Рим – это я. Правдивая история Юлия Цезаря - Сантьяго Постегильо

Амброны не только как следует набили брюхо, но и немало выпили. Близость робких римлян, окопавшихся неподалеку, нисколько не смущала их. Они уже убедились, что римские солдаты способны лишь прятаться за валом, в лагере, дни, недели, месяцы напролет. Когда тевтонский царь велел им напасть на водоносов, посланных этими трусами, амброны, недолго думая, с набитыми животами и хмельными головами, бросились к реке, похватав мечи, щиты и копья. Несомненно, римляне проявили кое-какую стойкость, защищая свой проклятый лагерь на Родане, но в открытом поле они ни на что не годились. Предстоящий бой казался увлекательной прогулкой.

Середина долины

Легионеры, сопровождавшие водоносов, встали на пути амбронов. Им предстояло защищать товарищей, которые продолжали наполнять мехи водой.

Амброны завопили, как дикари, ускорили шаг и вскоре перешли на неторопливую рысь.

– Вперед! Во имя Юпитера! – одновременно приказали несколько центурионов, когда сочли, что враги находятся на нужном расстоянии.

Копья тучей просвистели над долиной и обрушились на неповоротливых амбронов, удивленных быстротой горстки римлян, охранявших водоносов. Их было мало, но они были проворными, внимательными и отлично обученными, а еще строго выполняли приказы.

– А-а-а-а!

Несколько десятков раненых амбронов пали; некоторые сразу же испустили дух, пронзенные вражескими копьями.

Однако неудача раззадорила их. Вначале они намеревались устроить нечто вроде торжественного шествия и как следует напугать трусливых римлян, рассеянных вдоль реки, но теперь кровь их собратьев хлынула на траву: надо было свести счеты. Амброны забыли о повелении тевтонского царя и двинулись напролом, чтобы отомстить за убитых и раненых.

Столкновение вышло беспорядочным и внезапным, и хотя римляне построились как полагалось – крепкие щиты, мечи, выглядывающие из-за них и готовые в любой миг пронзить врагов, – этого оказалось недостаточно.

Их было слишком мало.

Амброны, которых насчитывалось намного больше, неудержимо стремились вперед, движимые чистой яростью и сознанием своего численного превосходства, и вонзали мечи и топоры в любую прореху между щитами противника.

– Отступаем! – приказали центурионы, когда стало ясно, что удерживать строй невозможно.

Консул учил их отступать, если устоять на месте нельзя. Первым делом нужно спасать легионеров…

Но тут появились когорты, посланные с холма на подмогу. Отступление не было беспорядочным бегством – передние ряды, смятые натиском противника, пополнялись сильными и свежими легионерами, спешно прибывшими для участия во внезапной битве.

Центурионы занялись наведением порядка в передовой части отряда. Прочие начальники направились к водоносам:

– Тащите воду в лагерь и возвращайтесь с новыми мехами! Не вздумайте прекращать работу!

Они передавали приказы трибуна Сертория, который, в свою очередь, получал распоряжения от консула.

Римский лагерь

Стоя на башне, возведенной для защиты ворот, Гай Марий наблюдал за сражением легионеров со множеством амбронов, посланных Тевтободом, чтобы помешать римлянам таскать воду.

– Битва идет своим чередом, – заметил Серторий, – но если отправить более сильное подкрепление, мы могли бы разбить амбронов и обратить их в бегство. А при удаче даже поджечь их повозки.

Марий размышлял об обстоятельствах, в которых разгорелось сражение. Да, оно не было решающим – по крайней мере, до тех пор, пока в нем не приняли участие тевтоны, составлявшие костяк вражеских сил. Лагерь амбронов располагался поодаль от тевтонского. Тевтобод так и не отдал распоряжений своим людям, занятым разборкой шатров, приготовлением пищи и даже отдыхом, – будто события на берегу не имели к ним отношения.

– Отправь еще пять когорт, – согласился Марий. Пять когорт, половина легиона – немалая сила, но он готов был рискнуть ею, пока тевтоны не покидали лагерь. – Если окажется, что Тевтобод вмешался, пусть отступают на холм. – Он повернулся и посмотрел в глаза своему подчиненному. – Все ли тебе понятно?

– Да, славнейший муж, но…

Серторию хотелось кое-что уточнить.

– Говори.

– Если амброны побегут, можем ли мы настигнуть беглецов в их лагере?

Марий глубоко вздохнул.

– Да, но только в их лагере, – кивнул он. – Ни в коем случае не приближайтесь к лагерю тевтонов. Понятно?

– Да, – кивнул Серторий.

– Хорошо. Ты сам возглавишь когорты. Только тебе я могу доверить руководство отступлением, если тевтоны вступят в битву. Строго выполняй мои указания. У большинства наших трибунов мигом закипает кровь в жилах, но нет ни выдержки, ни мозгов. А у тебя – горячее сердце и холодная голова.

Консул впервые выражал ему такую откровенную признательность.

Серторий прижал кулак к груди, готовый возглавить натиск когорт, которым предстояло спуститься к реке. Он больше не сомневался в том, что каждое решение консула обосновано. Если они чего-то не понимают, это не значит, что объяснения не существует.

Середина долины[19]

Амброны бились, не щадя себя. У многих болели животы, кое-кто передвигался с трудом, к тому же они слишком много выпили, но гнев при виде гибели товарищей пробудил в них необычайную жестокость, и римляне, которые заменили уставших легионеров, начали сдавать. Почувствовав это, кельты усилили напор, как вдруг – амброны следили только за первыми рядами вражеского отряда – к римлянам пришло новое подкрепление.

Силы уравнялись.

Как только все когорты вступили в бой, Серторий навел порядок в своем войске и стал постоянно менять тех, кто сражался в первых рядах. Теперь легионеры не бились с противником до полного изнеможения: там, где было жарче всего, на место уставших солдат приходили свежие. Амброны сражались достойно, но беспорядочно и вскоре, сами того не заметив, отступили. Толкая варваров щитами, римляне оттеснили их от реки.

Сотни римских водоносов беспрепятственно наполнили мехи водой, наблюдая за тем, как бой откатывается все дальше.

Серторий двигался рядом с первыми рядами, не переставая раздавать указания. Близость военного трибуна придавала храбрости и стойкости центурионам, начальникам и всему отряду.

Амброны начали отступать, у многих были раны, нанесенные мечами легионеров.

Вскоре отступление превратилось в отчаянное бегство.

Настало время принимать решения.

Серторий посмотрел на холм, на сторожевую башню, с которой консул наблюдал за сражением. Не было никаких знаков, говоривших о необходимости возвращаться, к тому же Марий разрешил преследовать врагов до тех пор, пока они не приблизятся к тевтонам.

Затем Серторий посмотрел на долину: амброны врассыпную бежали к своему лагерю.

– За мной! – велел военный трибун.

Кое-кого удивил этот приказ: за долгие месяцы легионеры привыкли защищаться и делали это на славу, они давно не ходили в наступление, не говоря уже о преследовании беспорядочно бегущего врага. И все-таки они жаждали победы. Несколько центурионов оглянулись через плечо, высматривая консула: тот неподвижно стоял на сторожевой башне, у ворот строившегося лагеря. Трубачи – buccinatores – не издавали никаких звуков, приказа отступать не было. Молчание трубачей означало молчание самого консула, а значит, распоряжения трибуна Сертория были совершенно законными.