К югу от Вирджинии - Валерий Бочков

Почти опоздав к началу урока, Полина влетела в классную комнату, раскрыла «Лекции по русской литературе». Потертый том, изданный еще при жизни автора, она умыкнула из библиотеки, на задней обложке укоризненно белела наклейка «Собственность Колумбийского университета».

– Выйдя замуж за чиновника с многообещающей карьерой, Анна ведет беззаботную светскую жизнь в самом блестящем петербургском обществе. Она обожает своего маленького сына, уважает мужа… – Полина запнулась, подняла глаза: она совершенно забыла про пощечину.

Ленц, лениво закинув локоть за спинку стула, слушал, чуть улыбаясь. Хильда Эммерих, прямая и строгая, конспектировала, не поднимая головы. Все было как всегда.

– … и ее кипучая, жизнерадостная натура, – Полина быстро вдохнула и продолжила, – охотно принимает все поверхностные удовольствия жизни.

Она читала торопливо, словно боясь сделать паузу, словно в эту паузу тут же могли вклиниться какие-то вопросы, чреватые спорами, а от споров один шаг до ругани, скандала, безобразия и мордобоя.

Сказала, что перемены не будет, она отпустит их на десять минут раньше. Второй час пролетел в суетливой агонии, Полина косила на часы, не прерывая чтения. Наконец стрелка дрогнула и нервно уткнулась в одиннадцать, Полина с облегчением выдохнула и захлопнула книгу. Первой вышла из класса и тут же налетела на директора.

– Ну? – ей показалось, что он подмигнул. От Герхарда пахло кофе, чем-то еще, вроде старого полированного дерева – так пахло у отца в кабинете: огромный письменный стол на львиных лапах, мягкий ковер, книги, книги. Полина пожала плечами.

– Значит, все в порядке, – он улыбнулся. – Ну, что я говорил?

Полина хотела сказать про разбитое окно, про камень, про записку, вместо этого неожиданно для себя самой спросила:

– А что стало с Лорейн Андик?

– Почему ты спрашиваешь? – Герхард сразу перестал улыбаться.

– Ее уволили?

– Нет.

– Она сама? Почему?

Галль пожевал губами, мрачно выпятил челюсть.

– Зачем тебе?

– Любопытно. Что случилось с моей предшественницей. Чистое любопытство.

Директор явно прикидывал, стоит ли говорить, решившись, сухо сказал:

– Она уехала. Не появилась в школе. Просто исчезла.

Полина молча смотрела ему в глаза.

– Просто исчезла, – повторил он.

Прогремел звонок, директор вздрогнул, эхо затихло где-то в пустых коридорах наверху. В школьном дворе кто-то лупил мячом в стену, настырный резиновый звук раздавался с почти идеально равными интервалами. Герхард рассеянно посмотрел на Полину, кивнул и медленно побрел к себе.

Вернувшись домой, Полина решила разобрать елку, нужно было чем-то занять себя, не думать. Она осторожно снимала скользкие шары, укладывала их в коробку, сухие иголки кололи пальцы, шуршали и осыпались, на полу постепенно образовался круг из сухой хвои.

Голая елка с обрывками мишуры и серпантина выглядела жалко, всего за неделю из маленького чуда она превратилась в заурядный мусор. Полина вздохнула, ухватилась за ствол, вытащила дерево на улицу. Воткнув его между мусорных баков, она вернулась в гостиную, принялась подметать. Иголки застревали между паркетин, Полина ползала на коленях, упрямо решив вымести все до одной. Это почти удалось. Потом спустилась вниз, бережно неся перед собой совок с горкой хвои. Ссыпала в мусорное ведро. Пустила воду, вытирая руки полотенцем, она повернулась и увидела на столе мертвую птицу. Это был робин, красногрудый, чуть больше воробья, такие часто залетали к ней сад. У птицы не было головы.

Полина застыла, сделала неуверенный шаг. Голова была срезана чисто, словно бритвой. На пластик кухонного стола натекла лужица, она уже подсохла и напоминала пролитое малиновое варенье.

Комкая полотенце, Полина оглянулась, посмотрела вверх на лестницу, потом на дверь, ведущую в сад. Расправила полотенце и накрыла птицу. Бесшумно открыла ящик, вытащила длинный хлебный нож. Выставив вперед лезвие, крадучись дошла до двери, стекло было цело, замок закрыт. В саду не было никого.

Она прислушалась. Не опуская ножа, пошла по лестнице. Оглядела гостиную, комната вдруг показалась чужой, враждебной. Из приоткрытого стенного шкафа выглядывал чей-то рукав. Полина отвела руку с ножом, распахнула дверь – это была ее куртка. Она прерывисто вдохнула, надо идти наверх, в спальню. Ей показалось, что она просто физически не сможет заставить себя сделать это.

Осмотрела гостиную: веник на полу, коробка с елочными украшениями, Полина даже заглянула за диван, хотя там могла спрятаться лишь кошка. Проверила входную дверь – заперта. От напряжения рука затекла. Полина потрясла кистью, снова сжала горячую рукоятку, обреченно взглянув наверх, медленно пошла по лестнице. Каждая ступенька, как пытка. Поднявшись, собралась с духом, распахнула дверь в спальню – никого. Оставалась ванная.

В ванной тоже никого не оказалось. Полина быстро сбежала в гостиную, выглянула в окно. Улица была пуста.

Майор выслушал ее, не перебивая, лишь хмурясь и задумчиво стряхивая пепел указательным пальцем в чашку с остатками чая, от никотина ноготь пожелтел и напоминал коготь. Полина закончила и замолчала.

– Новые замки, – старик прокашлялся. – Это не обсуждается.

– А полиция? – Полина удивленно посмотрела на него. – Это ж криминал! – Она ткнула пальцем в разбитое окно. – За это срок дают! Это как минимум хулиганство!

Тед пожал плечами, уронил окурок в чашку, тот зашипел и пустил струйку дыма.

– А у меня так вообще, – Полина вскочила, взмахнула руками, прошла быстро до двери и обратно. – У меня вообще – взлом, незаконное проникновение и убийство животных. Надо звонить в полицию!

Тед, крякнув, поднялся, проковылял на кухню. Вернулся со стаканом.

– Остынь, пани. Вот, глотни лучше, а то что-то ты шибко нервная нынче. Нельзя так.

– Не надо! – Полина замотала головой, отстранила руку майора. – Не буду. Спасибо. Нервная!

Тед пожал плечами, сделал глоток. Полина, передумав, взяла стакан, выдохнув, отпила.

– Гадость какая… – она сморщилась, прижав ладошку к носу. На глазах выступили слезы, она шмыгнула носом и уверенно сказала: – Надо звонить в полицию!

Тед исподлобья поглядел на нее, медленно опустился в кресло.

– В полицию? – Он сморщился, вытянул покалеченную ногу. Штанина задралась, выглянул стальной протез с детским резиновым ботинком. Полина отвела взгляд.

– Полиция в Данциге – это шериф Ленц. – Старик ухмыльнулся. – Это и есть местный закон. Не считая судьи Штюрмера, старого маразматика.

– Я не понимаю, видела я этого Ленца. – Полина снова стала ходить по комнате. – Шериф, на гриб похож. Не понимаю, к чему вы клоните!

– Видела она. – Майор покачал головой, вдруг прикрикнул: – Да сядь ты, в конце концов! Мельтешит, понимаешь…

Полина послушно села.

– Шериф не станет возбуждать дела по двум причинам… – Старик сделал паузу, вопросительно глядя на Полину.

– Потому что это делает кто-то местный?

Старик кивнул и добавил:

– И нет никаких улик.

– А птица! Птица! – Полина вскочила, тут же быстро села, зажав ладони между коленей.

– Птица? А как она попала в закрытый дом? Замки целы, окна на щеколдах.

– Вот пусть полиция и разберется!

– Они разберутся. – Майор мелкими глотками допил бурбон, как воду, поставил стакан на пол. Полина поморщилась и отвернулась. – Они разберутся, и выяснится, что птицу принесла ты сама. Сама отрезала голову, сама позвонила в полицию.

– Я?! Это же бред! – Полина возмутилась. – Зачем? Ну зачем?

Старик откинулся в кресле.

– А вот это тебе и придется объяснить шерифу Ленцу. Зачем ты это сделала.

– Бред! – Полина нервно засмеялась.

– Вот именно – может, в бреду ты была, может, помрачение рассудка. Тут до тебя одна панночка учительствовала, Лорейн… – Майор выудил из нагрудного кармана пачку, закурил. – Так вот, она однажды утром села на велосипед и уехала.

– Велосипед?

– У крыльца стоял. – Тед кивнул в сторону окна. – Красный. Она на нем и в школу ездила, и вообще… Но не про то я – она все свои вещи оставила. Явился Ленц, его ребята весь училкин скарб по мешкам распихали, в кузов закинули и укатили. И все.

– Все?

– Угу, была училка, и нету.

– Так где… куда… – Полина растерянно развела руки. – Как это?

– А вот так. – Старик ухмыльнулся, стряхнул пепел в стакан, потом нахмурился. – Она в полицию звонила, несколько раз, говорила, что кто-то по чердаку бродит, потом ей какие-то шорохи в стенах мерещились, словно там скребутся когтями. Потом… – майор затянулся, выпустил дым в потолок. – Потом она нашла птицу. Без головы.

Полина замерла, между лопаток прошел холодок. Она молча смотрела в окно с приклеенной картонкой из-под пиццы.

– Не знаю кто, сам ли Ленц или кто еще распустил слух, что училка чокнулась. Короче, когда она исчезла, никто особо не удивился. Ты слушаешь?