Время черной звезды - Татьяна Воронцова

– Помнится, вы собирались заставить меня стонать в ваших объятиях, господин Яворский, – почти сочувственно произнес Деметриос. – Но жизнь, как любит говорить один мой приятель, расставила все по местам.

Макс взвизгнул, прохрипел «урод, бля» и завопил в голос. Его правая рука с вывернутым запястьем была заломлена круто вверх.

– Сейчас мы отпустим вас обоих, вы сядете в машину и уедете.

– Да пошел ты!.. – между воплями прорычал Макс.

– Сломать вам запястье, господин Яворский?

– Нет! Нет!

– В таком случае…

– Мы уедем! Да хватит же, отпусти!

С чуть заметной усмешкой Деметриос выпустил его руку.

– Можешь называть меня Димуся.

Через пару минут «Опеля» и след простыл. Феона с Адонисом остались во дворе, Деметриос взял Нику под руку и повел к дому.

16

Безумный день. Поистине безумный. Мчаться сквозь метель по трассе, на которой к вечеру образовался тонкий ледок, гнать прочь суетные мысли о сбившемся внутри ботинка носке и натертой в этом месте ноге, стараться вести себя благоразумно и в любой ситуации сохранять хладнокровие, подобно Тринити из «Матрицы»… Ох. Кто бы мог подумать, что это так трудно.

Когда Андреас Галани, джентльмен с глазами каннибала, обратился к Деметриосу с вопросом: «Твоя дама умеет стрелять из пистолета?» – у нее мороз прошел по коже, и она поспешила отвернуться, чтобы он не увидел выражение ее лица. «Надеюсь, ей не придется этого делать», – ответил Деметриос. Кивнув, Андреас вышел из комнаты и вскоре вернулся со средних размеров спортивной сумкой, судя по виду, довольно тяжелой. Водрузил сумку на стул, расстегнул «молнию», жестом предложил Деметриосу ознакомиться с содержимым. Неторопливо и аккуратно тот начал выкладывать на стол… ну да, оружие. Чувствуя дрожь во всем теле, Ника отошла к стеллажам и принялась разглядывать корешки книг.

Часом позже, в машине, Деметриос поинтересовался, какое впечатление произвел на нее Андреас Галани. С Адонисом и Феоной они уже распрощались – перед этим троица провела короткое, но бурное совещание на греческом языке, из которого Ника не поняла ни слова, – поэтому впечатлениями можно было делиться без всякого смущения. «Честно говоря, он нагнал на меня страху, – сказала она, поежившись. – Мне кажется, именно такие глаза должны быть у палача. Настоящего. Который казнит и пытает людей». Деметриос тихонько присвистнул, но комментариев не последовало.

Метель заметает вовсю. Дворники еле успевают очищать лобовое стекло. Поглядывая в зеркало заднего вида, Ника все время видит там белый «Опель», который тащится за ними как приклеенный. Разумеется. Ведь они сделали все возможное и невозможное для того, чтобы Макс не растерял охотничий азарт.

Изгнанный с позором «Опель» вновь увязался за ними на выезде из Афин. Вынырнул из проезда между домами. Ника заметила улыбку, тенью скользнувшую по усталому лицу Деметриоса, и впервые попыталась представить себе мир без Макса. Вдруг он умрет на ее глазах? Почувствует ли она скорбь, жалость, раскаяние? Неизвестно. Ничто – ни интуиция, ни разум – не подсказывало ей, в каком направлении будут развиваться дальнейшие события.

Деметриос ведет машину ровно, снижая скорость только вблизи поселков и деревень, в его позе нет ни малейшего напряжения, и только это удерживает Нику от позорной бабской истерики. Пытаясь справиться с дрожью, она протягивает руку, касается его волос. Да, да… так хорошо.

– Послушай меня, – тихо говорит Деметриос, продолжая смотреть на дорогу. – Мы едем в Каливию. Эти люди, скорее всего, последуют за нами. Через некоторое время к ним присоединятся другие…

– Другие? – в ужасе переспрашивает Ника. – Ты думаешь, их будет много?

– Больше, чем двое. Мы это знаем, Вероника, правда?

– На что или на кого ты рассчитываешь?

– На господина женщин. Не перебивай… В Каливии мы выполним один трюк и скроемся из глаз, предоставив нашим друзьям блуждать по деревне и ее окрестностям. Вряд ли они отступятся. Я видел их лица. Крючок вошел глубоко.

– И что… что случится с ними во время этих блужданий?

Несколько секунд он молчит. Пальцы, лежащие на рулевом колесе, слегка подрагивают от усталости.

– Запомни главное. Ты должна без споров и без разговоров делать все, что я тебе скажу. Что скажу я сам, лично. Распоряжения, переданные от меня через третье лицо, следует игнорировать.

– Ясно.

– Эту ночь я проведу с тобой.

Охватившее ее облегчение было так велико, что на глаза вернулись слезы.

– Где?

– Надеюсь, в моем доме. В Арахове.

Он оказался прав. На участке трассы, проходящем через западные окраины Фив, к «Опелю» присоединился грузовой фургон «Форд Транзит».

– Ага, – пробормотал Деметриос и надавил на педаль газа. – Поиграем в догонялки.

Весь оставшийся путь они проделали в молчании. Ника сидела, откинувшись на подголовник, полузакрыв глаза. Ее рука лежала на бедре Деметриоса. Прикосновение к шершавой джинсовой ткани было приятно само по себе, но главное – ощущение непрерывного контакта. Оно успокаивало. В своем тревожно-дремотном состоянии она все же умудрилась не пропустить момент, когда машина начала выписывать кренделя на склонах Парнаса. Уши привычно заложило, потом отпустило… опять заложило… опять отпустило… Ника сглотнула слюну, потрясла головой и открыла глаза.

– Они здесь?

– Да. Отстали немного, но… здесь.

– Почему не пытаются нас остановить?

– Боятся сюрпризов. И правильно делают. Ведь я же местный.

– Скоро мы проделаем трюк, о котором ты говорил?

Деметриос немного помолчал.

– Минут через сорок.

Уже совсем стемнело. Небо затянули тяжелые дождевые тучи, и видеть дорогу можно было только при свете фар. Она напоминала блестящую черную ленту, змею, ползущую сквозь инопланетный пейзаж, нарисованный сумасшедшим художником.

Вздохнув, Ника отвернулась от окна и принялась разглядывать свои ногти. Маникюр не состоялся, увы. Но ей хотелось будничного зрелища, не теребящего нервы.

– Скоро, милая, – прошептал Деметриос. – Скоро.

На въезде в Каливию он сбавил скорость, чуть погодя свернул направо, проехал вдоль бетонного забора, раза в полтора превышающего человеческий рост, потом еще раз свернул направо и остановился перед гаражными воротами, полотно которых уже поднималось вверх. Само здание скрывал забор, никакого парадного входа видно не было. Как только машина оказалась в гараже, ворота закрылись.

Деметриос выключил двигатель, повернулся к Нике.

– Хозяина дома зовут Нестор.

– Я должна ему понравиться?

– Для этого не надо прилагать никаких специальных усилий.

Пригладив волосы, Ника выбралась из машины и посмотрела по сторонам. Гараж как гараж, только очень просторный. Светлый и чистый. На бетонном полу – ни соринки. По обе стороны от «Гранд Витары» стояли два черных авто, седан и мини-вэн. От ворот Нике приветливо кивнул человек в коричневом комбинезоне, вероятно, механик. Она улыбнулась и произнесла нараспев, как это делают греки:

– Калиспэра![9]

Тут уж заулыбались все вокруг: и механик, и Деметриос, и высокий мужчина в твидовом пиджаке, с внешностью потомственного аристократа, вошедший в гараж со стороны двора. Выяснилось, что это и есть Нестор. Его густая, как у юноши, но абсолютно седая шевелюра и умные блестящие глаза на покрытом морщинами лице могли очаровать и покорить женщину любого возраста. Ника открыто любовалась. Особенно он выигрывал от сравнения с Андреасом Галани, похожим на штатного инквизитора.

– Добро пожаловать, Вероника, – зарокотал Нестор густым басом, переходя на английский. – Позвольте предложить вам кофе, бренди и сыр. Моя жена Хлоя будет счастлива познакомиться с вами. Вы проживаете в доме Деметриоса? Рад слышать. Плохо человеку быть одному.

По тому, как улыбался идущий рядом Деметриос, Ника догадалась, что отношения у них с Нестором самые сердечные. Ну, наконец-то! Наконец нашелся человек, в присутствии которого можно расслабиться. Между Деметриосом и Феоной существовало несомненное напряжение. Чуть только он отворачивался, она тут же начинала пожирать его взглядом голодной самки, он же делал вид, что ничего особенного не происходит. Между Деметриосом и Андреасом – стойкая взаимная неприязнь. О причинах этой неприязни можно было только догадываться. Однажды Деметриос проронил несколько фраз, позволивших Нике предположить, что если не жизнь его, то физический и психический комфорт не раз оказывались под угрозой по прихоти Андреаса. Именно по прихоти. Виной или ошибкой Деметриос это не называл никогда.

По садовой дорожке, выложенной фигурной гранитной плиткой, они дошли до двухэтажного дома с балконами, верандами, карнизами, винтовыми лестницами, бронзовыми фонарями и прочими архитектурными красотами. Вдоль фасада на равном расстоянии друг от друга, как будто их сажал по линейке садовник-педант, топорщились розовые кусты. Без цветков, конечно, но рослые, сильные. Летом, наверное, от аромата можно с ума сойти. Олеандры, кипарисы и пальмы, оккупировавшие все обозримое пространство, не позволяли составить представление об истинных размерах усадьбы Нестора, но чувствовалось, что они отнюдь не скромные.