу. И так не только в столице.

Мы много ездили по живописным дорогам Болгарии. И перед нами возникали то почти уральская панорама Кремиковского металлургического комбината, напоминающая Тагил, то долины роз, то мощные корпуса химических заводов Стара Загоры, то кооперативные виноградники, древние и юные города и села.

Вот село Луковит, известное первой в Болгарии ГЭС на реке Золотая Панега, с книжарнями (книжными лавками) «Максим Горький» и «Молодая гвардия». На сельской площади — памятник на месте расстрела коммунистов в 1944 году.

Вот на высоком горном перевале белый обелиск, видимый издалека, — в честь знаменитого некогда партизанского отряда «Чавдар». Вот в тени розовой акации памятник героине болгарского народа — партизанке Йорданке Николовой и стихи в ее честь на мемориальной доске. Городок Мездра запомнился памятником великому болгарскому революционеру Христо Ботеву.