Стихотворения (1942–1969) - Юлия Друнина

1968

НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ

Пролетели дни, как полустанки,Где он, черный сорок первый год?Кони, атакующие танки,Над Москвой горящий небосвод?

А снега белы, как маскхалаты,А снега багровы, как бинты.Падают безвестные солдатыВозле безымянной высоты.

Вот уже и не дымится рана,Исчезает облачко у рта…Только, может быть, не безымяннаКрошечная эта высота? —Не она ль Бессмертием зовется?..

Новые настали времена,Глубоки забвения колодцы,Но не забывается война.

Вот у Белорусского вокзалаЭшелон из Прошлого застыл.Голову склонили генералыПеред Неизвестным и ПростымРядовым солдатом,Что когда-тоРухнул на бегу у высоты…

Вновь снега белы, как маскхалаты,Вновь снега багровы, как бинты.Вот Он, не вернувшийся из боя,Вышедший на линию огняДля того, чтоб заслонить собоюРодину, столицу и меня.

Кто он? Из Сибири, из Рязани?Был убит в семнадцать, в сорок лет?..И седая женщина глазамиПровожает траурный лафет.

«Мальчик мой!» — сухие губы шепчут,Замирают тысячи сердец,Молодые вздрагивают плечи:«Может, это вправду мой отец?»

Никуда от Прошлого не деться,Вновь Война стучится в души к нам.Обжигает, обжигает сердцеБлагодарность с болью пополам.

Голову склонили генералы,Каждый посуровел и затих…Неизвестный воин, не мечтал онНикогда о почестях таких —Неизвестный парень,Что когда-тоРухнул на бегу у высоты…

Вновь снега белы, как маскхалаты,Вновь снега багровы, как бинты…

1969

ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ

Машенька, связистка, умиралаНа руках беспомощных моих.А в окопе пахло снегом талым,И налет артиллерийский стих.Из санроты не было повозки,Чью-то мать наш фельдшер величал.

…О, погон измятые полоскиНа худых девчоночьих плечах!И лицо — родное, восковое,Под чалмой намокшего бинта!..

Прошипел снаряд над головою,Черный столб взметнулся у куста…

Девочка в шинели уходилаОт войны, от жизни, от меня.Снова рыть в безмолвии могилу,Комьями замерзшими звеня…

Подожди меня немного, Маша!Мне ведь тоже уцелеть навряд…

Поклялась тогда, я дружбой нашей:Если только возвращусь назад,Если это совершится чудо,То до смерти, до последних дней,Стану я всегда, везде и всюдуБолью строк напоминать о ней —

Девочке, что тихо умиралаНа руках беспомощных моих.И запахнет фронтом — снегом талым,Кровью и пожарами мой стих.

Только мы — однополчане павших,Их, безмолвных, воскресить вольны.Я не дам тебе исчезнуть, Маша, —Песней             возвратишься ты с войны!

1969

«Я люблю тебя злого…»

Алексею Каплеру

Я люблю тебя злого,В азарте работы,В дни, когда тыОт грешного мира далек,В дни, когда в наступленьеБросаешь ты роты,Батальоны,ПолкиИ дивизии строк.

Я люблю тебя доброго,В праздничный вечер,Заводилой,Душою стола,Тамадой.Так ты весел и щедр,Так по-детски беспечен,Словно впрямь никогдаНе братался с бедой.

Я люблю тебя,Вписанным в контур трибуны,Словно в мостикПопавшего в шторм корабля, —Поседевшим,Уверенным,Яростным,Юным —Боевым капитаном Эскадры «Земля».

Ты — землянин.Все сказано этим.Не чудом —Кровью, нервами —Мы побеждаем в борьбе.Ты —           земной человек.И, конечно, не чуждыНикакие земные печали тебе.

И тебя не минуютПлохие минуты —Ты бываешь растерян,ПодавленИ тих.

Я люблю тебя всякого.Но почему-то,Тот — последний —Мне чем-то дороже других…

1969

«Остываю я, как планета…»

Остываю я, как планета, —Очень медленно, но бесспорно.А еще в глубине прогретойНабухают, как прежде, зерна.

И хлебам еще колоситься,И птенцам щебетать весною.Только ниже чуть-чуть пшеница,Только прежнего нету зноя.

Чуть трудней заживают раны,Реже плачу и напеваю…Мне тревожиться вроде рано,Ну, а все-таки — остываю.

1969

«С собою душой не криви…»

С собою душой не криви:Признаться без ханжества надо —Есть боль в умиранье любви,Но есть и свободы награда.Окончилась странная власть —Бессмертное хрупкое чудо —Власть голоса, смеха и глаз…Бедней и богаче я буду:Я буду вольна над собой.

И снова, как в юности ранней,В крови нарастает прибой,В груди — холодок ожиданья…

1969

«Как гром зимою…»

Как гром зимою,Словно летом снег(Зачем? К чему? —Пугаетесь вы сами),Вдруг начинает сниться человек —Чур, чур меня с такими чудесами!

Вы были с ним дружны и холодны —Не бросит в жар,Не задрожат ресницы.И вдруг в ночи — предательские сны.А если и ему такое снится?..

И вот неловкость сковывает вас,Глаза боятся встретиться с глазами —О, двух сердец невидимая связь,Родившаяся где-то в подсознании!..

1969

«Я в далеких краях побыла…»

Я в далеких краях побыла,Как солдат, как газетчик, как гость.Помнишь Сент-Женевьев де Буа —Под Парижем российский погост?

Сколько там, в равнодушной земле,Потерявших Отчизну лежит!В каждом сердце, на каждом челеКак клеймо запеклось — «апатрид»[2].

Знаю, были их дни нелегки,Куплен хлеб дорогою ценой.Знаю, были они бедняки,Хоть нажил миллионы иной.

Бродят близкие возле оград,В их глазах безнадежный вопрос.О, пронзительный волжский закат,О, застенчивость брянских берез!

Что ж, и нам суждено провожать —Перед смертью бессилен любой.Потеряешь когда-нибудь мать,Удержать не сумеешь любовь…

Но опять захохочут ручьи,Брызнет солнце в положенный час,Знаешь, все-таки мы — богачи:Есть Отчизна — Россия — у нас.

Отними ее — ты бы зачах,Отними ее — мне бы конец…Слышу я в заграничных ночахПерестук эмигрантских сердец…

1969

«О, хмель сорок пятого года…»

О, хмель сорок пятого года,Безумие первых минут!…Летит по Европе Свобода —Домой каторжане бредут.

Скелеты в тряпье полосатом,С клеймами на тросточках рукБросаются к русским солдатам:«Амико!», «Майн фройнд!», «Мой друг!»

И тихо скандирует БушаЕго полумертвый земляк.И жест, потрясающий душу, —Ротфронтовский сжатый кулак…

Игрались последние акты —Гремел Нюрнбергский процесс.Жаль, фюрер под занавес как-тоВ смерть с черного хода пролез!

И, жизнь начиная сначала,Мы были уверены в том,Что черная свастика сталаВсего лишь могильным крестом.

И тихо скандировал БушаЕго полумертвый земляк.И жест, потрясающий душу, —Ротфронтовский сжатый кулак…

Отпели победные горны,Далек Нюрнбергский процесс.И носятся слухи упорно,Что будто бы здравствует БорманИ даже сам Гитлер воскрес!

Опять за решеткой Свобода,И снова полмира в огне.Но хмель сорок пятого годаПо-прежнему бродит во мне.

1969