Combat - Владимир Колышкин

– Отец, сдается мне, мы попали в страну великанов – Гримтурсенов, жестоких и коварных, – сказал Элзор, – от матери я кое-что слышал об этой студеной стране. Ёе жители не всегда соблюдают законы гостеприимства.

Между тем великан, задумчиво ковырявший в носу, вытащил из ноздри парочку коз, пустил их гулять по пляжу. Стряхнув слизь, рогатые побежали разыскивать корм, не удовлетворились скудным ягелем, побежали в глубь степи за сочной травой.

– Не нравятся мне надавыши, – произнесла наконец средняя голова на языке великанов. От звука этого голоса ближайший айсберг треснул, от него откололся изрядный кусок и обрушился в воду. Левая голова перевела фразу на людской язык:

– Центровой говорит, что вы ему не нравитесь.

– Передай центровому, что мы сейчас отчалим, – сказал Хорнунг, надрывая глотку, чтобы перекричать шум ветра, – только лодку построим и уплывем…

– Да чего с ними разговаривать, – прогромыхнула правая голова, особенно злобного вида, – замочить их, и вся недолга. Правая рука приподняла дубину – хорошо обработанный ствол дуба (дубина должна быть из дуба).

– Правый говорит, что с вами пора кончать, – добросовестно перевел Левый.

– А где наши лошади? – спросил Вёльд Элзора.

– Я не заметил, когда они убежали.

– Надо было мне тебя вернуть еще на подходе к Берегу, – запоздало раскаялся Хорнунг-старший.

– Я буду биться рядом с тобой, – воинственно воскликнул Элзор.

– Нет, уж ты, пожалуйста, отойди подальше, я разберусь с ним один на один.

Хорнунг повернул камень на кольце в правую сторону. И сразу крепок стал, как стальной столб. На сей раз Вёльд внимательно пронаблюдал весь процесс. Прозрачный камень стал вдруг сапфиром. От него побежали нежнейшие волны интерференции голубых и синих оттенков спектра. Волны текли, искрясь, омывая тело мягкой, упругой, непробиваемой текучей броней.

Чудесная аура противника ничуть не смутила великана, привыкшего к красочной игре света северного сияния. Голиаф широко шагнул, наступил на муляж джета, со скрежетом смял, сплющил его, точно человек, наступивший на пустую банку из-под пива. Поддал другой ногой покореженную железку. Затем поднял дубину и обрушил её на голову капитана "Орла". Взметнулся фонтан огненно-синих искр. Хорнунг по пояс ушел в крупнозернистый, пополам с галькой, песок. В голове загудел соборный колокол. "Ха!" – выдохнул великан, вновь обрушивая с высоты свое оружие на голову стойкого капитана. Хорнунг вошел в грунт по грудь. Соборный колокол бил набат. Защитная аура немного потемнела, но вновь стала разгораться, набирая первоначальную яркость.

– Эй, ты, трехголовый дуболом! – крикнул Элзор, заходя в тыл великану, чтобы отвлечь его. – Здесь еще один воин!

Когда исполин грузно развернулся, вспахивая берег своими босыми, чудовищно безобразными ступнями, как танк гусеницами, Элзор уже был готов. Он раскрутил над головой поясной ремень и пустил гальку величиной с человеческий кулак. Снаряд попал прямо в глаз центровому. Великан взвыл от боли, как иерихонская труба, схватился за пораженное место и пал на колено, слепо шаря огромной шестипалой ладонью по мерзлым камням. Чуть не схватил смельчака, но тот ловко увернулся. Еще один камень был заряжен в пращу. Со свистом мальчик крутил её вокруг головы, ожидая удобного случая. Великаньи головы попросили там-аут и открыли военный совет. Левый говорил, что продолжать войну на два фронта – это безумие. Правый призывал к битве до победного конца. Центровой осторожно трогал опухший глаз, из которого текли слезы пополам с кровью.

Хорнунг, воспользовавшись перемирием, откопал себя, выбрался на поверхность. Нужно было срочно убираться отсюда. Вёльд припомнил, как в детстве занимался судомоделизмом, собственноручно изготовил уменьшенные копии греческой триеры, драккара викингов и "Санта Марии" Колумба. Две модельки до сих пор сохранились, стоят на книжных полках его домашнего кабинета, а третью модель, когда он вынес её на улицу и пустил в луже плавать, подвергли бомбардировке камнями соседские мальчишки. То-то реву было.

Нет, все-таки напрасно он на себя наговаривал: что-что, а водное судно он сможет сотворить. До сих пор его руки помнят на ощупь каждую балочку, каждый шпангоут корпуса, каждый рангоут парусной оснастки модели. Это ничего, что детали подчас были микроскопическими, соблюдая масштаб, их можно пропорционально увеличить.

Он решил построить простейшее судно – ладью викингов. Не очень большую, метров 10 – 12, чтобы легче ей управлять в одиночку. Чертеж ладьи он помнил досконально. Начал Вёльд, разумеется, с киля – главной части набора судна. Киль – это мощная продольная балка прямоугольного сечения, расположенная в нижней части корпуса, идущая вдоль него от носа до кормы.

Далее в передней части киля устанавливается форштевень с небольшим наклоном от вертикали. Это будущий нос корабля. В точности такое же сооружение (потому что мы сооружаем ладью, у которой нос и корма идентичны), называемое, однако, ахтерштевнем.

Затем, имея киль как становой хребет, по бокам от него отросли ребра – шпангоуты, придавшие судну U-образную форму. Укрепляют ребра бимсами – продольными балками, прочными, но гибкими. Теперь – обшивка внакрой. С внутренней стороны судна на киль крепился дополнительный короткий брус – степс, в середине которого находилось четырехугольное отверстие для шпора мачты. Наконец, дело венчало сама мачта с простейшим прямым парусом.

Для постройки ладьи Хорнунг использовал такие виды древесины: дуб для киля, бук для шпангоутов, клен для обшивки, белую сосну для мачты.

Вскоре ладья была готова и даже просмолена. При помощи великана, с которым они подружились, Хорнунг спихнул ладью в воду. Чтобы утихомирить прибой на время отчаливания, пришлось вылить в воду десять бочек тюленьего жира, которым пожертвовал трехголовый хозяин этих мест. Вязкий жир подавил волны, и отплытие прошло без происшествий.

Ветер наполнил парус. Натянув как следует шкот, капитан укрепил его конец за утку, сел к рулевому веслу. Прощальный взгляд на берег, где среди айсбергов и торосов стояли, маша руками, два жителя Срединного мира. Чтобы Элзору далеко было видно, великан посадил его к себе на плечо. Хорнунг помахал в ответ, вытер глаза, из которых ветер вышибал слезу.

Ветер пел попутную песню, скрипела оснастка, волны разбивались о скулы ладьи. Хорнунг все дальше и дальше уходил на своем хлипком суденышке в безбрежные просторы Великого океана. Солнце, цветом похожее на медную сковороду, в этих широтах вставало неохотно, поднималось невысоко и торопилось на боковую. Холод все сильней донимал одинокого мореплавателя. Обледенели оснастка и борта судна, рулевое весло примерзало и плохо слушалось, приходилось время от времени сколачивать лед, чтобы рулю дать свободный ход.

Проплывая мимо одинокого острова, Хорнунг заметил, что его ладья несется с очень большой скоростью. Подобное открытие удивило капитана, потому что, глядя на воду, этого сказать было нельзя. Относительно воды ладья шла довольно медленно. Но глядя на остров, скорость казалась увеличивалась многократно. Отсюда следовал только одни вывод: ладья попала в сильное течение. Очевидно, это течение было очень широко и неслось к горизонту, подернутому плотной дымкой. И не узнать, что скрывается за тем занавесом.

Остров скрылся за кормой, но вскоре впереди появились еще два островка, вернее, просто скалы, похожие на огромные зубы гигантского животного. Они промелькнули с еще большей поспешностью. Вокруг них мощно бурлила вода. Значит, скорость течения еще больше возросла. Хорнунг забеспокоился. И не напрасно. От четвертого острова-рифа он увернулся просто чудом. И это был последний сознательный маневр, вскоре ладья перестала слушаться руля. Шла боком, задом, передом, полностью покорная стихии течения. Когда прямо по курсу появилась целая гряда рифов, капитан понял, что катастрофы не избежать.

Он облачил себя в спасательный жилет, наскоро сотворенный, и приготовился к сокрушительному удару. Ладья налетела на риф правой скулой и с треском раскололась, как грецкий орех, сжатый щипцами. Хорнунг вылетел за борт, с головой погрузился в ледяную воду. Вынырнул, выплевывая соленую воду и хрипло дыша, понесся среди обломков судна в туманную неизвестность.

Вскоре все звуки подавил чудовищный грохот. Так может шуметь только водопад. Господь Всемогущий, что это был за водопад! Несколько тягучих мгновений Хорнунгу было отведено, чтобы он увидел и ужаснулся, как широкая вода, от левой стороны горизонта до его правой стороны бесконечности, бурля, клокоча, низвергалась в пропасть, равной которой не видел человеческий глаз. Такой пропастью могла быть лишь одна черная бездна Гиннунгагап. Туман парил над падающей водой. Хорнунга последний раз подбросило, крутануло и – он полетел вниз в грохочущей массе, быстро разлетающейся в водную пыль, в облака тумана. Сердце, натягивая все жилы, подскочило к горлу и там застряло, мешая дышать. Вскоре все накрыла тьма, в подоле которой горела россыпь далеких алмазных огней. Почти захлебнувшийся и задохнувшийся Вёльд Хорнунг понял, что это были звезды.