Пропавшая ватага - Андрей Посняков

– Ай… у-у-у-у…

– Пятьдесят! Следующий.

Джеймс сменил плеть, подумав, что полсотни ударов – это уж старина Джон погорячился. По десятке разгильдяям – и хватит, а худосочному юнге вполне достаточно и полдюжины.

Ни Лесли, ни Фила, впрочем, Фогерти ни о чем таком не предупредил, а вот юнгу – обязательно. Молод еще, вполне мог бы и помереть просто от разрыва сердца.

– Сорок восемь… сорок девять… Пятьдесят!

Ху-у-у…

Утерев пот с лица, лекарь-палач тут же попросил принести свежую рубашку. Что и говорить – употел.

Подумав, Маюни и его супруга решили возвращаться в острог. Остяк, конечно, вполне мог начать жизнь на новом месте без каких-либо средств, однако Устинье – в прошлом – боярской дочери – такое дело не очень-то нравилось. Хватит уже, нажилась! Чум – лес, лес – чум, и, кроме родного мужа, ни единого человечка верст на сто вокруг. Тоска! Тут волей-неволей всякие олени с важенками видеться будут. А жить среди людей, в городе, на посаде, даже в рядке любом – это деньги нужны: избу для начала поставить, да кому надо дать. Все это Ус-нэ в отличие от супруга своего понимала прекрасно, а потому улыбнулась, да, усевшись на плоский камень, погладила милого по плечу, да посмотрела на море:

– Чай, до Троицкого-то острога отсель недалече…

– Острог? – юный шаман встрепенулся. – Но мы же только что…

– И что? Злата у нас больше нету, а без злата на месте новом – не жизнь. На боярина горбатиться хочешь или на воеводу? – Устинья задумчиво покачала головой. – Нет, милый, надо бы нам снова золотишком разжиться.

– Самим, без ватаги, никак, – скрипнул зубами Маюни. – В острог возвращаться надо. Атаман примет с радостью – снова заработаю долю, и тогда – уйдем.

– В острог, говоришь? – Хитрая дева поспешно спрятала улыбку, протянула задумчиво: – Ну-у, как у вас говорят – куда мышь, туда и песец. Куда ты, любый, туда и я.

– Лишь бы ты смогла выдержать! – вспомнив об обиде, встрепенулся остяк.

Ус-нэ сжала губы:

– Выдержу! В острог так в острог. Как ты решил – так и будет.

Светлая полярная ночь, тихая и теплая от близкого жара волшебного солнца, переливалась нежными палевыми облаками. Полупрозрачные, редкие, они таяли где-то вдали, стекая в мраморно-розоватое море.

С моря повеяло ветерком – влияние Ус-нэ кончилось.

– Пойдем, – дева поднялась на ноги и взяла мужа за руку. – Нечего тут рассиживать, мыслю – к ночи в остроге будем.

– К ночи – вряд ли.

– Ну, значит – на следующий день, завтра.

– Завтра будем, да.

– Ой, смотри-ка!

Устинья не удержалась, вскрикнула, увидев, как над недалеким мысом, над кустами и редкими соснами неслышно и величаво поплыли алые от рассветного солнышка паруса, а затем в бухте показалось и само судно, красивое и быстрое. Пройдя вдоль берега, корабль развернулся и зигзагами поплыл обратно, только хлопали в утренней тишине паруса, ловя ветер, да жадно кричали вечно голодные чайки.

– Добрый корабль, да, – завистливо скривился Маюни. – Не струг, лучше. Однако по реке – права ты, милая, – не пойдет, нет.

Прошагав с небольшими перерывами на отдых весь день, беглецы скоротали ночь и к полудню вышли к острогу. Давно уже тянулись знакомые места, подозрительно пустынные – не было видно ни настороженных охотниками ловушек, ни рыбаков, ни даже кочующих менквов.

– Чую, неладно что-то, да, – юный шаман погладил пальцами бубен. – Не может так быть, чтоб никого.

– Да, непорядок, – согласно кивнула Устинья. – Обычно казаки наши не сидят без дела. Сейчас бы уже на берег поплыли – за мясом, за бревнами. А – нету! Верно, случилось что-то. Ой, Маюни – и нам бы с тобой осторожнее надо.

Остяк повернулся к морю, прислушался, напряженно поглаживая бубен.

– Злое колдовство чую, да, – немного постояв, тихо промолвил шаман. – Рядом совсем.

Оп!!!

Из-за дальнего мыса донесся раскат грома.

– А молнии-то нет! – Маюни поднял глаза к небу.

– Так это ж тебе не гроза, – напряженно усмехнулась дева. – Это – пушки.

– Пушки?!

Снова донесся гром.

– А вот и пищали бьют. Залпом!

– Видать, напали враги.

– Пойдем-ка, милый, глянем. По-тихому берегом подберемся. Может, чем своим и поможем.

Выйдя на оконечность мыса, беглецы забрались в росшие на невысоком пригорке, почти у самой воды, сосны и, выглянув из-за стволов, разом хлопнули глазами: весь остров, где располагался острог, затянул густой пороховой дым, так, что не видно было ни зги, а вот на противоположном берегу, совсем недалеко от мыса, толпились какие-то люди… драконы, менквы…

– Воины! – сузив глаза, прошептал Маюни. – Опять колдуны напали, да.

– Ничего, отобьются… – Устинья пригладила растрепавшиеся волосы и задумчиво покусала губы. – А ветра-то нет, нашим и не прицелиться, не знать, в кого послать ядра.

– Что, милая?

– Да нет, я так, про себя просто…

Дева закрыла глаза, увидев златорогого оленя и важенку… улыбнулась обоим, как старым своим друзьям. Поднявшийся вдруг ветер быстро развеял дым. Стали хорошо видны мощные башни острога, недавно слаженная церковь Святой Троицы… и огромная туша, почти взгромоздившаяся на одну из стен.

– Длинношей, – тихо промолвил остяк. – Видать, колдуны пригнали, да.

Едва только рассеялся дым, как в остроге снова грянули пушки, за ними разом ухнули пищали. Тотчас же залп повторился, за ним – чуть погодя – еще один, и – снова…

– Палят, не переставая, – девушка улыбнулась. – Молодцы.

– Отобьются, – уверенно бросил остяк. – Ну, и я им кое в чем помогу.

Усевшись меж соснами, скрестив ноги, он взялся за бубен, ударил, закрыв глаза и раскачиваясь, запел:

– О, великий Нум-торум… уммм, уммм…

Молитвы ли его помогли, иль казаки сами отбились, а только уже совсем скоро беглецы стали свидетелями поспешного отступления врагов. С мыса хорошо видно было, как стройными рядами уходят в леса воины в сверкающих панцирях и шлемах, как тянутся за ними запряженные в волокуши товлынги, как разбегаются кто куда менквы и мелкие зубастые ящеры.

Мелкие-то они мелкие, а с добрую коровенку будут! И зубищи куда острей, чему у волка.

– Они сейчас по всему берегу разбредутся, – задумался юный шаман. – Как бы до мыса не добрались.

Ус-нэ озабоченно наморщила нос:

– Надо лодку искать. Или плот вязать… Давай-ка поспешим, милый.

Стоя на смотровой башне, Иван Егоров внимательно всматривался в чужое, невиданное в здешних местах судно. Три мачты, в два яруса паруса – всякие, и прямые, и треугольные – косые.

– Вот это диво! – удивлялся Семка Короед, ему нынче выпала вахта. – Вот это струг, ага!

– Это океанский корабль, Сема, – снизошел до парня атаман. – Видал я такие и в Гданьске, и под Ревелем, и под Нарвой, где наша крепость Иван-город, дай бог, и посейчас стоит.

– Так и знал, что это немцы поганые, господине!

Иван поморщился, не очень-то ему нравилось, когда все хорошее – но иностранное – хаяли, а свое – даже плохое – превозносили, только потому, что – свое.

– У нас тоже такие корабли имелись, волею государя Иоанна Васильевича, датский немец Карстен Роде титул адмирала и каперский патент получил, – скромно напомнил Михейко.

Короедов аж глазами хлопнул – никогда еще не слыхивал таких вот мудреных слов, и главное – от кого? От бугая тупого!

– Чего-чего немец тот получил?

– Дал ему государь право всех наших врагов топить, – пояснил Егоров. – Свеев, поляков – кого только на море встретит.

– Хорош струг, хоть и немецкий, – Семка присвистнул, не отрывая восхищенного взгляда от судна. – А парусищи-то, паруса! Господине атаман, зачем столько?

– Судно сие и против ветра может идти, – снова встрял Михейко. – Не прямо – зигзагами, называется – галсами.

– Портов пушечных… раз-два… четыре… – вслух считал атаман. – Дюжина с одного борта. Значит – столько же и с другого. Да еще по две на носу да корме, всего получается два десятка и восемь. Сила! Стругу столько не взять.

Ослоп ухмыльнулся:

– Зато и в реку чуду такому зайти затруднительно, да и волоком его не перетащишь.

– Я ж и говорю, не для рек это вовсе. Океанское судно! Знать бы еще, чье.

Атаман задумчиво почесал свой знаменитый шрам на правом виске и посетовал:

– Эх, жаль, труба зрительная куда-то делась. Весь острог перерыли – все зря. Сейчас бы запросто разглядели, чей там флаг.

– А флаг и я не худо вижу, – встрепенулся вдруг Короед. – Я ж пушкарь, и глаз у меня вострее, к расстоянью привычен.

Атаман с Михейкой переглянулись:

– И что там за флаг? Что ты видишь?

– Вижу красное с желтым, полосами, – прищурился Семка. – И в середине – крепость.

– Кастилия и Леон, – бугаинушка скривил губы. – Гишпанский флаг, короля Филиппа, он же – и император земель немецких.

– Врут, – хмыкнув, заявил атаман. – Нечего гишпанцам в этих местах делать – у них своих америк хватает.

– Не гишпанцы, так кто?