Биосоциальная проблема и становление глобальной психологии - Ирина Анатольевна Мироненко

К концу 1980-х годов полностью сформировались теоретико-методологические основы психологической науки в СССР.

1. В трудах Б. Г. Ананьева, Б. М. Теплова, А. Н. Леонтьева, А. А. Смирнова, В. Н. Мясищева, К. А. Абульхановой-Славской, Б. Ф. Ломова, Е. В. Шороховой, А. В. Брушлинского, Л. И. Анцыферовой, К. К. Платонова и др. была решена задача создания системы методологических принципов психологии. Эта система включает в себя: принцип диалектико-материалистического детерминизма, принцип единства личности, сознания и деятельности, принцип отражения, принцип развития, принцип иерархичности психики, личностный принцип, принцип единства теории, эксперимента и практики.

2. Сформировалось и четко определилось представление о предмете психологии: было подчеркнуто, что предметом психологии является психика, понимаемая как свойство высокоорганизованной материи в многообразии механизмов формирования и развития психических явлений, а также в совокупности ее закономерных связей, взаимодействий и опосредований, выявляющихся в отражающей и регулирующей функциях.

3. Была выявлена специфика законов, открываемых в психологии: психологические законы не являются жесткими и однозначными абсолютами, а выступают как законы-тенденции.

4. Был систематизирован и уточнен категориально-понятийный аппарат науки.

В 1970—1980-х годах в советской психологии сформировался общий методологический каркас, который выступал в качестве парадигмы, задающей направления развития, нормы и стратегию проведения исследований и обеспечивающей интеграцию и систематизацию данных, полученных учеными, представляющими различные подходы и отрасли, в русле единой системы психологической науки. Существенной частью данной парадигмы стала изощренная понятийная и категориальная система, поэлементно несопоставимая с понятийными системами зарубежной психологии.

Внутренняя интеграция советской психологии сопровождалась ее растущей изоляцией от мирового профессионального сообщества в силу парадигмального статуса советской психологии, языкового барьера, социально-политических условий.

Языковой барьер и проблема перевода текстов российской школы

Разработки отечественной школы недостаточно включены в контекст актуальных дискуссий, недостаточно известны зарубежным коллегам, причиной чего во многом является языковой барьер, возникший вследствие длительной изоляции отечественной школы в силу политических и языковых факторов. Главная и наиболее очевидная его причина – государственная политика «железного занавеса», в соответствии с которой в массовой советской школе молодые люди не учились активному владению иностранным языком. Во главу угла ставилось умение читать, что требовало изучения грамматик письменной речи. Установка на «читаю со словарем» обеспечивала специалистам возможность быть в курсе достижений зарубежной науки, при полном блокировании «утечки» на запад информации о том, что происходит в нашей науке. Показательно, что в 1956 г. Ж. Пиаже, который всегда имел самые тесные контакты с советскими учеными и относился к советской науке с самым большим интересом и симпатией, сетует на возникший языковой барьер, который угрожает разрушить существующий диалог, и призывает советских коллег сопровождать свои статьи хотя бы резюме на английском, французском или немецком языке, чтобы западные ученые могли ориентироваться в издаваемой в России литературе и заказывать нужные им переводы (Piaget, 1996).

В отличие, например, от математики, использующей общую для всех профессионалов символическую систему, психология, как и другие гуманитарные науки, пользуется системой понятий, организованной на основе разговорного языка, придавая словам новые смысловые оттенки и значения. Поэтому адекватный перевод гуманитарного научного текста с языка на язык может быть выполнен человеком, профессионально владеющим не только двумя языками, но и понятийными системами, используемыми специалистами соответствующих стран.

Послевоенное развитие отечественной психологии привело к формированию понятийного аппарата настолько специфичного, что те немногие труды советских ученых, которые переводились на иностранные языки, не были адекватно поняты и интегрированы мировым научным сообществом и не вызвали в скольких-нибудь широких кругах ученых интереса из-за кажущегося несоответствия обсуждаемых вопросов. Существенную роль сыграло и то, насколько изощренной и глубоко проработанной была целостная система категорий, над разработкой которой трудились поколения советских психологов.

Когда в конце 1970-х годов стали появляться переводы трудов российских психологов, среди которых прежде всего надо отметить книги по теории деятельности А. Н. Леонтьева (Leontiev, 1973, 1978, 1979), на фоне возникшего интереса зарубежных коллег (Mammen, Mironenko, 2015), сразу обозначилась проблема существенных трудностей адекватного понимания российских текстов зарубежными учеными в силу особенностей используемого понятийного аппарата. Стало очевидным, что здесь требуются специальные усилия. Интересным примером работы в данном направлении является книга «Основные понятия теории деятельности» американского ученого Ч. Толмена (Tolman, 1988), в которой приводились разъяснения и примеры использования ряда понятий, таких как «действие», «деятельность», «цель» и т. п. Этот пример заслуживает внимания, однако, проблема перевода не утратила своей актуальности и сегодня.

Особую трудность представляет использование понятия «субъект». Неслучайно в работе Толмена (Tolman, 1988) это понятие не было в числе интерпретируемых. Содержательная интерпретация понятия «субъект», корневого для российской психологии, представляется невозможной без разъяснения вопроса о соотношении понятий «субъект» и «личность» в российской психологии. В современной науке личность и субъект находятся в центре внимания исследователей. Абсолютное большинство публикаций и защищаемых диссертаций по психологии обращены сегодня именно к сфере целостных аспектов и проявлений человеческого бытия, к предметной области, обозначаемой вышеназванными двумя понятиями. В то же время, при том что научным сообществом уже затрачены значительные усилия на методологическую проработку каждого из понятий, вопрос об их соотношении остается остро дискуссионным (Моросанова, Аронова, 2007). Это затрудняет коммуникацию ученых и порождает сложности понимания научных текстов, что становится проблемой в ситуации произошедшего стремительного расширения и дивергенции профессионального сообщества психологов в России в постсоветский период.

Внесение ясности и порядка в вопрос соотношения данных понятий представляется актуальным сегодня и в контексте происходящей интеграции российской психологии с зарубежной, преимущественно англоязычной наукой. Если понятие личности является вполне интернациональным, то понятие субъекта употребляется лишь в российской психологии и на сегодняшний день может считаться непереводимым. Нередко встречаются попытки перевода понятия субъекта на английский язык как subject, что приводит к чудовищной и позорной деформации смыслового содержания переводимого текста.

С.Л. Рубинштейн, который ввел в российскую науку понятие субъекта в 1930-х годах, как известно, не разграничивал в своих работах содержание понятий субъекта, личности, человека. Быть личностью и быть субъектом для него – имманентные свойства, человеку присущие. С. Л. Рубинштейн говорит о человеке как о субъекте, подчеркивая инициирующий, самодетерминированный характер человеческой деятельности, о человеке как о личности, подчеркивая его социальность. Развитие субъектного подхода в российской психологии, однако, потребовало уточнения вопроса о соотношении данных понятий. К этому вопросу обращались едва ли не все российские методологи, в том числе такие как К. А. Абульханова-Славская, Л.И. Анцыферова, А.В. Брушлинский и др. (Проблема субъекта., 2000). Представляется, что исчерпывающий обзор мнений дается в монографии В. И. Моросановой и Е.А. Ароновой (Моросанова, Аронова, 2007), поэтому ограничимся здесь общим выводом о том, что в литературе нет единства в отношении следующих моментов:

– в какой мере и как перекрываются содержания данных