Полное собрание стихотворений - Дмитрий Мережковский

CXIII

«Ты разлюбил меня, Сережа?» – разБедняжка молвит; ждет она лишь слова,Одной улыбки, взора милых глаз,Чтоб верить вновь и все простить тотчас,Ему на шею броситься готова...Сергей со злобой начал говорить,Что он ее не в праве разлюбить.

CXIV

И как могло сомненье в ней явиться?Ведь, кажется, вопрос решен; онаУверенною быть вполне должна,Что не раздумал он на ней жениться...И Вера слушает, как смерть, бледна,И только очи широко открыты,Какой-то мертвой дымкою покрыты;

CXV

Их взор безжизнен, сух и воспален,В Забелине кипело чувство злое;«Как этот взгляд, – с досадой думал он, —Невыразителен и неумен;В нем что-то глупое, совсем тупое...»Поняв, что уж ничем нельзя помочь,Ему писала Вера в ту же ночь:

CXVI

«Я разлюбила вас, и не желаюПритворствовать. Запомните, Сергей,Хотя могли вы быть ко мне добрей,Я вас ни в чем, ни в чем не обвиняюИ лишь прошу уехать поскорей.Ведь искренность для нас всего дороже,А вы не любите меня, – я тоже.

СХVII

Молю тебя, мой милый, уезжай,Я требую, ни дня не медли дольше;Но, возвратясь в родной, далекий край,Хоть изредка про Веpy вспоминай.Я буду за тебя молиться... БольшеНе встретимся мы на земном пути;Да сохранит тебя Господь, – прости!»

CXVIII

Как плакал он, письмо ее читая,От жалости не к Вере, а к себе...Достиг он цели, победил в борьбеИ утолил тщеславие. Пустая,Ничтожная победа, что в тебе?..Бесцельное свершил он преступленье,Навеки стыд в душе и угрызенье.

CXIX

Сумел любовь рассудком он убить.Что пользы в том? Увы, за свежесть чувства,За каплю нежности, за дар любить,Как любят дети, просто, без искусства,За тот порыв, дающий силу жить, —Он отдал бы, раскаяньем томимый,Свой гордый ум, – свой ум непобедимый.

СХХ

Он молод, впереди вся жизнь, в нем кровьКипит, а уж в сознанье холод вечный...«Нет, мысль – не все, есть вера, есть любовь;Но где же взять их, как вернуться вновьК любви без дум и к простоте сердечной?» —Так размышлял он, в экипаж садясь.«Ну, с Богом, в путь!» – и тройка понеслась.

CXXI

Холодный ветер; пыль встает клубами,Вдоль по пути летят, за роем рой,Сухие листья осени глухой...Река бушует темными волнами,А нежный тополь, что шумел веснойВ лазури утренней и пел про счастье,Теперь дрожит под холодом ненастья.

СХХII

Там, над дорогой, меж густых ветвей,Стояла Вера. Все затихло в ней,Как будто не сама она страдала,А лишь рассказ давно минувших днейВ какой-то книге про себя читала,Как будто только сон ей снился... ВдругРаздался колокольчик... Слабый звук

СХХIII

Все ближе, ближе... Он! «Сережа, милый!..»Не слышит... тройка мчится, замер крик...В ней сердце, мысли, очи, бледный лик,Все существо с неудержимой силойТуда, за ним, стремилось в этот миг:Так стебли трав в воде дрожат порою,Стремясь за убегающей волною.

CXXIV

Как листьев легкий шум, ее словаУнес холодный ветер в даль, и голосЗатих, на грудь поникла голова;Как скошенный на ниве бедный колос,Без слез, без жалобы, почти мертва,Она упала... И ему так больно,Так страшно сделалось, что к ней невольно

CXXV

Он обернулся; но вперед, впередРванули кони и стрелой умчали...Возврата нет! Увы судьба не ждет,И в даль она, как тройка, унесетОт всех, кого любили мы и знали;Они с мольбой взывают нам вослед:«Вернись, помедли!» – но возврата нет.

CXXV

Они к нам простирают руки, тщетно!Мы далеко: «Прости!»... последний взглядС отчаяньем кидаем мы назад...Наш крик замрет в пустыне безответной;Взовьются кони и летят, летят,Чем дальше, тем скорей, неутомимо, —Мечты, друзья, любовь – все мимо, мимо!

Глава третья

I

«Beati possidentes»[13], – вот что важно:Блаженны те, чей кошелек набитКредитными рублями! Пусть отважноИх мысль в надзвездной области парит:Пробудит вдохновенье аппетитДля ужина. Но с пустотой желудкаЛирический восторг – плохая шутка!

II

На крыльях грез в какой-то чудный крайЛетишь, бывало. Вдруг жена подходит:«Прекрасно, милый друг, – пиши, мечтай!..Вот до чего поэзия доводит, —Сегодня нет обеда! Так и знай»...Она права, скажу я между нами:Не будешь сыт красивыми стихами.

III

Роптать и мне случается порой:Зачем я не сапожник, не портной?В хорошем сюртуке или ботинкахЕсть польза несомненная: простой,Понятный смысл, – а в звездах и в росинках,И соловьях – какой в них толк – для тех,В ком вдохновенье возбуждает смех?

IV

Забавный титул юного поэтаМне надоел. Что может быть скучней,Как вечно у редакторских дверейСтоять с портфелем? Слушаясь советаСерьезных и практических людей,Забуду с музой ветреную дружбу,Остепенюсь и поступлю на службу.

V

Когда пустое место наполнятьТипографу приходиться в журнале,Поэту позволяют выражатьСвои восторги, думы и печалиСтихотвореньем строчек в двадцать пять, —Никак не более. Вошло в привычкуУ нас стихи печатать «на затычку», —

VI

Как говорил покойный Салтыков...И, может быть, испуганный читатель,Взглянув на ряд моих несчетных строф,Воскликнет: «Да хранит меня СоздательЧитать роман в две тысячи стихов!»Он прав. Мне эта мысль тревожит совесть…Но делать нечего, – окончу повесть.

VII

Сергей вернулся в Петербург: домаВ тумане желтом, дождь, гнилая осень,Октябрьских полдней серенькая тьма...Ему здесь душно: давят, как тюрьма,Глухие стены. Запах южных сосен,Лазурь небес припоминает онНа грязных, темных улицах, как сон.

VIII

Кругом все то же... Дни его так пусты...Знакомый красный дом, городовой,И вывеска над лавкой мелочнойС изображеньем хлеба и капусты...Узор на ширмах, запах комнат, бойЧасов в столовой, тишина, и снова —Весь ужас одиночества былого.

IX

«Опять – унылый, бесконечный день!..»Проснувшись утром, глаз не открывая,Он думал. Скучно. Одеваться лень.Часы обеда, ужина и чая —Вот все событья. Он читает. ТеньВсе гуще – сумерки; и в эту поруПриносят лампу и спускают штору.

Х

Ну, слава Богу, ночь уж близко! ЦельЕго желаний – броситься в постель,Скорей задуть свечу... Дула устала...Он с отвращеньем думал: «НеужельИ завтра то же, и опять сначала —Вставанье, кофе, чтенье и опять, —Обряд постылый жизни исполнять!..»

XI

Забелин к доктору зашел от скуки.Тот взвешивал его: «Помог Кавказ!Прибавилось полпуда. В добрый час!..Что значит климат! – потирая руки,Смеялся немец. – Поздравляю вас:Теперь сто лет вам жить!» – и с жалкой, беднойУлыбкою внимал Сережа бедный.

ХII

«В труде – спасенье! – просветлев на миг,Он раз подумал. – Буду на магистраДержать экзамен!» – и за груды книгПринялся лихорадочно и быстро.Сидел две ночи, но едва проникОн в смысл одной главы: душа тревожна.Он чувствует – работа невозможна.

XIII

Однажды шел по улице Сергей.Сквозь талый снег быт слышен визг санейНа мостовой, и скользкие панелиСияли в мутном свете фонарей;Из водосточных труб ручьи шумели,И пьяный пел у двери кабака,И тихо падал мокрый снег... Тоска!

XIV

Сереже снилась комнатка; он весел,Работает. Уютно и тепло.И кроткое, любимое челоНа темном бархате глубоких креселПод лампой так нежно и светло...И шьет она, – чуть слышен безмятежный,Приятный звук иглы ее прилежной...

XV

Он все отверг. От счастья сам ушел.Простая жизнь казалась пошлой долей.Он гордую свободу предпочел,И, одинок, самолюбив и зол,Остался он с своей постылой волей.Но что в ней? В сердце – холод смерти. СветЛюбви погас, и в жизни смысла нет.

XVI

Был вечер. Полон грустными мечтами,За книгой у камина он сидел,Вдруг дверь открылась: Климов! Он влетел,Обняв его, холодными усамиК щеке прижался, хохотал, шумел.«Ну, как живется, милый мой философ?»И предлагал он тысячи вопросов.

ХVII