Новый порядок. Часть 1 (СИ) - Dьюк Александр Александрович

Он ошибся.

Едва он выбрался обратно на проспект Байштана, прошел его и вышел на улочку, которая вела к набережной, где находилась каретная стоянка с изнывающими от жары извозчиками и лошадьми, Бруно вновь почувствовал слежку.

Он обернулся, но никого позади не увидел. Никого подозрительного. Улицы к вечеру, когда с Мезанга подул ветер, нагоняя облака и тучи, заметно ожили. Люди спешили по делам, чтобы не попасть под ливень, который остудит раскаленную Анрию, или того хуже, в грозу.

Это Бруно сильно испугало. Чутье подсказывало, что за ним снова следят, но глаза подводили. Он видел потные лица прохожих, в нос бил мерзкий запах влажных разгоряченных тел. Но то были обычные лица и обычные тела, каких в Анрии тысячи. Но кто-то следил, скрываясь в толпе. И не показывался.

Бруно ускорил шаг, скрипя зубами от боли в ногах. Страшно было подумать, во что их превратили беспощадные туфли. Сложно было вообразить, с каким наслаждением Бруно их снимет, когда вернется. Ну или с него их снимут, когда он не вернется. Тоже неплохо, ведь будет уже все равно.

Ему оставался последний рывок — перейти перекресток, протопать еще сотню ярдов, свернуть за поворот, а там уж за домами, на набережной, стоянка. Там можно сесть в бричку и уехать в Лявилль. Даже если преследователь продолжит преследование, это будет неважно. Там сигиец. Достаточно просто намекнуть — и завтра же в газетах напишут об очередном трупе, найденном где-то за мусорной кучей. Бруно злорадно ухмыльнулся, прихрамывая к перекрестку.

Он глянул через плечо, больше машинально, чтобы удостовериться, что не увидит в толпе никого подозрительного.

Но увидел.

Тот же легкий, быстрый, пружинящий шаг. Та же одежда. Тот же взгляд охотящейся за мышью совы. И другое лицо.

Он шел, протискиваясь через толпу, ловко вертя плечами, чтобы никого не задеть, и не спускал с Бруно злых глаз. Бруно знал, как оно произойдет: преследователь догонит его, фамильярно обнимет, похлопает по плечам, сделает вид, что случайно встретил старого приятеля посреди улицы, предложит пойти выпить. А сам приставит к боку нож и тихо прошипит, чтоб не рыпался и делал вид, что очень рад встрече. И придется сделать и поддакивать, чтобы прохожие не обратили внимание. Иначе нож быстро найдет почку. А убийца смотается. Такие бегают очень быстро, а неподалеку обязательно дожидается карета или лошадь.

Бруно видел и не раз нечто подобное. Так банды Большой Шестерки хватают неугодных средь бела дня и отводят их в сторону. Или увозят на заброшенные стройки, фабрики, свалки. И никто больше никогда не видел их. Такие люди просто исчезали.

Но Бруно опять повезло, если можно назвать это везением.

Дойдя до перекрестка, он вдруг заметил важно вышагивающих по прилегающей к набережной улице постовых. Их было двое. Они дошли до угла здания, где и остановились.

Бруно сглотнул слюну. Несколько раз коротко вдохнул, судорожно выдохнул и вдруг побежал через дорогу.

Он несся, демонстративно глядя на Мезанг, по водам которого под парусом неторопливо шла чья-то яхта. И несся так, что столкновение с городовым было неизбежно.

Бруно врезался в него со всего размаха. Сшиб, повалив на мостовую. Повалился сам, покатившись кубарем, но тут же вскочил, не чувствуя боли, и побежал дальше.

Постовой поднял сослуживца. Тот отмахнулся и указал на нарушителя. Городовой поднес ко рту свисток и пронзительно свистнул.

— Стой! — крикнул он во всю глотку и свистнул вновь.

Бруно для порядка пробежал еще несколько шагов, покорно замер и развернулся.

Полицейский бежал за ним, придерживая саблю. Но Маэстро смотрел не на него. Он смотрел на преследователя, который уже шагнул на дорогу и вдруг свернул на примыкающую улицу.

Бруно, тяжело дыша, расплылся в блаженной улыбке идиота.

Полицейский подбежал к нему и положил Бруно руку на плечо. Второй, прихрамывая на ушибленную при падении ногу, торопливо нагонял.

— Что же вы? — выдохнул полицейский. — Глаз у вас нету? Не видите, куда бежите?

— Простите великодушно, — взмолился Бруно. — Честно, не видел. Не заметил вас. Такой вот я рассеянный…

— А куда же вы спешите так? — подозрительно прищурился полицейский.

— Да понимаете… — Бруно почесал за ухом.

Городовой приблизил к нему лицо и принюхался. Опытный нос служителя закона сразу же и безошибочно определил едва уловимые флюиды спирта, успевшие давно выветриться.

— Вы сегодня пили? — глаза полицейского заблестели.

Бруно раскрыл рот, но ничего не сказал. Лишь тяжко вздохнул и виновато склонил голову.

— Пил, хэрр офицер, — честно признался он.

Полицейский многозначительно переглянулся с сослуживцем.

— Но то на радостях, хэрр офицер! — горячо оправдался Бруно. — Понимаете ли… понимаете, у меня жена на сносях. Вот-вот родить должна, а я работал, вкалывал весь день. А тут мне весточку из дому прислали, мол, рожает! Рожает! Ну я и упросил, чтоб меня отпустили на часок. Забежал в кабачок, хлопнул, чтоб все как надо прошло и вышло, ну и бегом домой. Совсем голову потерял. Я ж люблю ее. Все прощал! Она клялась, что мой, мой ребенок! Вот и…

— Хм, — хмыкнул городовой, переглядываясь с коллегой. Его взгляд сделался мягче. Понимающим.

— Это ж наш первый, — добавил Бруно, почуяв, что поймал на жалость семьянина. — Так долго ждали…

— Ну, кхм, — кашлянул полицейский.

— Ладно, — махнул рукой его сослуживец. — Кто родился-то хоть?

— Не знаю еще, — ответил Маэстро, сияя от счастья. — Но если мальчишка… Как вас звать, хэрр офицер?

Полицейский несколько растерялся.

— Густавом звать.

— Если мальчишка, Густавом назовем, вот при Боге Едином клянусь! — заверил Бруно, кивнув на возвышающийся на левом берегу Мезанга собор Святого Арриана, и неловко осенил себя святым пламенем.

— Ну так-то уж и сразу… — пробурчал полицейский.

— Спасибо вам, спасибо. И вам спасибо! — затараторил Маэстро, схватил городового за руку и сильно потряс ее.

— Иди уже… папаша, — усмехнулся сослуживец. — Только больше людей не сшибать!

— Не буду, не буду! — заверил Бруно и торопливо пошел к стоянке.

Полицейские проводили его насмешливым взглядом. Потом первый осторожно раскрыл сжатую в кулак ладонь, показывая напарнику портрет Вильгельма Первого, строго взирающего с банкноты в пятьдесят крон.

Глава 11

Новые постояльцы «Спящей сельди» не нравились Арно. Вызывали тяжелые воспоминания о событиях десятилетней давности. Когда Сирэ горел, а каждый отель был завален умирающими и ранеными. Даже в его ресторации пол был залит кровью, а трупоносы озолотились на выносе трупов. Тогда тоже просто входили вооруженные люди и делали то, что считали нужным. Разве что не платили. Но смотрели так же и не тратились на лишние слова.

Арно, конечно, сразу обратился к одному из воротил Жака Горбуна, спросил, не ищут ли троих подозрительных типов — дерганного, вечно чешущегося доходягу, кабирца, как будто крикнувшего «Альджар-Райят» и станцевавшего раксат-сареа в церкви круциатов, и здоровенного, злобного дылду с бандитской рожей, которая почему-то упрямо не хочет откладываться в памяти. Однако воротила ответил, что никого такого точно не ищут. Тогда мэтр Бономэ, со всем уважением вручив воротиле бутылочку вина производства виноделен герцогства — или уже департамента — Сольдесюд, поинтересовался, не ищут ли таких в других районах Анрии. Воротила бутылку принял и ответил, что даже если и ищут, пусть ищут у себя, а не в Лявилле. Арно намек понял. Он вообще был понятливым, покладистым и платил ренту вовремя, а потому состоял у воротил Жака Горбуна на хорошем счету.

Мэтр Бономэ решил, раз все равно деваться некуда и не избавиться от нехороших жильцов, так хотя бы что-то заработать на них. А если кто-нибудь придет за раненым, просто нужно сделать очень жалобный вид и не мешаться. Возможно, даже не побьют стекла и несильно зальют кровью пол.

Сперва Арно содрал за неделю, как за месяц. Доходяга пытался возмущаться, но главный молча заплатил. Тогда мэтр Бономэ обнаглел и зарядил еще за якобы каждодневную смену простыней. Делать этого Арно, конечно, не собирался, но доказать обратное нужно еще суметь. Затем мэтр Бономэ принялся драть с постояльцев за воду для умывания, за еду, буквально за каждую крошку и каждую каплю, сославшись, что завтраки, обеды и ужины в цену постоя не входят. Это было правдой, но стоила яичница с беконом, укропом и помидорами и куском печеного хлеба отнюдь не как Dîner royal pour trois. Хозяева анрийских гостиниц давно устроили гонку по снижению цен на питание, чтобы привлекать как можно больше жильцов, но мэтр Бономэ справедливо предположил, что эти съедут только тогда, когда сочтут нужным.