Брыки F*cking Дент - Дэвид Духовны

Женщина сделала шаг назад и пристально всмотрелась в Теда. Подправила помаду, что показалось Теду неоднозначным откликом на ситуацию. Затем шагнула вплотную к Теду и широко улыбнулась. Кивнула.

– Mira…[241] – вздохнула она и рассмеялась. – Сеньор Арахис.

Тед протянул руку.

– Рад знакомству, – сказал он, – всего хорошего. – И вернулся к Мариане.

В следующие несколько часов Тед познакомился еще с пятью или шестью пожилыми латиноамери канками.

– Может, нам стоит быть хитрее, – сказала Мариана.

– Хитрее?

– Ну, та женщина, вероятно, не хотела бы, чтобы ее обнаружили. Может, она замужем – или была замужем, неважно, – и, может, стоит просто понаблюдать, а не наскакивать сразу. Если мы ее найдем, для нее это наверняка будет целое дело.

– В смысле, мне бы лучше включить Нэнси Дрю?

– Именно.

Они присели отдохнуть на капот Тедовой машины.

– Думаю, у них на тему этой женщины была договоренность. У вашей матери с отцом. И с вами.

– Что? Нет. Никакой договоренности. Она не знала. Я не знал.

– Может, вы оба знали.

– Нет.

– Может, вы оба знали достаточно и не хотели знать больше – что совершенно по-человечески, – однако незадача с привычкой не знать, что ты знаешь, в том, что рано или поздно забываешь, что знаешь, и перестаешь понимать, что знаешь, и большинство людей так и живут, а когда вспоминаешь, что знаешь – или, вернее, знал, – может выйти неприятный сюрприз.

От этих повисших слов пространство меж ними набрякло и загромыхало. Тед открыл было рот, чтобы ответить, но так и оставил его нараспашку. Какой-то прохожий пристально всмотрелся в Теда.

– Это вы по-испански? Птушта я ни слова не понял. Хочу с вами поспорить, но понятия не имею, о чем вы говорили. Теперь понятно, почему вы с отцом так ладите.

– По-моему, вы знаете.

Тем временем пристальный малый возвращался к ним и, не сводя с Теда глаз, тыкал в него пальцем, будто пытался вспомнить что-то. Заулыбался и энергично кивнул:

– Сеньор Арахис!

Тед вновь остолбенел.

– Нет, нет, ой нет.

Но парень отмел этот ответ и принялся вопить, обращаясь ко всем вокруг:

– jHola! jSenor Cacahuete aquif[242] Сеньор Арахис из «Джанки»!

Несколько человек улыбнулись, подошли ближе – начала собираться небольшая толпа, даже больше, чем можно было бы подумать. Тед был персонажем со стадиона – по-своему любимым. До этого неловкого казуса он об этом и не подозревал. Его прямо-таки удивила эта братская любовь, возникшая в груди, – и даже гордость, смешанная с зазубренным ощущением, что он прославился чем-то совершенно не значимым, на глазах у женщины, которую хочет обаять. Тед, как смог, замаскировал это все юмором – театрально прошептал Мариане:

– Моя публика. Что тут поделаешь? Издержки популярности. Само собой разумеется, но о таком сам никогда не просишь. Ло сьенто. Есть у кого-нибудь авторучка?

Автограф у него никто не требовал, и Мариана от этого хохотала заливистей. Такой смех, как у нее, бывает у людей, кому жизнь всыпала премного несмешных тумаков. Со стороны казалось, что смеяться ей больно, будто этому смеху приходилось лавировать в лабиринте ножей, чтобы выбраться живым, и Тед из-за этого тут же влюбился в нее еще сильнее. У кого-то смех заразительный, а у кого-то – трогательный. Мариана смеялась искренне, но во взгляде ее было что-то такое, будто она, смеясь, ощущала угрозу, будто знала, что жизнь обожает отвешивать тебе по заднице, именно когда ты не настороже. Тед и его «восторженная» публика обильно обменивались хлопками по спине, но Тед при этом думал: что же так мучает эту красавицу, отчего она хохочет так мучительно, сторожко – и чисто?

Словно услыхав Тедовы мысли, Мариана резко прекратила смеяться. На улице рядом с наблюдаемым домом появилась привлекательная латиноамериканка за шестьдесят. Вот кто ближе всего подходил под искомый образ. Мариана толкнула Теда локтем и показала на даму:

– Я ее не знаю. Ни разу не видела.

Они пошли следом за ней, на безопасном расстоянии.

– Нэнси Дрю, – сказал Тед сотто воче[243]. Абуэла[244] купила фруктов и овощей. Люди из квартала знали ее: она сколько-то здесь уже прожила. Тед и Мариана сократили дистанцию, и бабуля, принюхиваясь к дыне, встретилась с ними взглядом. Мариана тут же впилась в Теда поцелуем – чтобы у таинственной дамы не осталось сомнений, что они с Тедом любовники. Женщина двинулась дальше, Мариана отстыковалась. Теда парализовало, он застрял в предыдущем мгновении, где предпочел бы находиться остаток своих дней; он не очень понимал, что за херня только что произошла, но не сомневался: ему понравилось.

– Чуть не спалились, – сказала Мариана.

Тед умудрился, заикаясь, отозваться:

– Ага, Нэнси… – Но затем слова закончились.

– Дрю? – подсказала Мариана.

– Дрю, ага, Дрю, – подтвердил оглоушенный Тед, доведя счет своих слов до трех.

Пожилая дама исчезла в угловой бодеге[245]. Они последовали за ней, полуиронически изображая шпионов-любителей. В бодеге они увидели, как она покупает лотерейные билеты и расплачивается мятыми купюрами и мелочью. Они зашли, Тед старался не светить лицо – надеялся застать даму врасплох. Ему удалось подобраться совсем близко так, чтобы она, сосредоточившись на своих счастливых номерах, не заметила.

Дама ощутила его присутствие и подняла взгляд. Тед стоял совсем рядом. Она перестала дышать, словно увидела призрак. Тед не двигался, давал себя разглядеть. Она протянула руку и коснулась его – убедилась, что он настоящий. Прижала ладонь ему к щеке, показалось, что она сейчас заплачет, и сказала:

– Tus ojos…

Тед обернулся к Мариане за переводом, она его предоставила:

– Твои глаза.

Старуха продолжила:

– Tus ojos… твои глаза как мужчина. Марти. Эль Заноса?

49

– Нахуй! – взорвалось за дверью ванной. – И вас тоже нахуй!

Тед стоял по эту сторону запертой двери, рядом с Марианой.

– Чем ты рискуешь, пап? Она хочет тебя повидать.

– Во в тебе борзоты-то, бля, обалдеть!

– Я просто подумал – может, ты захочешь…

– Чего захочу, гаденыш?

Тед обернулся к Мариане:

– Как, еще раз, вы это назвали?

Мариана подсказала волшебное слово:

– Завершенности.

– Завершенности! – повторил Тед, добавив громкости.

С другой стороны двери донеслась отповедь, против которой вряд ли попрешь:

– Завершенность – для слабаков!

– А она ничё так, пап, скажу тебе.

– Заткнись!

– Ты ж не будешь всю ночь тут прятаться?

– Это мой дом, буду прятаться где пожелаю, черт бы драл!

Внезапно дверь в ванную распахнулась и на пороге возник Марти в пиджаке и галстуке, мытый, причесанный, свежевыбритый и с громадной косой ухмылкой на все лицо. Тед с Марианой опешили.

Тед слегка подначил предка:

– Для дамы сердца побрился…

– Заткнись. Я выгляжу нелепо. Как блядский птеродактиль. Как Эл блядский Льюис[246]. Как вертикальный жмур.

– Нет, Марти, вы смотритесь шикарно. Я бы гордилась таким кавалером.

Мариана предложила Марти руку, он подарил Теду хер-тебе-улыбку и прошептал ему на ухо:

– А вы, сэр, идите и выкусите. – После чего взял Мариану под локоть, и парочка двинулась на выход, Теду осталось лишь идти следом.

50

Старушка-японка «королла» отказалась заводиться. Отправились к подземке. Теду сделалось неуютно: он последние несколько недель держал отца под безновостным колпаком, практически отрезанным от мира. Марти не выбирался за пределы дома и автомобиля, если не считать ежедневных визитов к киоску Бенни, где старики вполне виртуозно помогали Теду хранить герметичность колпака имени «Носков». Всю эту потеху с видео Тед обустроил на отлично и даже убедил Марти, что Аббалденный Билл Майзер уехал в отпуск, и потому они с отцом перестали смотреть вечерние повторы игр. А подземка и прогулка до квартиры Марии – беспредельная куча-мала сведений из внешнего мира. Тед соображал в режиме повышенной боеготовности. Казался самому себе тайным агентом. Колпак над Марти не должен быть разбит.

Это напомнило Теду их с Марти походы в парк на уличный футбол. Футбол для Марти был не то же, что софтбол, он на нем не подрубался – и не воспринимал всерьез, совсем. И потому пускал неспортивного Теда в это играть. Теду в те поры было около десяти, и Марти обеспечивал ему участие наравне с мужчинами. Теда, единственного ребенка в игре, принимали не из-за его умений. Его принимали, потому что Марти был лучшим квотербэком в районе, и если он хотел, чтобы его сын играл, – сына брали. Марти выдавал Теду план пробежки на игре – даун и аут, даун и ин, стоп и гоу, – и Тед всё прилежно пробегал. Его никто не стерег. Игра у него была своя личная, хоть он об этом и не догадывался. Если играли пятеро на пятеро, отец брал его к себе в команду шестым. Марти объяснял всем тактику, а затем, когда совещание на поле завершалось, нашептывал план забега Теду на ухо. Слова звучали как заклинания, а иногда по-военному, как у шпионов-мачо: подсечка, слэнт, бомба. Тед не помнил, получал ли хоть раз мяч, но Марти всегда смотрел ему прямо в глаза и говорил: «Мы тебя приберегаем для критической ситуации. Они про тебя забудут, и тут я тебе пну. Готовься к пасу, дружок. Ты – мое секретное оружие». Вовсе неважно, что мяч ему так ни разу и не дали. Он был отцовым «секретным оружием», а этого более чем достаточно. Оружием, которое на асфальте ни разу не применили. Зато применили сегодня. Тед был отцовым долгосрочным вкладом и – пусть и много позже – секретным оружием.