Стразы (СИ) - Максимовская Инга

- Смотри, какое чудо,- восторгается Зоя. Я расширившимися от ужаса глазами, смотрю на корзину, полную вишни, банок с кроваво красным вареньем, и воняющим на всю кузную вишневым ликером. Едкая тошнота тут же подскакивает к горлу. Я знаю чей это подарок. Знаю и с трудом борюсь с желанием выкинуть все это великолепие. Асеньев обожал вишню, мог есть ее ведрами, до оскомины, с каким то совершенно маниакальным удовольствием. Косточки, покрытые соком, мне всегда казались похожими на кусочки вырванной из тела плоти.

- Мой мальчик умеет делать подарки,- гордо улыбается Зоя. Она думает, что подарок от Алекса. А я просто молчу. У меня нет сил разубеждать ее

Ухмыляюсь. Алекс даже разговаривать со мной не стал в последнюю нашу встречу, просто отшвырнул , как ненужную тряпку и ушел с другой, сделав меня при этом несчастной. Что ж, все правильно. Мое время подходит к концу. Надо привыкать жить без моего жестокого хозяина. А жить ли?

- Тут карточка,- улыбается моя добрая подруга,- и я знаю, кому она предназначена. Алекс, конечно любит меня, но вряд ли станет слать мне такую красоту.

Господи, Зоя, мне хочется выть. Слава богу эта женщина слишком воспитанна и не сует нос в чужие послания. Она уходит, прихватив под мышку небольшой бакс грязным бельем, оставив меня на едине с прошлым. Оно все таки настигло меня. Неотвратимо и страшно. Я конечно понимала, что женька знает где я, но так хотела верить в обратное. Так желала чувствовать себя защищенной хотя бы в этом доме. Открываю открытку, сделанную из тончайшего листового золота, украшенного замысловатыми вензелями. Красиво, но я морщусь, словно дотронулась рукой до чего – то совершенно отвратительного.

Ты принадлежишь мне, сладкая вишенка

Буквы скачут перед глазами, как ошалевшие, разбегаются в разные стороны. Каждое слово пропитано ядовитой угрозой, каждая чертова буква.

А ведь я могу просто уйти. Сбежать. Спасти единственного, дорогого человека, который даже не подозревает, какую беду приволок в свой дом.

Только вот идти мне некуда.

Далеко же я убегу без документов, без денег, без чертова плана. Снова шляться по улицам? Нет, я поняла, что не смогу больше. К родителям не пойду. Это равносильно тому, что самой вернуться в ад. Признать превосходство Арсеньева.

Тонкая золотая фольга жжет пальцы, и я без жалости разрываю ее на миллиард мелких лоскутов. Воздух, кажется, пропитался ароматом проклятой вишни. Я чувствую во рту едкую кислоту.

Я просто поговорю с Алексом. Расторгну контракт с ним, и черт с ними с деньгами. Он все равно уже устал от меня, раз так легко променял на красавицу, с которой я видела его в последний раз.

- Слушай, ты же не против, если я сделаю вишневый пирог со «снегом»? Алекс приедет, как раз к его готовности. Я думаю, часа через два будет дома.

- Алекс едет домой? – эхом повторяю я.- Почему же ты молчала?

Сердце ускоряет свой темп. Я так соскучилась.

- Он хотел сделать тебе сюрприз,- мягко улыбается Зоя.- Так что с пирогом?

Морщусь, от одной только мысли о выпечке. Я точно не смогу проглотить и кусочка сочного пирога.

- Я не люблю вишню, у меня от нее крапивница,- говорю слишком грубо, за что удостаиваюсь удивленного взгляда.

- Прости,- смущенно говорит ни в чем неповинная женщина, и мне становится стыдно,- я не знала. Тогда просто уберу ягоду, и приготовлю что – то другое. Алекс, думаю. Не обидится, если я сварю варенье из его подарка.

Я лишь киваю в ответ и медленно бреду в ванную. Я так и не смогла спать в отведенной мне комнате, потому оккупировала диван в гостинной. Пока Алекса не было, никто мне не препятствовал выбирать место для времяпровождения. Смотрюсь в зеркало, и не узнаю себя. Синяки, оставленные Женькой почти прошли, остались лишь желтоватые пятна, которые почти не заметны на слишком бледной коже. Я птранно, но до сегодняшнего дня я этого не замечала. Выгляжу как тень. Растрепанная, совсем тусклая, призрачная тень. Я пытаюсь улыбнуться, но получается плохо.

- Эмма, Алекс едет не один,- вздрагиваю. Голос подошедшей тихо Зои звучит как раскат грома, а ее слова сравнимы с ударом молнии.- Он просил передать тебе, чтобы ты оделась поскромнее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- А с кем? - голос дрожит.

- Не могу тебе сказать. Я и так слишком разболталась,- отмахивается Зоя, а я с трудом сдерживаю вой рвущийся из глотки.

Он едет не один. Он не один. Душа рвется на части. Распадается на атомы. Он не один.

Раньше я умела претворяться, Женька научил меня не показывать боли. Теперь выходит плохо. Улыбка похожа на гримассу страдания.

А может просто я устала, и больше не хочу выдирать с корнем остатки души.

Не хочу быть игрушкой в руках Женьки.

Не желаю быть рабыней Беркута

Я хочу быть Эммой, простой женщиной – слабой и беззащитной. Я хочу помнить моего сына, и продолжать любить его и скучать по моему мальчику.

Почему я не могу начать все заново?

Боль накатывает волнами. Я падаю на пол, сворачиваюсь в клубок, мысленно проклиная бога за то, что он всегда отнимает у меня право на счастье.

Я боюсь своего мужа. Спускаюсь по лестнице, аккуратно, боюсь оступится. Слышу его шаги за спиной.

- Вишенка,- зовет Женька, а я обмираю. Его притворно сладкий тон не сулит мне ничего хорошего. Обнимаю руками объемистый живот. Малыш, чувствуя мой страх, отзывается серией легких движений. Это меня успокаивает,- ты же знаешь – мы можем себе позволить даже больше, чем желаем?

- Да, дорогой,- говорю спокойно. Нельзя, чтобы голос дрогнул. Не хочу, чтобы он чувствовал свою власть надо мной.

- Так какого хера ты нацепила на себя эти уродские серьги?- орет Арсеньев. Я сжимаюсь, потому что знаю, что последует дальше.

-Мне их подарила мама,- отвечаю тихо, чтобы не сердить зверя еще больше. – И они совсем не дешевые. Жень, пожалуйста, давай спокойно съездим к моим родителям.

- Заткнись,- щеку обжигает боль. Из глаз брызжут слезы, но я молчу. Я не имею право на слезы. Я должна беречь моего мальчика, моего сына, котрый замер у меня под сердцем. Мой плач еще больше распалит монстра. – Я не разрешал тебе отвечать.

Пощечины сыплются одна за одной. Я смиренно принимаю их, потому что знаю, что может быть еще больнее.

- Ты стала похожа на корову,- наконец выдыхается Арсеньев,- надеюсь после родов. Твоя задница уменьшится в размерах?

Мне не обидно. Я больше не обращаю внимания на его слова. Они не оставляют ран на душе.

- Я буду ходить в спортзал,- улыбаюсь, пытаясь умаслить монстра. Подхожу кнему, покачивая бедрами. После экзекуций Арсеньеву нужен секс, чтобы выплеснуть злость из черной души. Она просит высвобождения. – Снова стану красивой. Ты будешь гордиться мной.

Его глаза темнеют, губы растягиваются в улыбке, на щеках появляются две сексуальные ямочки. Я ведь любила его. Влюбилась в зверя, е понимая, что подписываю приговор всей моей семье .

- Ты моя Вишенка,- мурлычет Женька, когда я опускаюсь перед ним на колени.- Знаешь что мне надо. Давай, отсоси, детка.

Я насаживаюсь ртом на член мужа, одной рукой обвивая свой живот.

Еще немного, малыш. Мы вырвемся из этого ада.

Воспоминания вытягивают из меня последние силы. Я опускаюсь на кафельный пол, не чувствуя холода идущего от плитки. Лучше так, чем возвращаться в комнату, которую Алекс сделал моим прибежищем, даже не подозревая насколько она похожа на спальню моего сына, в которой он так и не успел пожить. Слез больше нет, наверное потому, что они давно все выплаканы. Я не замечаю, как засыпаю. Странно, это наверное от нервов. Я не знаю сколько проходит времени. Теплые руки отрывают меня от пола. Я слышу биение сердца человека, прижимающего меня к своей груди, чувствую его запах. Такой манящий, звучащий для меня словно самый дорогой в мире аромат. Как жаль, что он не может быть моим. Очень жаль.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Тебе когда нибудь говорили, что ты потрясающая? – мурлычет Алекс в мое ухо.

Только теперь открываю глаза, смотрю в лицо человека, который сумел стать моей жизнью за ничтожных три месяца. Но они стали для меня целой жизнью. Замечаю, какой уставший, измученный у него взгляд. Как у человека, боящегося чего – то, пережившего трагедию. И понимаю – я ничего о нем не знаю. Совсем ничего.