Сефевиды. Иранская шахская династия - Фархад Карими

внимания шаху Аббасу, но мы приведем здесь всего один рассказ, скорее даже – притчу, дополняющую яркими красками образ шаха.

«Хочу рассказать я вам об этом шахе Аббасе, ибо он был очень хитроумен и весьма даровит и привлекал к себе сердца людские, и делами своими угождал людям. И случилось, что украсил он своего коня позлащенною упряжью. И седло, и уздечку, и подбрюшник, и подседельник, и всю остальную сбрую [он] сделал из золота. Одеяние себе [избрал] также красивое и драгоценное, как подобает царям. И так пышно одетым отправлялся он на охоту или на прогулку. И увидел он, что все воины сшили себе одежду и сделали конскую упряжь такую же, как у него, и мало-помалу стали походить видом своим на шаха. И когда увидел шах, что уподобились все ему, сказал эхтимал-довлату[157]: «Лала, имею сказать тебе нечто, ибо вижу, что все воины мои надевают одежду более пышную, чем я, и упряжь лошадей их наряднее моей. И чем же тогда я выше их? Ежели придет кто-нибудь незнакомый в стан наш, как узнает он, что я шах, если все имеют облик шаха и ни в чем не уступают мне? И если имя мое шах, то они все шахи по обличью. Если скажу им: “Не одевайтесь как я”, они станут ругать, мол, сам он не дает нам одежду, а когда мы шьем [ее] сами, он завидует нашему одеянию. И вот наказываю я тебе, лала, призвать всех глашатаев и [повелеть им], дабы обошли город Исфахан и громогласно объявили: “Приказ шаха! Ежели кто не сделает свою одежду и конскую упряжь из золота, отсечем ему голову! Слушайте все строгий указ шаха!”. Когда услышали это, все, кто мог и кто не мог, тотчас исполнили повеление шаха. А сам шах сделал сбрую коня своего из сыромятной кожи и оделся, как [одеваются] простолюдины. И этим способом завоевал он сердца всех и всем стал приятен»[158].

Монархическим правлением, при котором главенство определяется принадлежностью к правящей династии, руководит случай. Судьба бросает зары[159] – если выпадут две шестерки, то правитель будет великим, а если бросок даст два очка, то лучше бы такого правителя совсем бы и не было. Шах Аббас умер от болезни в январе 1629 года, и после него судьба еще раз выбросит на своих зарах две четверки, но в остальных случаях станут выпадать только «один» или «два». Так уж было предначертано династии Сефевидов, и с этим ничего не поделать.

Что можно сказать в завершение рассказа о шахе Аббасе Великом? Пожалуй, уместнее всего будет припомнить слова итальянца Пьетро делла Валле, совершившего путешествие на Восток с познавательной целью: «Этот правитель настолько почитается своими подданными, что они клянутся его именем, а, желая тебе добра, восклицают: “Да будет шах Аббас добр к тебе!”».

Глава 7

Шах Сефи

Предсказывал мне сведущий в науке.

Чудес немало говорил о внуке:

Казна, войска, венец есть у меня,

Страна, престол, дворец есть у меня,

Но внук мое величье уничтожит,

Ничто меня тогда спасти не сможет.

Абулькасим Фирдоуси. Шах-наме

Надо признать, что потенциальные преемники шаха Аббаса Великого, который был велик не только в своих делах, но и в своей подозрительности, находились в очень сложном положении. С одной стороны, для того, чтобы быть избранным в наследники престола, следовало продемонстрировать необходимые для правления качества и желание править, но, с другой стороны, подобные инициативы могли закончиться ослеплением, а то и смертью.

Семнадцатилетний Сам-мирза, сын Мухаммеда Бакер-мирзы, никакими талантами не блистал и лучшим времяпрепровождением считал пирушки в кругу таких же повес, как и он. Выбор преемника явно был продиктован чувством сожаления по поводу убийства его отца. Таким образом, шах Аббас словно бы «исправлял положение», оставляя трон за потомками своего старшего сына.

Выше уже было сказано о том, что шах Аббас хорошо отладил механизм управления государством, но стабильность правления обеспечивалась не только эффективной работой государственного аппарата – первостепенное значение для сохранения стабильности имело устранение с политической арены кызылбашских эмиров. Эмиры лишились своего былого влияния, превратившись из расшатывателей опор шахского престола в его слуг. Сам-мирза, он же – шах Сефи, стал первым сефевидским правителем, которым не манипулировали и даже не пытались манипулировать кызылбаши. Получив от своего отца некоторое подобие государства, напоминавшее расползающееся от ветхости лоскутное одеяло, шах Аббас передал внуку единую и прочно стоящую на ногах державу.

Пожалуй, следует уделить немного внимания государственному аппарату Сефевидской державы в том виде, который он приобрел при Аббасе Великом, ведь надо же, хотя бы в общих чертах, представлять механизм, о котором идет речь.

Шахиншах пользовался абсолютной властью и обожествлялся своими подданными как воплощение Али ибн Абу Талиба. Недостатки и прегрешения правителей были известны только при дворе и в кругах высшей знати, порочащие шаха слухи циркулировали только в этом узком мирке, причем распространялись они шепотом, поскольку любое неодобрительное слово в адрес шаха считалось изменой и каралось смертью. В глазах большинства подданных сиятельный образ шаха не был замутнен ничем.

При шахе имелся совет высших сановников государства меджлис и а’ла (высочайший диван), в который входило семь «столпов державы»: великий везир, он же – векиль высочайшего дивана или визирь правой руки, меджлис-невис или визирь левой руки, бывший помощником великого визиря, диван-беги – верховный гражданский судья, курчи-баши, куллар-агаси, туфенчи-агаси[160] и эшикагаси-баши. Члены меджлиса могли только советовать шаху, но принятие решений всегда оставалось за ним, хотя бы номинально.

Внимательные читатели могут сейчас удивиться тому, что среди перечисленных «столпов державы» нет испахсалара, но главнокомандующий войсками государства приглашался на заседания меджлиса только при обсуждении военных дел. С одной стороны, испахсалар стоял в военной иерархии выше курчи-баши, куллар-агаси, туфенчи-агаси, а с другой – эти трое были ближе к шаху и постоянно виделись с ним на заседаниях меджлиса. Такой «дисбаланс» предотвращал возможность образования единой военной группировки, могущей представлять угрозу шахской власти, а заодно подчеркивал приоритет гражданской бюрократии над военной.

Великий визирь был главой гражданской администрации и хранителем большой царской печати, называемой «мухр и михр асар»[161]. В отличие от своих османских коллег, сефевидские великие визири не имели власти над войском, и это было очень мудро. Меджлис-невис замещал великого визиря, помогал ему в делах (проще говоря – тянул на себе всю рутину), а также заведовал