Полдень 23 век. Возвращение Тойво - Игорь Горячев

«Скверное место, — подумал Рашке. — Драконовая пойма вообще скверное место, семь из десяти аварийных случаев на Яйле приходится на этот район, а сейчас еще и стихии разыгрались…»

Герман Рашке шестьдесят лет проработал аварийщиком, из них — сорок пять посвятил Яйле — планете на редкость дурного нрава. Он хорошо знал, что такое тайфун в стране Тысячи Болот. Свирепый ураган поднимает в примыкающем к болотам мелководном море огромные волны, которые захлестывают мангровые заросли, сметая все на своем пути. Мириады животных погибают в этой мясорубке, выживают лишь легендарные драконы Яйлы. Наутро они выползают из донного ила и начинают многодневное пиршество.

Рашке не однажды приходилось быть свидетелем оного. Палящее солнце простреливает искореженные ураганом заросли навылет, царит мертвая тишина, не считая мерного, почти механического хрупанья. Это драконы, словно ожившие танки, ползают среди мангров, пожирая все, что попадется: рубиновых угрей, двухордовых лягушек, перемалывая даже панцири многостворчатых моллюсков. Квазиживым глайдером драконы тоже не побрезгуют. И не посмотрят, что внутри него вполне живой человек.

Впрочем, все это будет, в лучшем случае, завтра. А сейчас даже драконы изо всех сил вжимаются в обмелевшее болото, намертво вцепившись в илистое дно саблевидными когтями. Судя по показаниям метеоспутников, в Драконовой пойме пока затишье — «глаз бури», как говорили в старину, но через десять-пятнадцать минут тайфун сдвинется к северо-востоку и затишье сменится оглушительным ревом бешено мчащегося урагана.

«Ничего… обойдется, — думал Рашке. — Только бы этот Дымок не вздумал геройствовать… Не люблю героев… Да и на «Кондоре» ему не преодолеть стены глаза…»

— Шеф, мы на месте! — доложил пилот.

— Видите глайдер?

— Вижу! Он почти под нами.

— Начинаем операцию, — распорядился Рашке. — Костя, — обратился он к веснушчатому здоровяку. — Дай мне свою… э-э, штормовку, я пойду вниз.

— А я?

— А ты останешься на подхвате.

— Есть, шеф, — буркнул Костя, с неохотой расстегивая куртку.

Шестеро аварийщиков во главе с Рашке, десантировались в ночную тьму. В Драконовой пойме и впрямь стояла тишина — сквозь прореху в куполе циклона заглядывали звезды. Прожектора «Мистраля» слепящими пятнами отражались в черном глянце болота. Чуть поодаль, среди кустов, покрывающих небольшой островок, поблескивал корпус потерпевшего крушение «Кондора».

На блистере кабины сидел человек. Он был сосредоточен на том, что держал в руке. Его словно бы не интересовали ни буря, в любое мгновение готовая превратить это тихое болото в кромешный ад, ни дракон, который высунул из воды узкую морду и шумно втягивал крокодильими ноздрями влажный воздух, ни праздничная иллюминация аварийного псевдограва, ни сами аварийщики, бредущие по пояс в трясине.

Рашке показал своим ребятам на дракона, а сам двинулся к «потерпевшему». Александр Дымок поднял голову.

— А-а, это вы, герр Рашке! — как ни в чем не бывало воскликнул он. — Полюбуйтесь-ка на этого красавца! — Он протянул старейшему аварийщику Яйлы многостворчатого моллюска, раскрытого как цветок и сияющего голубой россыпью биолюминесцентных глазков на внутренней стороне щупалец. — В сущности, он напоминает нас с вами, герр Рашке…

— Чем же? — осведомился глава АС планеты, незаметно вынимая из кармана пистолет-инъектор.

— Мы также коротаем дни в панцире одиночества, — сказал Дымок, — но когда грянет буря, будем готовы раскрыться навстречу судьбе.

17 мая 228

Швейцария

На встречу с доктором Протосом мне пришлось отправиться в Швейцарию, о чем я, впрочем, совершенно не жалел. Санаториум «Les Quatre Sommets», где он жил и работал, располагался между небольшими деревушками Венген и Лаутербрюннен.

Я вышел из Нуль-Т кабинки в Венгене и не отказал себя в удовольствии пройти пешком километра два вниз по дороге до санаториума среди живопийснейших альпийских лугов, с деревянными домиками «шале» на склонах, над огромной долиной «гремящих водопадов», созерцая горные вершины высочайших пиков Европы и дыша чистейшим горным воздухом.

Доктор Протос встретил меня как всегда приветливо, улыбаясь, в своей неподражаемой старомодной манере: «Нуте-с, как у нас дела, дорогой мой. Давненько, давненько я вас не видел, батенька. Рад, рад. Да я смотрю, вы улыбаетесь, голуба моя, аки невинное дитя. Похоже, от нашей депрессии и следа не осталось! Чем же это мы обязаны такому чудесному выздоровлению?» Мы сидели на просторной террасе санаториума, тоже построенном в традиционном здесь стиле «шале», наслаждались живописными видами — заснеженными горными вершинами и зеленым покровом альпийский лугов с пасущимися коровами и разбросанными повсюду уютными деревянными домиками. Прогулка по горной дороге несколько возбудила мой аппетит, и доктор Протос угостил меня закуской по-бернски — блюдом из квашеной капусты с бобами и жареным картофелем. Конечно же, на столе присутствовали и традиционные швейцарские сыры и даже шоколад, от которого я, впрочем, отказался. Отдавши дань десерту в виде фруктовых пирожков и напившись горячего чаю, мы заговорили, наконец, о цели моего визита.

Я вкратце рассказал ему о своем посещении Института Чудаков и сразу взял быка за рога, посвятив его в суть предложения Нехожина. Он был крайне удивлен и заинтересован. Да среди его пациентов достаточно тех, кто страдает СБО. И он готов убедить этих пациентов пройти ментоскопирование, так как считает, что если в моем случае результат привел к такому чудесному исцелению, у него есть все основания подозревать, что возможно у нас в руках оказалась настоящая «панацея» и для всех остальных. Более того, он готов связаться со своими коллегами по всему миру и убедить их также провести ментоскопирование своих пациентов с СБО, естественно с их согласия. Это дало бы нам возможность получить достаточно представительную выборку и выяснить насколько верно наше предположение по поводу корреляции СБО и «т-зубца» в ментограмме. Он так же согласен с тем, (и постарается убедить в этом своих коллег), что пока, до конца данного обследования, нет необходимости посвящать Мировой Совет в это дело. Во-первых, результат подобного обследования еще не ясен. Кроме того существует такое понятие как «врачебная этика», предписывающая врачу сохранять «врачебную тайну» в интересах больного и нарушать ее не позволено никому, даже Мировому Совету. Мы также понимаем с вами, что последствия этого шага (т. е. обращение в Мировой Совет) могут быть непредсказуемыми, и удастся ли нам тогда вообще провести данное обследование — это большой вопрос. Так что в лице доктора Протоса, я нашел нашего самого горячего союзника. Он был, в самом деле, очень рад моему «выздоровлению» и перспектива облегчить состояние сотням тысячам других пациентов, страдающих СБО, очень окрылила его. Мы расстались, полные самых теплых чувств друг к другу и я бы сказал «радужных» надежд на будущее.