Путь эльдар: Омнибус - Энди Чемберс

Улыбка Пестрого зачахла, когда он понял, что Вект разгадал его обман. Нельзя было сказать, что у арлекина вовсе не было ресурсов — остальные члены его труппы пришли бы или, скорее, могли бы прийти, если бы он их вызвал. Пестрый не сделал этого, потому что на фоне столь грандиозного события, как Разобщение, поразившее Комморру, они были бы так же эффективны, как наперсток воды в лесном пожаре. Не говоря уже о том, что вряд ли в труппе нашлось бы много арлекинов, питающих столь же большой энтузиазм к спасению темных сородичей от самих себя, как Пестрый.

Он видел, что тиран лукаво ухмыляется, явно понимая его дискомфорт. Тиран Комморры как будто читал его мысли, хотя был заведомо неспособен на такой подвиг. Арлекин в извиняющемся жесте развел руками.

— Не все ненавидят Комморру и жаждут ее падения, — сказал Пестрый.

— Но большинство, — парировал Вект. — Присылают ли искусственные миры свои соболезнования, предлагают ли мне помощь? Нет. Скорбят ли экзодиты по нашим утратам? Нет — они бы даже возрадовались, если бы узнали о них. Чувства наших многообразных отсталых собратьев в остальной части вселенной, как и всегда, остаются не относящимся к делу вопросом. Комморра в них не нуждается, и я бы в любом случае отказался от любых попыток завязать отношения — или, скорее, принял бы их и обратил бы в рабство всех жеманных идиотов, которые явились бы сюда, чтоб лить фальшивые слезы примирения. Комморра стоит особняком, как это было всегда, и я уничтожу любого глупца, который проповедует иное.

— Таково ваше право как верховного властелина, в соответствии с диктатами, которые вы издали после восхождения к власти, — печально согласился Пестрый. — Верность ваших подданных должна не вызывать никаких сомнений.

— Именно так, — Вект пронзил арлекина безжалостным взглядом. — Ты относишься к этим словам, как к приговору, но знаешь, что говоришь правду. В то время как другие могут рыдать, сжиматься в страхе или заламывать руки посреди катастрофы, я живу такими временами, которые бросают мне вызов. Вот почему я правлю — потому что я выдержу все, и город выдержит вместе со мной, неважно, какую цену придется заплатить.

Тиран на миг погрузился в безмолвие, а потом неожиданно наградил арлекина обезоруживающей улыбкой. Пестрый больше поразился этому зрелищу, чем всему, что видел до этого. С того самого момента, как явился арлекин, Вект разыгрывал из себя чудовищного тирана. Теперь он улыбался, как будто все это было утомительным, но необходимым притворством между двумя закадычными друзьями.

— Ты сослужил большую службу мне и моему городу, немало рискуя собой, — доброжелательно сказал Вект. — Теперь скажи мне, чего ты хочешь в награду.

Превращение было настолько полным, что у Пестрого немного закружилась голова. Арлекин почувствовал, что его сейчас ждет куда более опасная ловушка, чем любая из тех, что таились в их беседе до этого. Хладнокровный и грозный тиран — одно дело, неожиданно щедрый правитель — совсем другое. Пестрый всегда гордился той мерой безрассудной храбрости, которой был наделен, но на этот раз он инстинктивно отказался от того, чтоб требовать какую-то награду. Вект мог взять любую просьбу и исказить ее, превратив в какое-нибудь ужасное преступление или ироническое наказание по своей прихоти.

— Я прошу лишь разрешения свободно передвигаться по городу, чтобы я мог расследовать больше, — улыбнулся Пестрый и снова поклонился, взмахнув рукой. Вект на миг как будто задумался, взвешивая просьбу, и ответил:

— Хорошо. Однако я не предоставлю тебе ни транспорта, ни защиты за пределами Центрального пика. Ты можешь присоединиться ко мне и последовать за Валоссианом — он прямо сейчас продвигается вглубь Горы Скорби — или оставаться здесь, пока город не станет чуть безопаснее.

В глазах верховного властелина блеснула злобная насмешка, и Пестрый понял, что, по мнению Векта, оставаться на Центральном пике — это последнее, о чем ему сейчас следует думать.

— Ваше верховное и всеподавляющее величество, я жажду отправиться в путь, дабы не беспокоить более вашу монументальность, — сказал Пестрый и принял героическую позу. — Я иду, чтобы разыскать наших врагов, где бы те не затаились.

— Враги везде, — отозвался Вект и взмахнул рукой, освобождая арлекина. — Мудрость в том, чтобы знать, кого из них истребить первым.

Глава 6

ДВОР КОРОЛЯ ТЕНЕЙ

Проскальзывая боком сквозь трещины и расщелины в реальности, Кхерадруах выполз из костницы, наполненной черепами. Руководствуясь своими измененными чувствами, он шел по следу неправильности, которая просачивалась в его логово. Его приветствовали смятение и анархия, миллиард расколотых лезвий иных реальностей, корчащихся в восхитительной муке. Раздувая ноздри и пробуя воздух языком, Обезглавливатель попытался найти смысл в этой сумятице.

Аэлиндрах менялся, его колеблющиеся границы расползались наружу, чтобы охватить новые территории. Многие из старых охотничьих угодий уже влились в древнее сердце царства теней, нарушив его спокойное ледяное совершенство своей дерзкой новизной. Мандрагоры и их сородичи метались по раздутому царству, с нечестивым рвением убивая один другого, там и сям трепетала стенающая добыча со столь слабыми искрами жизни, что цена ей была не выше, чем у пепла.

Среди всего этого Кхерадруах разобрал чуждый запах. Это был запах чего-то, что не было ни добычей, ни мандрагорой, искры жизни из внешнего царства, странствующие в Аэлиндрахе. Кхерадруах был достаточно заинтригован, чтобы отправиться на их поиски. Побочные течения и глубинные потоки будто сговаривались, чтобы смыть запах, но Кхерадруах был неутомим. Он нашел добычу, которая верила, что она не добыча, недалеко от границы внешнего мира. Она была загнана в угол, вокруг уже кружили охотники-мандрагоры — лишь одна стая, приближающаяся, чтобы убить. Обезглавливатель скрылся глубоко в тенях и наблюдал невидящими глазами, как развиваются события.

Вой, от которого стыла кровь в жилах, прорезал тьму, и издалека донесся ответный клич. Ксагор невольно задрожал при этом звуке. Это было нечто звериное, крик, в котором сливались голод и ярость, вырываясь на волю из глоток тех, кто их преследовал. Они уже приближались. Хозяин выбрал место, чтобы дать им бой — расщелину, похожую по форме на гроб, с узким входом. Другого выхода, кроме того, через который они сюда проникли, не было, и это, как Беллатонис уверенно сообщил Ксагору, означало, что преследователям придется атаковать их в лоб. Ксагор бы предпочел место, где имелся бы путь к отступлению, но был достаточно умен, чтобы придержать язык.

Время медленно ползло в холодной тишине, а Беллатонис и Ксагор выжидали. Они стискивали оружие, с которым пришли в Аэлиндрах, словно талисманы. Гемункул держал длинный нож и осколочный пистолет, напоминающий часть скелета — когда-то излюбленное оружие Харбира, в то время как у Ксагора была гексовинтовка с тяжелым стволом, которую он подобрал на руинах Нижнего Метзуха в начале Разобщения. Это был довольно скудный набор вооружения против враждебных мандрагор, но, по крайней мере, Ксагор доверял своей гексовинтовке. Он видел, как ее мутагенные снаряды разрывают на части даже пропитанную варпом плоть демонов. Он говорил себе, что скрытные мандрагоры скоро научатся бояться ее укуса.

Тонкая пленка изморози начала расползаться по всем поверхностям, и тихий трескучий звук ее распространения в этом замкнутом пространстве звучал также громко и зловеще, как шаги. Черная тень вдруг мелькнула поперек входа, и Ксагор крепче сжал свое оружие. Силуэт появился снова, и развалине показалось, что он мельком углядел острые как иглы зубы, оскаленные во тьме снаружи. Он инстинктивно выстрелил. Силуэт исчез так быстро, что на миг он счел его всего лишь плодом своего воображения. Потом снаружи раздался шипящий мучительный крик, который становился все громче, пока вдруг не оборвался.

— Хороший выстрел, Ксагор, — тихо пробормотал Беллатонис, — одного ты прикончил. Теперь забирайся вон в тот угол, как я тебе показывал.

Ксагор подчинился и втиснулся в один из уголков их крошечного редута, откуда уже не мог разглядеть вход. Мудрость гемункула подтвердилась мгновением позже, когда входное отверстие захлестнули вспышки холодного огня. Воздух и так был морозным, но теперь температура резко упала, и он высасывал саму жизнь. Если бы гибельный огонь мандрагор задел живую плоть, то она бы разлетелась в куски, подобно стеклу.

Беллатонис выпрыгнул из укрытия и несколько раз выпалил из пистолета, не тратя времени на прицеливание. Гемункул полагался на злобный вой несущихся осколков, который заставил бы врагов снаружи отступить назад. Долей секунды спустя Ксагор, как зеркало, повторил его движение и шагнул вперед с гексовинтовкой наперевес. Он напряг чувства, чтобы проникнуть сквозь клубящиеся тени и найти цель, но его зубы так громко стучали, что он едва мог сфокусироваться. В глубокой черноте мелькнуло движение, которое привлекло его взгляд, и развалина почти вслепую выстрелил в том направлении, прежде чем метнуться обратно в безопасный угол.