Вендиго - Элджернон Генри Блэквуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты действительно думаешь, что жертва помогла бы нам…
Едва я это произнес, гул гонга, словно хищная птица, ринулся вниз и теперь нудно зудел у самых наших макушек, но замолчать меня заставил не он, а перекошенное лицо моего друга.
– Ш-ш-ш! – зашипел он, вскинув руку. – Лучше их вообще не упоминать. И никаких конкретных названий. Назвать – значит выдать себя, это обязательно наведет их на след; на них нельзя обращать внимание, тогда они, возможно, не заметят нас. Это наш единственный шанс.
– Даже в мыслях не называть?
На лице Свида отразилась мучительная тревога.
– Особенно в мыслях. Наши мысли проникают в их мир в виде неких турбулентных вихрей. Мы должны изгнать эти сущности из своего сознания. Во что бы то ни стало.
Я снова сгреб в кучу головешки, чтобы огонь хоть немного теплился, своим слабым светом разгоняя коварную, настороженно затаившуюся тьму. Никогда еще я так сильно не тосковал по солнцу, как в ту кошмарную, непроглядно-черную летнюю ночь.
– Где тебя носило прошлую ночь? – спросил вдруг Свид.
– Плохо спалось на рассвете, – уклончиво ответил я, памятуя о его наставлениях, которые показались мне весьма полезными. – Наверное, из-за ветра, который…
– Если ты о тех звуках, то ветер тут ни при чем.
– Значит, ты тоже их слышал?
– Ну да, будто по палатке бегало множество маленьких ног… – И, помешкав, добавил: – Было кое-что еще…
– Будто на палатку кто-то улегся, кто-то огромный и очень тяжелый, так? – (Он кивнул.) – И сразу стало труднее дышать, что-то похожее на удушье.
– Ну да, примерно такое ощущение. Как будто резко возросло атмосферное давление; казалось, нас вот-вот раздавит.
– А это? – продолжал я, решив разом выяснить все, и молча ткнул пальцем вверх, где с легким завыванием, точно передразнивая ветер, заунывно гудел невидимый гонг. – Что ты на это скажешь?
– Это их голоса, – мрачно прошептал Свид. – Звуки их мира, их владений. Завеса, нас разделяющая, так тонка, что сквозь нее просачивается это гудение. Но если хорошенько прислушаться, оно над нами и вокруг нас гораздо слабее, чем в ивняках. Здешние ивы, воплощение враждебных нам сил, тоже издают звуки, похожие на этот потусторонний гул.
Я не очень-то понял, что он имеет в виду, но, в принципе, наши мысли совпадали. Я воспринимал ситуацию примерно так же, только не столь основательно ее проанализировал. Мне даже захотелось рассказать про тех привидевшихся мне великанов и про «ползучие» кусты, но в этот миг он наклонился к самому моему уху и деловито зашептал:
– Слушай внимательно. Нам не остается ничего другого, как делать вид, будто ничего особенного не происходит. Надо вести себя самым будничным образом: ложиться спать, готовить еду, мыть посуду, – короче, нужно притвориться, что мы ничего не поняли и не заметили. Необходимо отвлечься: чем меньше мыслей, сам знаешь о ком, тем больше шансов уцелеть. Главное – не думать, потому что мысли имеют свойство осуществляться.
Меня поразили его смелость и самообладание. И этого человека я в течение многих лет считал примитивным флегматиком!
– Ладно, – выдавил я, еле дыша, пытаясь осмыслить услышанное, – ладно, попробую… но только скажи мне одну вещь. Что это за дыры вокруг палатки, откуда взялись эти воронки в песке?
– Нет! – вскрикнул Свид, от волнения забыв понизить голос. – Молчи! Ничего не говори, умоляю! Очень хорошо, что ты ни о чем не догадался. И лучше не пытайся. В мои мозги они сумели это протолкнуть, ты же постарайся во что бы то ни стало уберечься от этого знания.
Конец фразы он снова произнес шепотом. Я не требовал никаких объяснений. Я и так был на грани нервного срыва от всех этих кошмаров. Разговор наш прекратился, мы лишь сосредоточенно попыхивали своими трубками.
Потом произошло одно событие, забавный пустячок, однако в момент крайнего нервного напряжения любая ерунда может оказаться последней каплей. Так вышло, что я случайно бросил взгляд на свою сандалию – очень удобная вещь для «покорителей рек»; созерцание обрезанного мыска вдруг заставило меня вспомнить лондонский магазин, в котором они были куплены: и как долго продавец не мог найти подходящую пару, и прочие подробности этого вполне обыденного, но необходимого действа. А дальше, как по цепочке, из памяти потянулись вдруг эпизоды современной суетной жизни, знакомые каждому горожанину, – я стал зачем-то думать о ростбифе и пиве, о машинах и полицейских, о духовых оркестрах и о массе других самых заурядных вещей. Эффект был потрясающим и мгновенным и, естественно, абсолютно неожиданным. Необходимой психологической подоплекой ему, разумеется, послужило длительное пребывание в условиях, которые психика городского человека просто не могла уже вынести. Впрочем, бог с ними, с причинами, главное, что весь этот морок вдруг отпустил меня и в мою душу проникло блаженное чувство освобождения и покоя. Я отвел глаза от мыска сандалии, посмотрел на Свида и весело воскликнул:
– Эх ты, старый язычник! Мнительный кретин! Проклятый идолопоклонник, жалкая жертва суеверий! Ты… – И тут я осекся, охваченный прежним мучительным страхом, – нет, лучше уж мне онеметь навеки, чем своими святотатственными возгласами провоцировать потусторонние силы…
Свид, конечно, тоже его услышал, тот странный крик, донесшийся сверху из темноты, и явственный звук, как будто что-то снижалось и теперь парило прямо у нас над головами…
Лицо его сделалось пепельно-серым. Вскочив на ноги, он замер, освещенный слабыми отблесками пламени, и, боясь пошевелиться, смотрел на меня расширившимися, чуть остекленевшими глазами.
– Теперь уже точно – все… – обреченно пробормотал он. – Быстренько собираемся – и прочь отсюда, нам нельзя больше тут оставаться.
Свид выпалил все это, явно охваченный страхом, – унизительный суеверный страх, которому он так долго сопротивлялся, теперь настиг и его.
– В такую темень? – приглушенно воскликнул я, так как, хотя меня самого била дрожь после моей истеричной выходки, мне все же удалось сохранить остатки здравого смысла. – Но это же полное безумие! Ты только посмотри, что творится с рекой – того и гляди выйдет из берегов. А у нас
