Смерть в рассрочку - Сергей Скрипник

—10-

«Лада» уже втиснулась в сплошной поток автомобилей, чуть ли не наползавших друг на друга, словно спешащие на нерест осетры. Сергей вел машину, строго придерживаясь правил движения, и начал нарушать их, когда «Ладу» вынесло на Лубянскую площадь. Мощным рывком обогнув несколько машин, он резко свернул направо, через квартал — налево. Проскочив Неглинную, Петровскую, Пушкинскую, вылетел на улицу Горького, возле «Националя» крутнул на Моховую, миновал улицу Герцена, Манеж, здания университета. По Калининскому проспекту вылетел на Садовое кольцо, снова метнулся влево, через Смоленский бульвар, улицу Щукина, Веснина, Ситцев Вражек, поплутав по переулкам, наконец, остановился на Арбатской, которую миновал пятнадцать минут назад. «Видно, страхуется от возможного „хвоста“, — сообразил Игорь. — Ведь мог бы двинуть прямо по проспекту Маркса и Моховой до проспекта Калинина, а с него перед Смоленским бульваром — на Арбатскую». Для провинциала центр города он знал неплохо, пожалуй, лучше многих, знающих лишь свой житейский маршрут москвичей.

— Приехали, — сказал Сергей. — Дальше пешком.

То и дело сворачивая, они миновали несколько коротких кварталов и вошли в последний подъезд старого девятиэтажного дома, еще не оснащенного внизу переговорным устройством и панелью с цифровым кодом. Пешком поднялись на третий этаж. Иван Никандрович условным сигналом короткими и длинными позывными нажал кнопку звонка.

— Только так, — подмигнув Игорю, тихо сказал Сергей. — Иначе рискуешь схлопотать пулю.

— Через дверь? — спросил Кондратюк.

— Зачем коммунальное достояние портить. В глазок — кстати, из пуленепробиваемого стекла — посмотрят, приоткроют дверь и — пиф-паф, а потом — о-ё-ёй. А вообще-то, между деревянной облицовкой двери здесь всажена тонкая, легкая, но прочнейшая стальная прокладка. Дверь может открываться как обычно или уходить в стену, надо только переключить держатели. Это для экстренных ситуаций. Когда она откатывается в стену, щель можно оставлять какую хочешь, и ничем ее снаружи не сдвинешь. На случай, когда открываешь как обычно, есть, конечно, и цепочка. Все как положено, все путем.

Дверь открылась на длину цепочки — стоявших на лестничной площадке людей несколько секунд рассматривали из темноты прихожей, — потом захлопнулась и почти сразу распахнулась. А когда все вошли, снова закрылась, и вспыхнул свет. В проеме второй, застекленной двери, отделявшей собственно прихожую от уходившего в сторону широкого длинного коридора, на который смотрели четыре двери, стоял высокий седой старик с гладким, без морщин, приятного овала лицом, обрамленным седой ухоженной бородой. Он был из тех, кого старость не уродует, а даже красит, к концу жизни обнажая в лице врожденное благородство. Он бросил на Игоря короткий пытливый взгляд и шагнул навстречу Ярмошу.

— Здравствуй, гм… Иван Никандрович, — сказал он, и по губам его скользнула веселая усмешка. — С чем пожаловал? Просто так ведь ты не зайдешь.

— Здравствуй, Максим Петрович, — с теплотой в голосе ответил полковник, пожимая сухую холеную с длинными красивыми пальцами руку старика, и повернулся к молча стоявшим парням. — Сергея ты знаешь. А это Валерий, лучше просто Валера и на «ты». Мой юный коллега, надеюсь, возражать не будет.

— Не буду, — отозвался Игорь.

— Простите, не привык, — скупо развел руками старик. Он с тем и другим обменялся рукопожатием и широким жестом пригласил: — Милости прошу.

Максим Петрович провел всех в большую изысканно обставленную гостиную, усадил в кресла перед низким сверкающим темным лаком столиком. Подав пепельницу и положив сигареты, он открыл бар с напитками, и вопросительно посмотрел на Ярмоша.

— Мы с Сергеем воздержимся, — сказал тот. Старик посмотрел на Кондратюка.

— Я сегодня не на работе? — спросил Игорь у полковника.

— И сегодня нет, и завтра до четырнадцати часов.

— Тогда я не откажусь выпить. Воины в самолете ввели в искушение.

Хозяин поставил на столик бутылку водки, блюдце с нарезанным сыром и наполнил рюмки.

— Вы попоститесь, а мы с Валерием примем за знакомство, — сказал он и единым духом выпил. Неспеша закусил сыром и повернулся к Ярмошу: — Излагай, слушаю.

— Пожаловал я к тебе, Максим Петрович, не с чем, как видишь, а с кем. Валерий — советник по культуре нашего посольства в Афганистане. Если не возражаешь, он поживет у тебя недельку, может быть чуть больше.

— Не возражаю, пьет грамотно, — улыбнулся Максим Петрович. — К тому же, будет о чем поговорить.

— Для соседей он — один из твоих многочисленных бывших аспирантов, — продолжал Иван Никандрович, — приехавший, например, из Хабаровска навестить своего любимого профессора, а также, чтобы не выглядело слишком уж умильно, за содействием в публикации своих исследований.

— Вы что-нибудь смыслите в химии, Валерий? — поинтересовался профессор.

— Ничего.

— Тем лучше. Больше, чем я в химии полимеров вы вряд ли могли бы знать, а если меньше, мне не интересно. Зато вы наверняка сведущи в чем-нибудь другом, чего не знаю я.

Максим Петрович Куценко в не столь далеком прошлом был кадровым разведчиком, много лет проработал в Бельгии, владея купленным на деньги ГРУ предприятием по производству всевозможной продукции из полимеров. Так как приходилось частенько выполнять заказы для армии, он был вхож в весьма высокие военные круги. На его счету было девять вербовок, и ни один из завербованных им людей ни разу не дал ни единого повода для сомнений. Над ним не висела угроза провала, но работа для процветания предприятия и на разведку изматывала так, что нельзя было исключить срыва. Он устал душой и телом и попросился домой. Вполне понимая его состояние, начальство не возражало, но отложило возвращение, пока не найдется достойная его замена. Замена нашлась через год. Куценко «продал» предприятие, которое давно уже сторицей окупило первоначальные затраты ГРУ, своему сменщику и вернулся в Союз. Некоторое время работал в аппарате Управления. Почти сразу после возвращения защитил диссертацию по химии полимеров, которая была единодушно оценена как докторская. Дослужившись до генеральского звания, Куценко вышел на пенсию, и стал преподавать в институте, преподавал и сейчас.

Жена его умерла лет пять назад. Сыновья давно покинули отчий кров, закончив один академию имени Фрунзе, другой — имени Жуковского. Оба служили далеко от Москвы, отца навещали редко. Работа в институте увлекала Максима Петровича, но дома он постоянно ощущал отсутствие живого человеческого общения. И когда у него попросили разрешения иногда использовать его громадную квартиру для конспиративных встреч, профессор охотно согласился. Это давало ему памятное ощущение причастности к прежней работе, по которой, как неожиданно выяснилось для него самого, он тосковал все эти годы, чувствуя себя словно бы выведенным из горячащих кровь схваток в ленивый мирный тыл.

— Вообще-то, Валерий — юрист, — сказал Иван Никандрович. — Правда, еще не практиковавший.

Проследив взгляд Игоря, задержавшийся на пианино, стоявшем в простенке между окнами, Максим Петрович вопросительно посмотрел на него.

— Когда-то закончил музыкальную школу по классу фортепьяно, —отвечая на его немой вопрос, сказал Игорь. — Но и тут я не могу быть вам интересным. Почти уже семь лет без практики.

— Что ж, будем беседовать об истории дипломатии и проектировать ее на нынешние события, — сказал профессор.

— Лучше бы о чем-нибудь другом, — улыбнулся Ярмош.

Старик рассмеялся:

— Хорошо, будем смотреть телевизор, и комментировать бесконечное множество вырабатываемой там глупости.

— И тебя затягивает? — спросил полковник.

— Нет. Информационные программы смотрю всегда, остальное — изредка, трудно переносить всю эту чепуху. Как ни включишь программу, так непременно натыкаешься на какую-нибудь безголосую, но тем не менее заслуженную ворону или на хрипуна, и тоже заслуженного. Голоса им заменяют телодвижения, а то и просто акробатика на сцене. И если эта дребедень называется культурой, тогда ума не приложу, что можно назвать бескультурьем.

— Тлетворное влияние Запада, — с улыбкой заметил Сергей.

— У Запада невредно бы кое-чему и другому поучиться, — серьезно сказал Максим Петрович, — например, работать. Ну, ладно, оставляйте мне аспиранта. Я ведь разговорился, чтобы подольше вас удержать. Но, вижу, спешите смыться. Идите пошепчитесь, и больше не стану вас задерживать. Ярмош, Сергей и Игорь вышли в прихожую.

— Значит так, Валерий, — сказал полковник. — Ты свободен сегодня и завтра до четырнадцати часов. Погуляй по столице. Завтра за тобой заедет Сергей и отвезет, куда нужно. Встретишь его на улице у подъезда, чтобы ему не пришлось лишний раз светиться перед дверью.

— Понял, — кивнул Игорь и спросил. — Как будет с питанием?