Змеиное гнездо - Виктория Холт

– Дайте припомнить… да, она была тогда на кухне.

Судьи уже смотрели на меня так, словно я была отравительницей. Сидевшая рядом со мной Зилла взяла мою руку и успокаивающе пожала ее.

Она выглядела прекрасно – немного бледная, с прекрасно уложенными волосами красноватого оттенка. Они были чуть видны из-под черной шляпы. На лице Зиллы была написана глубокая скорбь – как положено вдове из трагедии.

Зиллу спросили о портвейне. Она сказала, что после обеда ее супруг обычно выпивал бокал вина. Он держал портвейн и в спальне и, если не чувствовал себя усталым, тоже иногда выпивал бокал. Говорил, что это помогает ему заснуть.

– Пил ли он портвейн в вечер перед смертью?

– В спальне – нет. Он, по его словам, очень устал. А затем… вдруг случился роковой приступ.

– Значит, только бокал после обеда?

– Да.

– У вас не возникло никаких подозрений в связи с вином в тот вечер?

– Подозрений? Я… не совсем понимаю. Разве только… вина в графине оставалось совсем мало. Я помню, наш дворецкий, мистер Керквелл, принес другой, полный, графин.

Вызвали Керквелла. Он рассказал, что пошел за новым графином, когда увидел, что портвейна может не хватить. Когда же вернулся, мисс Глентайр уже налила вино в бокал и передала его своему отцу.

– Куда делось вино, что еще оставалось в графине?

– Я вылил его. В нем был осадок, и я решил, что хозяин не захочет пить такое вино.

– Где этот графин?

– На кухне. Когда вино кончается, графины забирают из буфета и моют… пока господа не попросят подать вина.

Жюри присяжных при коронере единодушно решило, что мой отец умер от приема внутрь мышьяка, и вынесло вердикт, констатировавший факт умышленного убийства.

Домой мы, Зилла и я, возвращались, потрясенные до глубины души, забившись в угол экипажа, чтобы нас никто не увидел и не узнал. Мы не разговаривали. Наши мысли были настолько ужасны, что произносить их вслух не было никакого желания.

На другой стороне улицы стояла кучка людей. Когда экипаж остановился и мы вышли из него, зеваки подошли поближе.

Мы уже стояли у дверей, как вдруг кто-то крикнул: «Убийца». Мне стало страшно.

Мы разошлись по своим комнатам. Я легла на кровать и попыталась вспомнить в подробностях все, что происходило и говорилось у коронера.

Как же так получилось, что когда несколько событий предстали в совокупности, то создалось впечатление о злостном умысле и моей вине. Что будет с моими отношениями с Джеми? Как он отнесется к происшедшему. Я была уверена – у него не возникнет сомнений в моей невиновности. Эта ссора с отцом… слухи о которой каким-то образом дошли до слуг. Тот факт, что я единственный раз, но перед самой смертью отца налила ему стакан портвейна. И, конечно, самое неприятное – приобретение мышьяка в аптеке. Создавалось впечатление, что здесь хорошо потрудился злой дух, который вознамерился уничтожить меня и придавал самым незначительным моим действиям зловещий смысл. Куда делась Элен Фарли, кто мог сообщить следователям, что она попросила меня купить мышьяк? В самом деле, оставалось только поверить в злой рок, который наслал на ее мать болезнь – и заставил Элен уехать – как раз в тот момент, когда она была так нужна здесь, чтобы подтвердить мои слова.

Что же подумали все эти люди? Что я купила мышьяк для убийства собственного отца? И только по той причине, что он угрожал лишить меня наследства, если я выйду замуж за Джеми?

Мне было очень плохо и страшно.

Вечером я написала Лилиас. Мне всегда было приятно рассказывать ей о своей жизни и получать весточки от нее. Она начала смиряться со своей судьбой, постепенно привыкала к сельской жизни; одна из ее сестер стала гувернанткой, и Лилиас заменила ее в доме.

С этого дня в наших отношениях как будто появилась дополнительная, особая, связь. Обе мы были несправедливо обвинены, ведь, как мне показалось, присяжные после дознания у коронера наверняка пришли к мысли, что отца убила я.

А убийство было гораздо более тяжким преступлением, чем воровство.

Я говорила себе, что преувеличиваю. Не могут же присяжные в самом деле подумать на меня.

Я подробно описала Лилиас свою ссору с отцом, не забыв его угроз лишить меня наследства.

«Меня не волнуют деньги, Лилиас, – писала я, – и это правда. К ним безразличен и Джеми. Мы хотим только быть вместе и будем вместе, когда Джеми станет адвокатом. Мы обоснуемся в Эдинбурге, у нас родится много детей. Так хочу я. И вдруг случилась такая беда. У дома, когда мы вернулись, нас ждала толпа. Не могу передать, как это подействовало на меня. Но худшее из всего – мышьяк. Именно я ходила к Хенникеру. Именно мое имя записано в аптечном журнале. Все это использовано против меня, Лилиас. И нет Элен, чтобы подтвердить мой рассказ. Если бы она вернулась. Может быть, так и будет…»

У меня становилось легче на душе, когда я писала Лилиас. Словно разговаривала с нею.

Я запечатала письмо и решила отправить его назавтра.

Я легла в постель, но сон не шел ко мне. Меня преследовали сцены в зале суда. В ушах гудели чьи-то голоса, вопросы… ответы, казавшиеся мне предательством.

Через два дня распоряжением прокурора меня арестовали по обвинению в убийстве собственного отца.

В последовавшие за этим мрачные дни я часто говорила себе: не случись этого, я никогда не встретилась бы с Нинианом Грейнджером.

Меня увезли в закрытой карете. Несколько зевак видели, как я вышла из дома. Какими же теперь будут заголовки газет, подумала я. И поняла, что меня это почти не трогает. Я не могла поверить, что имя такого доселе незначительного человека, как я, вдруг окажется в заголовках газет. И не могла поверить, что я не только окажусь замешанной в деле об убийстве, но и стану в нем главной фигурой. Казалось, прошли годы с тех пор, как мы с мамой выезжали в экипаже на прогулку и в комнатах с изысканными занавесками на окнах пили чай у соседей, таких же благополучных, как мы. Казалось, даже Зилла появилась в нашем доме давным-давно. Неужели с таким заурядным человеком, как я, могло такое случиться?

Необычного произошло много, но самым необычным было то, что я, Девина Глентайр, дочь уважаемого эдинбургского банкира, оказалась в тюрьме по обвинению в его убийстве.

Как такое могло случиться? Все началось, когда в дом вошла Зилла – нет, раньше: когда прогнали Лилиас. Если бы осталась Лилиас, никогда не появилась бы Зилла. Отец не женился бы второй раз. Я бы сказала Лилиас, что должна купить мышьяк. Возможно, она пошла бы со мной в аптеку. Почему я никому не сказала об этой покупке? Ни Зилле… ни Джеми.

Меня поместили в небольшой камере. Я рада была одиночеству, и именно туда пришел повидать меня Ниниан Грейнджер.