Китай у русских писателей - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От выхода из ущелья до Пекина считается около 30 верст, но эта дорога не так оживленна, как бы надобно было предполагать, по близости такой населенной столицы в таком многолюдном государстве. Зимой, конечно, гораздо более движения, но проезжие принадлежат к соседней монгольской нации, и тогда степной верблюд с мерными размашистыми шагами встречается чаще, чем семенящий ногами ослик или неуклюжая повозка. Причину этого надобно полагать в том, что страна не так производительна для того, чтоб снабжать столицу своими произведениями; всякий обрабатывает землю только для того, чтоб кормиться самому; остаток он сбывает в города, лежащие по дороге, а Пекин, как мы сказали, продовольствуется извне – по другим дорогам с востока и запада. На последних кипит совсем другая жизнь. Зато в каждом из проезжаемых вами городков вас обдает страшная суета и толкотня. Сначала вы думаете, что этот народ высыпал смотреть на вас – ничуть не бывало! Это обыкновенные посетители городских улиц; проезжаете по деревне и удивляетесь, откуда взялось такое множество мальчишек; взрослые все заняты работами, только одни дети бегают по улицам, и по количеству их вы убеждаетесь, что рассказы об огромном народонаселении – не выдумка. Впрочем, в этой стороне больших деревень, встречаемых по дороге, отнюдь не более, чем в наших подмосковных губерниях; но не забывайте, что китаец избирает деревню больше для какого-нибудь промысла, что он любит селиться на том самом участке, который принадлежит ему; следовательно, во всех направлениях от деревни там и сям разбросаны еще отдельно стоящие домики. Однако ж глаз ваш не находит ничего отрадного вокруг себя. Местность кажется мертвенной, потому что здесь очень мало воды и дерев; притом вам часто приходится ехать в дорожной пади, между двух земляных стен, за возвышением которых идут поля. Путешественники не раз уже замечали с удивлением, что китайцы вынивелировали свои дороги и не затруднились просечь для этого горы, тем более прорыть земляные покатости. Не знаю, на сколько, однако ж, послужила в пользу такая система, т. е. облегчила ли она систему сообщения или только затруднила ее еще более. После сильных дождей на этих дорогах всегда страшная грязь, а часто случается даже, что они превращаются в русло реки; тогда сообщение прервано и самый край наводнен.
Но вот вы приближаетесь к Пекину! Местность принимает более оживленный вид, и вы всюду замечаете группы красивых рощ, самая дорога почти усажена деревьями, то и дело встречаются домики, попадаются какие-то памятники. Дело в том, что окрестности Пекина во всех направлениях покрыты кладбищами. О таких кладбищах, какие у нас, т. е. где на известном клочке земли помещаются друг подле друга могилы всех умирающих, в Китае, бедном землей, не имеют и понятия; там хоронят только самых бездомных бедняков и безвестных пришельцев. Если лицо сколько-нибудь побогаче, так кладбище одного его занимает пространства гораздо больше, чем даже одно из наших столичных кладбищ, а о княжеских, тем более императорских, кладбищах и говорить нечего: на них построились бы целые города. Так, недалеко от того ущелья, которое мы описывали выше, лежат кладбища императоров минувшей династии; они уже сокращены против прежнего своего объема, но тем не менее от начала их грани до первой только залы считается не менее пяти верст, и каких чудес нет по этой дороге! Вы встречаете по ней иссеченные из цельного камня фигуры слонов, верблюдов, людей и прочего, и все в колоссальных размерах; вы проезжаете мимо и торжественных ворот, и колонн, и обелисков египетских. Вообще в Китае богатые хотят пожить и по смерти; потому они стараются отвести себе местечко как можно получше и пообширнее, чтоб им было спокойно; обстраивают его различными зданиями, усаживают деревьями, между которыми белокорые кедры так гармонируют с идеей о загробной жизни.
Благодаря этим-то обстоятельствам ближайшие окрестности Пекина обставлены довольно красиво, но все-таки мертвенно, потому что пока не перевелся или не разорился род покойника, то от кладбища требуется, чтоб на нем было как можно более тишины. Один раз как-то потомок Конфуция, стерегущий его кладбище, был строго наказан за то, что на кладбище его предка пускали посетителей, которые протоптали дорожки по траве. Вот до чего простирается кладбищенский этикет!
Наконец, подвигаясь далее, вы усматриваете самый Пекин. Но что бы вы думали, вы усматриваете, собственно? Не более как одну башню с выгнутой кровлей и торчащими по бокам ее стен свесами, которые составляют как бы продолжение других, низших рядов крыш, – не более. Во всяком другом месте путешественник волей или неволей обязан рассказать о впечатлении, произведенном на него тем городом, к которому он подъезжал. Кто не умеет распространяться при описании оживленной картины или панорамы, ему представляющейся, тот должен непременно проситься, чтоб его послали путешествовать в Китай; он может быть спокоен, что все 1500 городов китайских не заставят его задуматься над описанием при приближении к ним; все эти 1500 городов, а равно еще большее число замечательных местечек закрыты от докучливых глаз стенами, из-за которых вы ровно ничего не видите. Не подумайте, что, если бы вы подъезжали к Пекину с другой какой-нибудь стороны, то он открылся бы пред вами живописнее; нет, всякая дорога привела бы вас непременно к какой-нибудь башне, возвышающейся над воротами, чрез которые вы должны въехать в столицу, или, иначе: дороги, разумеется, не тропинки, проведены только к башням и воротам. Ну над такой архитектурой, как эти башни,
