Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

В трех верстах стоит казачий пост Надзорный, крутизною берега, глубиною вод и непролазной густотою леса защищенный от нападений, которых потому, обыкновенно, там и не ожидали. Несколько человек из предосторожности отделились, однако, в ту сторону, но скоро вернулись; на посту тихо: казаки спят, не чуя беды. Теперь всадникам оставалось проскакать расстояние верст в восемь – десять, и хутора, захваченные врасплох, не успеют ниоткуда получить помощь.

Как тени, едва касаясь земли, беззвучно неслась шайка, обогнула Недреманную гору, проскакала мимо сельца Николаевка, с ее фантастически и мрачно выделявшейся на темном ночном небе высокой белой колокольней, и стала сдерживать коней; впереди, на одном из привольнейших займищ, посреди купы больших развесистых, но теперь оголенных деревьев, белели чистые, опрятные домики. Это был хутор братьев-однодворцев Мясоедовых.

Горцы подскакали к воротам, но те были на крепких запорах; хищники повалили плетень и среди злобного лая громадных сторожевых собак вскочили во двор. В доме замелькали тревожные огоньки, чья-то белая растрепанная фигура показалась на крыльце, раздался крик ужаса – и огни мгновенно потухли. Черкесы выломали двери, ворвались в горницу, но там уже никого не было; все, что было живого в доме, залезло в густой колючий терновник, подходивший к самому хутору.

Горцы сообразили, однако, куда могла укрыться добыча; они оцепили кусты, спешились – и начались розыски. Первый попавшийся на глаза, Борис Мясоедов, был изрублен в куски, его жена с тремя малютками и две маленькие девочки брата Борисова, Парфена, были захвачены в плен, сам же Парфен и его жена с двумя остальными детьми спаслись непостижимым чудом: они забились в самый куст терновника и не были замечены горцами.

Разграбив дом, шайка ударила было на соседний хутор Мосолова, лежавший всего в двух верстах. Но время близилось к рассвету, и хищники, удовольствовавшись тем, что отхватили здесь небольшой косяк лошадей, той же дорогой, тем же лесом пронеслись опять до Кубани. Счастливый набег не стоил им ни одного зерна пороха.

Только под утро и Парфен Мясоедов, и Мосолов, оправившиеся от страха, прибежали в Надзорный пост и дали знать о случившемся. Вспыхнул маяк, промчались казачьи резервы. Но поправить дела уже было невозможно. Хорунжий Серов доскакал до самой вершины Урупа, но хищники были уже далеко.

Прошло десять дней, и новая шайка человек в пятьдесят появилась в степи, у хуторов Григориополисской станицы. Один из хуторов стоял на реке Терновник, верстах в десяти от Кубани, и там жил отставной казак Гаврило Максимович с женой и работником. Как на грех, перед вечером приехали к нему на хутор погостить еще однодворец Кохарев и казак Бомбардин с двенадцатилетним братом и шестилетней дочкой. Все, по обыкновению, заснули рано, а в самую полночь внезапно налетели горцы… Первый, привлеченный на крыльцо шумом, Кохарев был убит, остальные захвачены в плен, хутор разграблен, и горцы убрались за Кубань.

Следствие выяснило, однако, что не без вины в этом деле были и секреты, и начальник ближайшего Терновского поста. Дело в том, что двое рядовых Навагинского полка, лежавшие в секрете, слышали и порсканье плывших лошадей, и шуршанье сухой травы, но вместо того, чтобы выстрелом поднять тревогу, оба они бегом пустились с известием на пост, которым командовал тогда зауряд-хорунжий Важирин. Последний поскакал искать хищников не в степь, куда они прошли, а на то место, где лежал секрет; здесь даже следов не было найдено, и Важирин, вообразив, что секрету почудились черкесы, не осмотрев даже близлежащего леса, спокойно воротился домой. Был уже белый день, когда к нему прискакал казак от сотника Иноземцева с известием, что один из разъездов наткнулся на разоренный хутор, свидетельствовавший явно о недавнем ночном посещении его черкесами, и что Иноземцев уже поскакал в преследование. Тогда только выехал и Терновский пост, но и следов горцев уже не было.

Не всегда, конечно, удавалось уходить черкесам, не расплатившись за хищничество, и случалось, что небольшое количество казаков жестоко наказывало сильнейшего врага. Недолго спустя после разгрома хутора Максимовича восемь человек черкесов осторожно, из-под ветра, подъехали к Усть-Лабинской станице и как раз наткнулись на выезжавший из нее разъезд Кубанского полка из девяти казаков, под командой хорунжего Кошелева. Внезапность не озадачила, однако, ни тех ни других; противники, равные мужеством, бросились в шашки, и ни один черкес, ни один казак не подумал выхватить из чехла винтовку. Рукопашный бой кончился поражением горцев; четверо из них остались на месте, оружие и лошади их достались победителям. Из числа казаков ранены трое – и все холодным оружием.

Так изо дня в день в вечной тревоге проходила жизнь на правом фланге. Кордоны, по мнению самого начальства, были бессильны предохранить край от угнетающих его бедствий, хотя бы они и отличались идеальной исполнительностью.

«В кордоне, заведуемом командиром Кубанского казачьего полка майором Степановским, – доносил Ермолову Сталь, – видна его деятельность и осторожность, но нет никакой возможности защищать разбросанные по разным местам хутора, когда известия о хищниках всегда получаются поздно».

Но все тревоги 1821–1822 годов бледнеют перед теми, которые грозили впереди.

XXVI. ТРЕВОГИ 1823 ГОДА

(Темижбекские хутора и Круглолесск)

Для правого фланга Кавказской линии 1823 год был годом тяжелых испытаний. Набеги затихли, но уже с конца предшествовавшего года по городам, станицам и казацким хуторам вновь распространился, на этот раз упорный, настойчивый слух о намерениях черкесов большими массами ворваться в русские пределы и дотла опустошить пограничные земли. И слух был не напрасен. Давно уже побежденные кабардинцы, поставленные перед жестокой дилеммой – или покориться России и поселиться на кабардинской равнине, или же покинуть родную землю и уйти за Кубань, – употребляли все силы, чтобы возжечь среди соплеменных и единоверных черкесов пламя ненависти к победителям, не раз уже депутаты их ездили по всему Закубанью, прося помощи. И теперь на собравшемся по этому поводу общем совещании черкесов было решено совокупными силами освободить от чужеземного владычества Большую Кабарду и отомстить России полным разгромом линии. Турецкий паша в Анапе употреблял, со своей стороны, все меры, чтобы поддержать в черкесах такое благоприятное для мусульманства расположение, обещая помощь; турецкое золото играло за Кубанью ту же роль, что персидское в Дагестане, с той лишь выгодной для Турции разницей, что она была несравненно тороватее Персии. Над линией готова была разразиться жестокая военная гроза. Предстояло иметь дело уже не с отдельными хищниками и не с мелкими партиями, главное стремление которых было поживиться на счет казаков, – вставал весь воинственный народ, чтобы отстоять свою полудикую вековую независимость и чтобы отомстить за попранные, как им должно было казаться, права, за поруганные святыни и самобытные обычаи.