Пенитенциарная политика России в XVIII–XX вв. - Иван Упоров

Эти идеи определенным образом перекликаются с рассмотренным выше «Наказом» Екатерины II. Они отражали гуманистическую направленность российской пенитенциарной политики и в этом смысле были сопоставимы с европейскими подобными учреждениями. Однако наличие сословного признака, телесных наказаний, достаточно широко применяемых до 1863 г., а также таких средневековых атрибутов, как кандалы для приговоренных к ссылке в каторжные работы, канаты (связки) во время препровождения каторжан до места отбывания наказания, во многом дискредитировали сами по себе правильные пенитенциарные положения. В дальнейшем был принят Устав состоящих под Высочайшим покровительством С.-Петербургских и Московских мужских и дамских благотворительно-тюремных комитетов, который был включен в Свод учреждений и уставов о содержащихся под стражею в качестве приложения к Уставу Общества попечительного о тюрьмах.

Здесь обратим внимание на цели, которые ставились перед Тюремными комитетами. Они должны были: «1) оказывать содействие в приискании средств к жизни лицам, освобожденным из-под стражи или отбывшим срочное заключение, принятием их на поруки, определением на места, помещением за счет Комитетов в ночлежные дома, дома трудолюбия и другими способами и, в частности, иметь попечение об участи выпущенных из заключения несовершеннолетних помещением их к родным, в состоящие в заведовании Комитетов приюты и другие заведения; 2) призревать детей лиц, поступивших в места заключения, впредь до освобождения из-под стражи родителей; 3) оказывать возможную помощь находящимся на свободе семействам заключенных и осужденных в ссылку; 4) пещись о выкупе лиц, заключенных за долги, и помогать их семействам»[432].

В 1827 г. Николай I передал Обществу попечительному о тюрьмах право распоряжения так называемыми «кормовыми» деньгами арестантов. Такое решение привело к определенному обострению отношений между представителями Общества, ставшими контролировать расходы на питание арестантов, и смотрителями тюрем, у которых это право отняли и они лишились возможности иметь некоторый незаконный дополнительный личный доход[433]. Можно еще отметить, что усилиями Общества с 1830 г. в российских тюрьмах стала использоваться единая одежда для арестантов[434]. В целом же, как справедливо отмечает М. Г. Детков, тюремные комитеты «лишь номинально относились к системе управления местами заключения. На деле же их роль была крайне ничтожна»[435].

Тем не менее нельзя не констатировать принятие достаточно прогрессивных нормативных положений, которые в определенной мере отражали и политику Российского государства в тюремной сфере. В дальнейшем, однако, государство ни советского, ни нынешнего периодов, к сожалению, не воспримет этих идей (не считая первых лет советской власти, когда предусматривался институт патроната, и об этом будет позже сказано подробнее). Следует заметить, что в настоящее время возрожденные попечительские советы над исправительными учреждениями во многом работают также формально. Тем не менее нельзя отрицать и определенного положительного влияния этой организации, во всяком случае именно это Общество поставило в XIX в. вопрос о необходимости большего внимания нравственному исправлению арестантов, что видно не только по общеимперским Правилам Общества попечительного о тюрьмах, но и деятельности провинциальных Тюремных комитетов, в частности, на Кубани[436].

В литературе встречается мнение, что «Попечительное о тюрьмах общество явилось первым (курсив наш. – И. У.) шагом на пути формирования… пенитенциарного права России»[437]. Мы не можем полностью согласиться с такой оценкой Правил Общества попечительного о тюрьмах (в приведенной цитате автор ошибочно указал на Общество, тогда как правильнее говорить о Правилах; кроме того, в нормативных актах рассматриваемое учреждение именуется чаще всего как «Общество попечительное о тюрьмах»), поскольку, как указывалось ранее, уголовно-исполнительные нормы содержались и в Соборном уложении, и в первых указанных выше тюремных инструкциях, и в ряде других правовых актов. Нельзя забывать также, что Правила регулировали хотя и важную, но достаточно ограниченную сферу уголовно-исполнительных отношений. Вместе с тем нельзя и отрицать значения рассматриваемого документа в истории российского уголовно-исполнительного права, поскольку многие идеи Правил впоследствии включались в соответствующие нормативные правовые акты.

Более ста лет (после Артикула воинского 1715 г.) в России не принималось единых для всего государства кодифицированных правовых актов в сфере уголовно-правовых и уголовно-исполнительных общественных отношений. Как мы отмечали ранее, вопросы назначения и исполнения наказания в виде лишения свободы отчасти регулировались Соборным уложением 1649 г. и Артикулом воинским 1715 г., а в основном – отдельными указами и распоряжениями правительства, в результате чего данный институт имел противоречивое развитие; порядок и условия отбывания наказания значительно отличались в разных регионах страны. Положение сдвинулось с мертвой точки с принятием в 1822 г. уставов о ссыльных и об этапах (далее мы будем вести речь об Уставе о ссыльных, в который при составлении Свода законов Российской империи Устав об этапах был включен отдельной главой). Следует отметить также, что Устав о ссыльных разрабатывался не сам по себе, а в совокупности с другими нормативными актами по различным вопросам государственно-правового регулирования различных сфер в Сибири и был принят в составе Учреждений для управления сибирских губерний[438]. «Учреждения» проектировались специальным комитетом во главе с графом Кочубеем. Секретарем комитета был Г. С. Батенков – начальник сибирского округа путей сообщения, будущий декабрист. Он оказал Сперанскому, члену комитета, огромную помощь в составлении Устава о ссыльных, хотя их взгляды по ряду положений не совпадали[439]. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что вопросы организации исполнения ссылки приобретают большое государственное значение, о чем свидетельствует тот факт, что из девяти учреждений для управления сибирских губерний два были посвящены именно ссылке (указанные выше уставы)[440].

В Уставе о ссыльных отсутствуют нормы о целях наказания в виде ссылки, основных принципах его исполнения и других общих положениях, как того можно было ожидать, имея в виду, например, опубликованный много раньше «Наказ» 1767 г. В этом мы усматриваем недостаток Устава. По содержанию данный документ объединяет регулирование самых различных вопросов, связанных с осуществлением ссылки (режима в острогах, имущества ссыльных, некоторых аспектов их семейных отношений и др.). Эта особенность в значительной мере объясняется желанием властей упорядочить и разъяснить порядок исполнения ссылки, во многом запутанный из-за обилия предшествовавших указов и правительственных решений (с середины XVII в. действовало более 200 актов), сделать его единообразным во всех районах империи. В последующем в Устав о ссыльных вносились многочисленные изменения, однако основа оставалась прежней, и действовал этот документ почти сто лет, что свидетельствует об его фундаментальности. Нижеследующий анализ Устава о ссыльных мы проводим по публикации его в т. XXXVIII Полного собрания законов Российской империи издания 1830 г.[441]

В литературе отмечается, что на практике с начала XIX в. число ссыльных стало быстро возрастать. Если в 1803 г. их численность составляла 2291 человек, то в период с 1807 по 1822 гг. она ежегодно возрастала на 11–12 тыс. человек[442]. По другим данным, в период 1800–1812 гг. в Сибирь было сослано 25 тыс. осужденных к ссылке[443]. Такое возрастание масштабов применения ссылки стимулировало российское правительство к ускорению процесса единообразного регулирования этого вида наказания, поскольку «положение тысяч колодников полностью зависело от местной власти»[444], и такой «разнобой» не мог не ослаблять государственный механизм управления в данной сфере.

Наказание в виде ссылки в каторгу сопровождалось телесным наказанием – ударами плетьми и клеймением (были отменены только в 1863 г.). Ссыльно-каторжные состояли в непосредственном ведении тюремного начальства. Ссыльно-поселенцы находились в непосредственном ведении губернских и областных управлений[445] (такое положение существовало до 1917 г., после чего, как известно, исправительно-трудовая система нашей страны была жестко зацентрализована и практически не зависела от местных властей; в последние годы вновь наблюдается тенденция передачи части полномочий субъектам Федерации, что предусмотрено, в частности, Концепцией реорганизации уголовно-исполнительной системы России на период до 2005 г.). Такая система управления содержала в себе предпосылки для произвола местного начальства, несмотря на возможность для ссыльных подавать жалобы в губернское правление[446]. Вместе с тем следует обратить внимание на то обстоятельство, что вопросы назначения ссылки в рассматриваемый период решаются не иначе, как «по приговорам судебных мест»[447]. Это свидетельствует об определенном укреплении законности при осуществлении государством пенитенциарной политики.