Химия смерти - Саймон Бекетт

Его коллекция красовалась за стеклом, в элегантном книжном шкафу викторианской эпохи, резко выделявшемся на фоне стального лекарственного стеллажа и небольшого холодильника, где мы держали вакцины. Среди изящной мебели из дерева и кожи эта утилитарно-уродливая пара казалась совсем не к месту, несмотря на безуспешные попытки Генри закамуфлировать ее фотографиями в рамочках. На одной из них, сделанной год назад, мы с ним вдвоем сидим в шлюпке. Впрочем, снимки по большей части рассказывали о Генри и его жене Диане. На самом почетном месте, на вершине стеллажа, стояла их свадебная фотография. Камере улыбались привлекательные юные супруги, пребывающие в блаженном неведении о том жребии, что выпадет на их долю.

Пара костылей пылилась в углу возле письменного стола. Когда я только-только приехал, Генри еще пытался на них ходить. Частенько доводилось слышать стоны и кряхтенье, когда он пробовал сделать пару-тройку шагов. «Я им еще докажу», – говаривал он в ту пору. Увы, этого так и не случилось, и потихоньку Генри забросил попытки.

Я отвернулся от напоминания о бренности человеческой судьбы и открыл стеллаж. Из-за склонности Генри к накопительству пришлось довольно долго копаться среди коробок, пока не отыскался парацетамол. Заперев дверцу, я вернулся на кухню.

– Наконец-то, – проворчал он при моем появлении. – И поторопитесь-ка с этим чертовым вином. От такой работы жажда разбирает будь здоров. – Генри принялся обмахиваться, подъехав к распахнутой двери. – Пойдемте на улицу и там немножко остынем.

– Есть будем снаружи?

– Откуда такие варварские замашки? Или я похож на австралийца? Да, и захватите бутылку. Бордо, а не ту дешевую ерунду.

Запив парацетамол водой, я сделал как приказано. Садик выглядел опрятным, но без лишних красивостей. Генри всегда ревностно относился к садоводству, и теперь его неспособность приглядывать за всем самому обернулась еще одним источником разочарований. Мы устроились за старинным кованым столиком, стоявшим в тени ракитника. Озеро, поблескивавшее из-за плетеной ивняковой изгороди, создавало иллюзорное ощущение прохлады. Я разлил вино на двоих.

– Ну... – сказал я, приподнимая бокал.

– За здоровье, – подхватил Генри и, взболтнув рубиновую жидкость, критически принюхался. Немного отпив, он добавил: – Хм-м... неплохо.

– Из местного супермаркета?

– Эх вы, деревенщина! – насмешливо отозвался он, смакуя очередной глоток. Поставив бокал, Генри посерьезнел: – Итак, выкладывайте. Как прошел ужин с дамами?

– Скорее не ужин, а барбекю. На воздухе. Вам бы понравилось.

– Пирушка допускается пятничным вечером. Воскресный же ленч – это искусство, и он требует к себе уважения. Кстати, вы не ответили на мой вопрос.

– Все прошло нормально, спасибо.

Генри вздернул бровь.

– Нормально? Всего-то?

– Ну что я могу добавить?.. Приятно провел время.

– О, не слышу ли я нотки смущения? – Он хитро прищурил глаз. – Похоже, придется выдирать слова клещами. А знаете что? Давайте-ка после обеда пройдемся на шлюпке, а? И вы мне все расскажете. Настоящего ветра нет, зато сможем сбросить калории на веслах.

От замешательства у меня запылало лицо.

– Конечно, если не хотите, то ничего страшного... – добавил он, теряя веселость.

– Не в этом дело. Просто... В общем, я сказал Дженни, что прокачу ее по озеру. На вашей шлюпке.

– Ого!.. – Генри не смог скрыть изумления.

– Простите меня, я должен быть сказать об этом раньше...

Впрочем, Генри уже взял себя в руки, спрятав разочарование под улыбкой.

– Бросьте, что за извинения? Вы молодец!

– Мы всегда смо...

Не дав закончить, он отмахнулся от моего предложения.

– В такой славный воскресный денек? Нет, вам действительно лучше взять на прогулку хорошенькую барышню, а не старомодного чудака вроде меня.

– Вы правда не сердитесь?

– У нас с вами еще будет время. И я очень, очень рад, что вы встретили симпатичную девушку.

– Да здесь ничего серьезного...

– Ой, Дэвид, ей-богу! Вам уже давно пора развеяться! Зачем искать какие-то оправдания?

– Да я не ищу, просто... – промямлил я, не зная, как продолжить.

Сейчас Генри выглядел совершенно серьезным.

– Попробуем-ка догадаться... Испытываете чувство вины, да?

Я кивнул, не доверяя своему голосу.

– А сколько прошло времени? Года три?

– Около четырех.

– А у меня почти пять. И знаете что? Я считаю – хватит. Мертвых не вернешь, так отчего бы не начать снова жить насколько умеешь? Когда умерла Диана... Э-эх, не мне вам рассказывать. – Он горько рассмеялся. – Не понимаю! Как мог я выжить, а она – нет?! Если начистоту, то после катастрофы я еще долго...

Генри осекся, уставившись на озеро. Похоже, недосказанная мысль заставила его передумать.

– Впрочем, это другая история. – Он потянулся за вином. – Да, кстати, об историях. Такое впечатление, что ночью поднялась какая-то суматоха.

Мало что можно было утаить от Генри, когда речь шла о поселке.

– Я бы тоже так сказал. Кое-кто из соседей Джеймса Нолана заявился к нему с визитом.

– Как он сейчас?

– Плоховато. – Перед выходом я звонил в больницу. – Побои очень сильные. Ему придется еще недели две проваляться на койке.

– И никто ничего не видел, так?

– Похоже, что так.

Генри с отвращением насупил густые брови.

– Звери, чистые звери. Твари животные. С другой стороны, меня это не удивляет. Между прочим, насколько я слышал, вы тоже попали под жернов местных сплетен, не так ли?

Ага, донеслись пересуды и про мою скромную персону...

– До сих пор по крайней мере меня никто не избил.

– А я бы погодил еще радоваться. Предупреждал ведь я вас, чем все может обернуться. Просто оттого, что вы врач в Манхэме, поблажек не ждите.

На моих глазах Мейтландом начало овладевать мрачное настроение.

– Бросьте, Генри...

– Поверьте, эти места я знаю лучше. Если дойдет до крайностей, людишки накинутся и на вас, как на Нолана. И не важно, что вы могли сделать для них в прошлом. Благодарность? В здешних краях таких чувств не знают и не ведают. – Он отхлебнул вина, от гнева забыв про этикет. – Иногда я спрашиваю себя: «Какого черта вообще ради них напрягаться?»

– Ну, это вы сгоряча...

– Вот как? – Он угрюмо уставился в свой бокал. Интересно, сколько Генри успел принять до моего прихода? – А впрочем, может, и сгоряча... Бывают, однако, минуты, когда хочется понять, чем же мы тут занимаемся. Вам такой вопрос в голову не приходил? Какой во всем этом смысл?

– Мы – врачи. Зачем искать другую причину?

– Да-да, это я знаю, – раздраженно откликнулся он. – Но нам-то что за польза? Положа руку на сердце, вам никогда не казалось, будто приходится зря тратить время? Поддерживать жизнь какой-нибудь старой развалины ради... ради чего? Вся наша работа – просто-напросто отсрочка неизбежного.

Я обеспокоенно взглянул на Генри. Он, кажется, начинал уставать, и я впервые заметил признаки его пожилого возраста.

– Вы в порядке?

Он хмыкнул.

– Не обращайте внимания, просто сегодня захотелось побыть циником. Или выставить циничные взгляды напоказ, не знаю... – Он потянулся за бутылкой. – Пожалуй, все эти дела начали и меня доставать. Давайте-ка еще по бокальчику, а потом вы расскажете, чем же таким таинственным занимались целую неделю.

Подобная перспектива не из приятных, однако на этот раз смена темы порадовала. Генри внимательно слушал: поначалу с лукавым прищуром, пока я рассказывал о своей прежней работе, до приезда в Манхэм, а потом и вовсе недоверчиво, когда я вкратце поведал ему, как именно помогаю Маккензи.

По окончании повествования он медленно покрутил головой:

– Знаете, на язык так и просятся слова «темная лошадка»...

– Не сердитесь... Конечно, надо было раньше сказать, да только еще неделю назад я считал, будто все осталось в прошлом.

– Вам не нужно извиняться...

И все же я видел, что Генри расстроен. Он принял меня под свое крыло, когда мне было очень плохо, а теперь выясняется, до какой степени я скрытен: ведь раньше он искренне полагал, что антропология в моей жизни носила чисто академический характер. И хоть я не врал явно, за такое доверие можно было бы вести себя и почестнее...

– Если хотите, я готов уволиться, – предложил я.

– Уволиться?! Изволите шутить? – Генри взглянул мне в лицо. – Впрочем, если вы и впрямь передумали, то...

– Нет. Конечно, нет. Я с самого начала не хотел вмешиваться и держал вас в неведении не специально. Просто мне самому противно было обо всем этом думать...

– Я понимаю... Это лишь немного неожиданно. Я же и понятия не имел, насколько... своеобразной работой вы занимались. – Он задумчиво посмотрел на озеро. – Завидую вам, честное слово. Я всегда жалел, что не подался в психологию. А ведь были такие амбиции, были. Естественно, ничего не вышло. Слишком много надо было учиться. А мне хотелось жениться на Диане, да и профессия терапевта приносила деньги быстрее. «Врач широкого профиля»! В ту пору это звучало вполне заманчиво...