Хроники разрушенного берега - Михаил Кречмар

– Да сколько же их развести надо?

– Ну на зиму их ему штук семьдесят надо, – видно было, что тема для Василича не нова и обсуждалась береговым братством многократно. – Кроме того, зимой собак тоже чем-то кормить надо. Он их и кормит – собаками же. Ещё штук тридцать. В общем, штук сто – сто двадцать и уходит у него на зиму. Так что надо ему их голов тридцать на развод. Брат о нём заботится. Антон Доценко. Как весна начинается, так все собачники в посёлке – берегись! Ходит он по помойкам с петлёй и мешком. Наберёт сколько-то, так сюда с оказией и переправляет. Ходки за три племенное поголовье и образуется.

– Надо тогда бухту эту не Речной, а Собачьей назвать, – хрюкнул Перец.

– И ты туда же, – рассвирепел Василич. – Моряк, тоже мне! Тащи лоцию!

На палубе появился огромный альбом с пожелтевшими листами, на которых жёсткой типографской линией была прорисована кромка морского побережья. Три головы едва не столкнулись над искомым квадратом.

Прямо поперёк спорной акватории красовалась надпись: «Лагуна Скалистая».

Краболов Африкан

Сразу за выступающим в море массивным скальным мысом, напоминавшим начитанному человеку, каким мнил себя Вадим, норманнские замки английского и французского побережий, открывалась акватория тихого, как озеро, залива.

– Бухта Найдёная, – наставительно произнёс Василич, но посмотрел на Соловья и подавился своим наставлением.

– Вот как ты хочешь, Василич, её называй, а всё равно не ошибёшься. Я уже тайком на твоей карте посмотрел – она там вообще без названия, – рассмеялся охотовед.

Вода в бухте, видимо из-за отсутствия волн, имела совершенно иной цвет – серо-голубой вместо густо-серого за границами выступающих по обоим краям бухты скальных волноломов. На поверхности воды было разбросано два десятка кусков грязного пенопласта.

– Ага, можно крабцов поесть, – ухмыльнулся Василич. Сбавил ход, подошёл к одному из поплавков и поднял его из воды.

Вслед за поплавком потянулась грязная кручёная верёвка. С берега раздались матерные вопли, а затем в бухте замаячила чёрная галоша самой примитивной резиновой лодки. Человек, который грёб в ней, опершись на колени, был совершенно под стать своей посудине – чёрный, в изношенной одежде, латанной-перелатанной, на месте одной щеки у него была дырка, через которую можно было разглядеть жёлтые гнилые зубы и серую полость рта.

– Здорово, Африкан, – заорал с борта Перец и забулькал-загыгыкал, как какой-то диковинный морской чёрт, – вишь, мы тебя грабим!

– Кто это? – в очередной раз поразился Вадим своеобразию населения местного побережья. – И почему Африкан?

– Африкан? – Василич задумался. – Да потому что настоящего имени его никто не знает. Здесь у него хижина в камнях. По-чёрному топится, потому у него и рожа такая.

– И кличка тоже, – снова загыгыкал Перец.

– И кличка, – согласился Василич.

На другом конце верёвки показалась круглая, с метр диаметром решётчатая клетка. Внутри неё со спокойным достоинством ждали своей участи шипастые тёмнобордовые с прозеленью крабы.

Василич удовлетворённо положил клетку на палубу и принялся выгребать оттуда живность.

Африкан наконец догрёб до катера и схватился за поручень. Перец молниеносным отработанным движением передал ему бутылку водки. Африкан буквально в движении отвернул у бутылки пробку, вставил горлышко в отверстие в щеке и, не открывая рта, сделал вдох.

Содержимое бутылки на треть уменьшилось.

– Василич, чертило, краба у меня возьмёшь, – странным голосом проквакал Африкан, свистя через дырку в щеке.

– Сколько?

– Да ящиков восемь…

Начался долгий и не очень понятный Вадиму торг. Ясно было, что часть платы за консервированного и уже упакованного в ящики краба Василич собирается отдать мукой, водкой, сахаром, компотом, тушёнкой, сгущённым молоком. Африкан булькал, брызгал слюной через дырку в щеке, матерился, божился, но затем высокие договаривающиеся стороны пришли к консенсусу, и промышленник с частью платежа за товар торопливо погрёб к берегу.

– Повезло, – вполголоса сказал Василич. – Мы первые успели. У Африкана лучшая снатка в этом заливе. Айда спустим лодку. Степан, приготовь Африкану товар. Перец, пойдёшь на берег, – он уронил взгляд на Вадима. – Пойдёшь с Перцем. Ящики таскать. И посмотришь, как Африкан живёт. Очень у него тут жилуха интересная.

Соловей кивнул:

– Да уж. Занятнее Африканова жилища здесь на триста километров нет ничего. Кстати, хочу заметить, что раньше, до всего, Африкан был в Оле милиционером.

– Ну да, – хмыкнул Степан, – вроде я помню что-то. Он с начальником милиции не поладил и потом забичевал.

– Ага, – зло усмехнулся Соловей. – «Не в преферанс, а в очко. И не выиграл, а проиграл».

Вадим уже давно заметил, что Соловей любит цитировать народные шутки, которых знал, наверное, невероятное количество. Так же как и всяких похабных песен, которые напевал в рубке.

– Ограбил он пьяного интуриста, штуки четыре «зелени» с него снял. Ну это дело житейское, с каждым бывает. А вот то, что он с начальником делиться отказался, было уже гораздо серьёзнее. Ну поделыцики его сдали, естественно, подручные шефа сапогами отмудохали, челюсть сломали, все рёбра – и вывезли на Атарган, в брошенный посёлок, помирать. Бичи его там выходили, правда, в щеке сквозной свищ образовался, тут уж они помочь ничем не могли. Дорога в посёлок ему закрыта была – при том начальнике, по крайней мере. Бичи же его научили краба ловить, а так как он в этом вопросе способный оказался, то дело у него и пошло. Зарабатывает он даже по поселковым меркам очень неплохо, вот только дороги ему в городскую черту нету. Есть у него здесь и ружьишко – нелегал какой-то, я на него глаза закрываю. Уж больно краб здесь вкусный получается. А жилуху ты его посмотри, она того стоит…

Лодка, которую Степан спускал на воду, тоже производила знатное впечатление. Была она сварена из двухмиллиметровых листов железа и отличалась очень красивыми обводами и замечательным ходом под вёслами. Вадим был поражён тем, какой скоростью обладало это кургузое с виду корыто. Ещё более он удивился, узнав, что мастер, построивший эту лодку, сделал её непотопляемой: в середине корпуса, дне и корме были устроены специальные герметичные полости с воздухом, которые не давали посудине затонуть, даже если она полностью наполнялась водой. Василич всё пытался рассказать историю жизни этого мастера, но за всеми другими историями никак не находилось времени. Вадим не сомневался, что она такая же, как и остальные байки Василича, – с многочисленными убийствами, пьянками, драками – и полностью выпадающая из так называемого правового поля Российской Федерации.

Впрочем, Вадиму казалось, что в этих местах никакого правового поля нету вообще.

Степан сгрузил в лодку оставшиеся ящики, мешки, сетки и банки, Вадим прыгнул на корму, и под сильными ударами вёсел лодочка поскакала к засыпанному огромными валунами берегу.

Африкан враскоряку, как краб, подскочил к лодке, схватил носовой конец и со стремительностью муравья выдернул железное корыто до середины корпуса. Вадим уже знал, что при приближении лодки к берегу надо быть готовым мгновенно выскочить из неё и подхватить с одного борта, а затем резким усилием выволочь её как можно дальше от уреза воды.

– Не уродуйся, – просвистел в свою щёку Африкан, – штиль, вишь ли. И вода уходит, отлив. Ну, пошли в мою берлогу чай пить…

Вадим уже был готов к тому, что обиталище Африкана – это что-то необыкновенное, но реальность потрясла его до глубины души.

Они поднялись по валуннику до самого подножия скального обрыва, возвышавшегося, наверное, не меньше чем на триста метров. Африкан подошёл к одной из расщелин, казавшейся особенно глубокой, и поманил гостей рукой. Расщелина в своём основании представляла собой грот, выбитый в скале волнами и льдом. Этот грот уходил вглубь скалы на семь-десять метров, а в самом его конце щель вновь расступалась на потолке и открывала бесконечно длинный путь наверх, образуя узенький, извилистый, но чрезвычайно эффективный дымоход. Пол грота частично был застлан досками, у задней стены стояли прочные широкие нары, заваленные волглыми ватными матрасами и кучей шерстяных одеял. В середине пола было оставлено широкое место, полностью свободное от дерева, и там из больших, размером в половину нормального письменного стола, камней был сооружён очаг. Очаг ещё дымился, Африкан кинул на угли горсть сухого мусора, и по стенам грота заплясали отблески пламени.

– В шторм тебя не захлёстывает? – спросил Перец, доставая из кармана водку. – Эту ж пещеру волнами выбило.

– Ну давно было. Я так понимаю, то ли море с той поры отступило, то ли берег поднялся. Люди здесь спокон веку жили. И пол этот в пещере уже до меня был, и очаг я только слегка подшаманил… Какие-то бедолаги, видно, на шлюпках бедовали. Но здесь и до них ещё люди жили. Вон, смотри…