Огонь и ветер - Иар Эльтеррус

— Уже вижу, — мрачно ответил Ри. — У нас нет времени чинить.

— И что ты предлагаешь?

— Купим подороже и будем устраиваться на работу.

— А настоящую работу когда делать? — безнадёжно поинтересовался Скрипач. — В сутках тут… эээ…

— Как везде в Сонме, двадцать четыре часа, — хмыкнул Ит. Он снова что-то читал с планшетки. Всемирная Сеть тут была почти повсюду, в автобусах, разумеется, стояли передатчики; доступ к объявлениям о продажах и покупках оказался по большей части бесплатным, и он читал всё подряд, стремясь поскорее разобраться — и с ситуацией на планете, и с их бытовыми проблемами. — Народ, тут поблизости ещё продают. На картинке вроде бы ничего…

— Сколько просят? — Ри поднял голову.

— Сотню. Но написано, что есть торг. Десятку скинут, наверное. Рискнём?

— А жрать мы что будем? — прищурился Скрипач.

— Как это что? — удивился Ит. — Макароны, конечно. С хлебом.

— Спасибо, обрадовал…

— Какая модель? — Ри наклонился к Иту.

— «ЗИЛ-06», повышенной проходимости, — Ит повернул к нему планшетку. — Если не совсем развалина, то нам будет самое то. Большинство точек за городом, а у этой машины полный привод. Ещё мы с Рыжим с ней немножко повозимся…

— Вот любишь ты всякие железки, — упрекнул Ри.

— Ну и что в этом плохого? — удивился Ит. — В общем, поехали смотреть. Ри, звони ты. У тебя голос самый представительный.

…Телефоны им Павел тоже выделил. С прослушками, разумеется. Но они сделали вид, что не заметили — впрочем, пока что им скрывать было особенно и нечего.

Срослось.

Скрипачу машина понравилась сразу и безоговорочно — да, потрёпанная и потасканная, да, кузов местами с ржавчиной и сколами по краске, да, салон самый простой, но при этом — за ходовой и двигателем явно следили, машина завелась сразу же, несмотря на крепчающий к вечеру мороз, и дорогу она держала хорошо: хозяин сам предложил «прокатить, чтобы показать».

Сошлись на девяноста тысячах и поехали оформлять передачу собственности. По дороге отзвонились Павлу, предупредили, что задерживаются. Павел озлился, но Ит был неумолим: спокойно объяснил, что они не вьючные животные и на горбу таскать по двадцать килограмм железа каждый во время выездов не собираются.

— Другие таскают, и ничего, — проворчал Павел. — Чем вы лучше?

— Это их личное дело, — парировал Ит. — Мы не лучше и не хуже. Но таскать не будем, так и знайте.

— Это мы ещё посмотрим, — процедил Павел.

— Угрожаете? — спокойно спросил Ит. Ответом ему было молчание. — Зря. Мы сейчас всего лишь создаём себе условия для того, чтобы работать полноценно. С отдачей. Если вы этого не понимаете, то придётся объяснять…

— Не трудитесь. Ладно, так и быть. В этот раз обойдёмся предупреждением, но в следующий раз получите последствия.

— Какие?

— В своё время узнаете, — и Павел отключился.

Ит повертел телефон в руках и сунул в карман. Подумал с минуту, вытащил, снял крышку, присмотрелся.

— Ни у кого нет ничего остренького? — осведомился он.

— В бардачке гляньте, — посоветовал хозяин машины, который сидел за рулём. — Там, кажись, отвёртка была. Сойдёт?

— Сойдёт. Клемму хочу подогнуть, батарейка отходит, — Ит зевнул. — Ага, спасибо большое.

Пока оформляли машину и выписывали доверенности, он снял прослушки с телефонов Ри и Скрипача. Выглядели они как крошечного размера капельки то ли клея, то ли пайки, но снялись достаточно легко. Потом, пока везли хозяина с деньгами обратно домой, он сидел и думал — а зачем, собственно, я это сделал? Не стал юлить, хитрить, осторожничать, а просто взял, снял прослушки и бросил в укатанный колёсами снег?

Надоело, понял он. Сделал не «потому что», а «чтобы». Чтобы ощутить себя не микробом под микроскопом, а свободным. Чтобы знать, что никто в мире, кроме Рыжего, не слышит, как я сплю. Чтобы даже в очередной тюрьме знать, что свобода всё же существует…

Мимо тянулся город, окраинный, тёмный. Нет, улицы, что пошире, освещались отлично, а вот часть дворов тонула во мгле зимнего вечера. Дома были не то чтобы уж совсем однотипные, но похожие друг на друга, и без архитектурных излишеств — по большей части или светло-серые, или грязно-белые бетонные коробки, побольше и поменьше. Кирпичных домов, как в центре, тут не было вовсе, сплошь блочное строительство. Кое-где в окнах горел свет, но, видимо, было ещё слишком рано, большинство людей с работы пока не вернулось.

— С кем ругались-то? — полюбопытствовал бывший уже хозяин машины.

— С начальником, — ответил чистую правду Ит. — Платить не хочет, а вкалывать заставляет. И чуть что не так, сразу то угрозы, то штрафы.

— Ясно. Ну, мой не лучше. Та ещё козлина. Закон жизни — сами знаете, что всегда поверху плавает.

Скрипач усмехнулся.

— Да уж, — протянул он. — Вот оно самое и плавает. Что верно, то верно.

На следующий день потеплело, зато начался снегопад, да какой!.. Встали рано, ещё не было семи, и всё время, пока наскоро завтракали, видели в окне летящие снежные хлопья. В квартире сделалось зябко, из окон дуло — Скрипач сказал, что надо бы заклеить чем-то, Ри согласился, что да, надо. Ит предложил пока что напихать в самые крупные щели хоть чего-нибудь — например, старых газет, которые нашлись в прихожей за тумбочкой, но это мероприятие решили перенести на вечер. Сейчас поджимало время, надо было отработать первую точку и вечером же завезти Павлу первый отчёт. В плане на ближайшие два месяца стояло около сорока «объектов», которые надо было проехать и просчитать, причём план был составлен весьма и весьма подробно. Например, для каждой точки указывался даже конкретный час, в который следовало начать работу.

— Не понимаю, для чего это надо? — ворчал Скрипач. — Если это действительно стационарные образования, то время никакого значения иметь не должно, да и не может. Ри, что скажешь?

— Пока что ничего, — пожал плечами тот. — Рыжий, это чей-то чужой эксперимент, а мы в нём выполняем исключительно техническую функцию.

— Вот это-то мне и кажется странным, — Скрипач нахмурился. — Он сказал, что для того, чтобы нас вытащить, они потратили пять лимонов универсальных… Вывод получается бредовый, мужики. Если это чисто техническая работа, для чего тратить такую сумму и зачем нужны мы?

— Погоди, — попросил Ит. Он сидел за столом, перед ним стояла чашка кофе: отвратительный растворимый эрзац, но лучше такой кофе, чем вообще никакого. — Не торопись с выводами. Отчасти я согласен, и с тобой, Ри, и с тобой, Рыжий… а отчасти…

— Ну? — поторопил его Скрипач.

— Так вот, отчасти — нет. Во-первых, у нас действительно есть опыт, он правильно сказал.

— Для чего он нужен, этот опыт? — удивился Ри. — Для того, чтобы включить четыре десятка датчиков и «дирижёра», выждать час, снять датчики, снять характеристики и записать данные в таблицу, большого опыта не нужно. Нужно уметь писать ручкой, печатать и знать, как цифры выглядят. Я тут посмотрел на ночь глядя, что именно мы делаем…

— И что мы делаем? — полюбопытствовал Ит.

— Сейчас — едем в город Пушкино, там какая-то промзона, кажется. Находим точку, в двенадцать выставляем схему, включаемся — «дирижёр» у них получился неплохой, у него есть дистанционка, это просто сделать, ну, вы оба тоже видели, потом час снимаем показания, собираем датчики, заполняем первый лист. Едем обратно. Лист подписываем, сдаём Павлу.

— Там ещё форму заполнить надо, — напомнил Ит. — Которая, как я понял, про ощущения от точки.

— А, ну да. Но там по паре предложений от каждого, не больше. Что ощущал, на что похоже. Но, ребята, согласитесь — для того, чтобы это всё проделать, нами быть вовсе не обязательно! — Ри покачал головой, потёр пальцем висок. — Это же запросто может сделать любой эмпат, причём не самый сильный. Образование, опять же, для этого не нужно. Да вообще ничего не нужно!..

— И что ты сейчас этим пытаешься сказать? — Ит выжидающе посмотрел на Ри. — У нас выхода нет. Как бы абсурдно эта работа ни выглядела, мы должны её выполнять. Разве не так?

— Так-то оно так, но…

— Ох, ребята… Давайте серьёзно, — Ит отхлебнул остывший кофе, поморщился. — Я вижу ровно то же, что и вы, я с вами согласен. Но у нас нет другого выхода! Мы уже здесь. И мы будем вынуждены делать то, что нам велено делать, сколь бы абсурдным оно ни выглядело. Мы тут заперты, и… — он осёкся, резко вздохнул, оскалился. — Знаете, это мне чем-то напоминает тот лагерь, в котором я… те два года. Мы там валили лес. С утра и до вечера мы валили лес, а потом смотрели, как то, что мы валили, гниёт или заметается снегом, потому что оно никому на хрен не нужно. Понимаете? Там лежали штабеля этих деревьев, которые кто-то валил до нас, и они тоже никому не были нужны, их никто не вывозил и даже не собирался — чем вам не ещё больший абсурд, а?!