Александр Македонский. Пески Амона - Валерио Манфреди

Александр вежливым жестом прервал ее:

— Ты очень любезна, мама, но, говоря по совести, не это мне нужно. Хороший ночной марш — вот отличное средство, чтобы позавтракать с аппетитом, а потом весь день верхом — и ужин окажется хорош, что бы ни стояло на столе. А когда мучает жажда, холодная вода лучше самых тонких вин. Честное слово, мама, все это будет мне скорее мешать. Однако я благодарен тебе так, как если бы принял все это.

Ада понурилась:

— Я хотела лишь сделать тебе приятное, позаботиться о тебе.

— Знаю, — ответил Александр, беря ее за руку. — Я знаю и благодарен тебе за это. Но позволь мне жить так, как я привык. Я всегда буду с теплотой вспоминать тебя.

Он поцеловал ее, а потом сел на коня и поскакал прочь, провожаемый взглядами приободрившихся поваров, которым совсем не улыбалась перспектива походной жизни.

Ада смотрела вслед Александру, пока он вместе со своим другом не скрылся за холмом, а потом обернулась к своему кухонному персоналу:

— А вы что встали сложа руки? А ну-ка за работу! Чтобы завтра до рассвета самое лучшее, на что вы способны, было отправлено этому юноше и его друзьям, где бы они ни были. А иначе что я за мать!

Повара исчезли, вернувшись к своей работе — месить, замешивать, печь, чтобы приготовить деликатесы для нового сына своей царицы.

Несколько дней подряд Александр, проснувшись, прежде всего видел отряд карийских всадников, раскладывающий перед его шатром ароматные, только что из печи, булки, хрустящее печенье, мягкие пирожки с начинкой.

Дело принимало тревожный оборот, поскольку и товарищи и солдаты начали подшучивать над этим. Александр решил раз и навсегда положить конец проблеме. На третий день, когда приехали карийцы, он отослал их обратно, ни к чему не прикоснувшись, и передал собственноручно написанное письмо:

Александр Аде: любимая матушка, здравствуй! Я от всего сердца тебе благодарен за прекрасные подарки, которые получаю каждое утро, но должен скрепя сердце просить тебя временно прекратить эти посылки. Мы не привыкли к такой утонченной пище, обычно мы питаемся просто и незамысловато. А особенно мне не хочется пользоваться благами, недоступными для моих солдат. Они должны знать, что их царь питается той же пищей и делит с ними те же опасности. Береги себя.

С этого момента навязчивые знаки внимания со стороны Ады прекратились, и военные операции продолжились с новой силой. Оставив Милассы, Александр направился на юг и снова вышел на изрезанный берег с бесчисленным множеством больших и маленьких бухт и бухточек, полуостровов и мысов. Кое-где войско двигалось бок о бок с флотом, который плыл совсем рядом с берегом, так что солдаты могли переговариваться с моряками.

На третий день марша после отбытия из Миласс, когда войско собралось разбить лагерь на берегу моря, к часовому подошел какой-то человек и попросил отвести его к царю. Александр сидел на камне у воды вместе с Гефестионом и товарищами.

— Чего ты хочешь? — спросил он.

— Меня зовут Евфранор, я пришел из Минда. Мои сограждане поручили мне сказать тебе, что город готов тебя принять и что твой флот может бросить якорь в нашем порту, хорошо укрытом и защищенном.

— Удача на нашей стороне, — сказал Птолемей. — Хороший порт — как раз то, что нам нужно, чтобы разгрузить корабли и собрать осадные машины.

Александр обернулся к Пердикке:

— Иди со своими людьми в Минд и подготовь место для нашего флота. Потом отправь кого-нибудь с донесением, а я предупрежу наших навархов.

— Но, государь, — возразил посланник, — город надеется увидеть лично тебя, оказать тебе почести и…

— Не сейчас, мой добрый друг: я должен привести мое войско как можно ближе к Галикарнасу. Хочу руководить боевыми действиями сам. Однако я благодарю твоих сограждан за оказанную мне честь.

Человек из Минда удалился, а Александр продолжил военный совет.

— По-моему, ты совершил ошибку, отослав обратно лакомства царицы Ады, — ухмыльнулся Лисимах. — Они бы помогли нам устоять при подобных военных столкновениях.

— Заткнись, — прервал его Птолемей. — Если я правильно понял намерения Александра, скоро у тебя пройдет охота шутить.

— Мне тоже так кажется, — подтвердил царь. Он вынул из ножен меч и начал чертить им на песке. — Вот, это Галикарнас. Он расположен у залива и имеет две крепости — одна справа, другая слева от порта. Следовательно, со стороны моря город совершенно неприступен. Кроме того, он может постоянно снабжаться через порт. Стало быть, мы не можем вести осаду, не можем его блокировать.

— Действительно, — согласился Птолемей.

— Что предложишь ты, Парменион? — спросил царь.

— В подобной ситуации у нас нет выбора: единственная возможность — напасть с суши, пробить брешь и ворваться в город, чтобы овладеть портом. И тогда персидский флот будет совершенно вытеснен из Эгейского моря.

— Совершенно верно. Таким образом, мы и должны действовать. Ты, Пердикка, завтра утром отправляйся в Минд и займи его. Потом, когда в порт войдет флот, выгрузи с кораблей осадные машины, собери их, и пусть выдвигаются к Галикарнасу с запада. Там мы будем ждать тебя и приготовим площадки для установки штурмовых башен и таранов.

— Хорошо, — кивнул Пердикка. — Если у тебя нет других приказаний, пойду отдам распоряжения моим людям.

— Иди, но, прежде чем выступить, зайди ко мне. А что касается вас, — добавил царь, оборачиваясь к остальным, — пусть каждый займет свою позицию, когда увидим стену, то есть завтра вечером. Пока же возвращайтесь к своим войскам, а после ужина, если сможете, немного поспите: нас ждет тяжелый день.

Совет закончился, и Александр остался в одиночестве прогуливаться по берегу моря. Солнце спускалось все ниже, воспламеняя волны, в то время как множество островов, больших и маленьких, постепенно погружались в тень.

В этот вечерний час, видя перед собой тяжелые испытания, Александр ощутил пронзительную печаль и вспомнил годы детства, когда все было сном и сказкой, а будущее представлялось постоянной скачкой на крылатом коне.

Ему подумалось о сестре Клеопатре, которая, возможно, уже осталась одна в нависшем над морем Бутроте. Он обещал думать о ней каждый день перед наступлением ночи, и сейчас Александру поверилось, что она услышит его, что теплый ветерок коснется ее щек легким поцелуем. Клеопатра…

Когда он вернулся в свой шатер, Лептина уже зажгла лампы и накрыла стол.

— Я не знала, пригласил ли ты кого-то на ужин, и потому накрыла тебе одному.

— Ты правильно сделала. Я не очень голоден.

Он сел, и ему подали есть. Перитас улегся под столом в ожидании объедков. Снаружи лагерь кипел гомоном, обычно сопровождавшим час ужина и предшествующим ночному спокойствию и тишине первой стражи.